IV

В этот же вечер мы зашли к Петру Харитоновичу.

— Могу ли я видеть вашу так называемую сыскную полицию? — с улыбкой спросил его Холмс.

— Конечно, — ответил тот. — Прикажете позвать их сюда? — спросил Хромых.

— А много ли их?

— Штат невелик — всего двое.

— В таком случае я жду их, — кивнул головой Холмс.

Хозяин вышел и через двадцать минут возвратился в сопровождении двух обыкновенных приисковых рабочих.

Попросив хозяина выйти, так как Холмсу хотелось остаться лишь со мною и сыщиками, он приступил к расспросам.

Из слов этих двух людей Холмс узнал, что управляющий скупает золото лишь у двух рабочих, которые в свою очередь скупают краденое золото у всех остальных, меняя его на спирт, получаемый от управляющего. Однако делается это так осторожно, что подкопаться с прямыми уликами под управляющего нельзя никак. О количестве сбываемого рабочими краденого золота можно догадываться лишь по числу пьяных. Сначала думали, что золото сбывается спиртоносам, но потом выяснилось, что вблизи прииска нет ни одного спиртоноса, а между тем рабочие чаще бывают пьяными, чем на других приисках.

Дальнейшие исследования привели к тому, что по всей видимости краденое золото собирали двое из рабочих, но делалось это так ловко, что об этом можно было лишь догадываться по тому обращению, слегка заискивающему, с каким остальные рабочие относились к этим двум. Заметить же, как они принимали золото и заменяли его спиртом, не представлялось никакой возможности.

Поэтому — то против них и не могло быть прямых улик.

Несколько повальных обысков не привели ни к каким результатам.

Между тем было замечено, что эти двое рабочих находятся в фаворе у управляющего и часто посещают его.

Управляющий же и не думал скрывать своего пристрастия, объясняя его тем, что названные рабочие ведут себя хорошо, работают лучше всех, не пьют и имеют хорошее влияние на остальных, умело улаживают разного рода мелкие столкновения между рабочей массой и администрацией, без которых не обходится обыкновенно ни один сезон тяжелой приисковой жизни.

Холмс с глубоким вниманием слушал даваемые объяснения.

— Вы говорите, что по количеству пьяных и истребляемого спирта можно судить о приблизительном количестве сбытого ворованного спирта? — спросил он, дослушав рассказ до конца.

— Да, — ответил один из сыщиков. — Мы ведем строгую запись.

— Почему же администрация не насядет с допросом на тех, кто чаще всех бывает пьян?

Сыщики переглянулись с усмешкой.

— Приисковый рабочий скорее даст себя повесить, нежели выдаст источник, откуда он достает запрещенный напиток, — ответил один из них.

— Прекрасно, — произнес Холмс. — А сколько, по вашему предположению, ворованного золота должно было скопиться у управляющего?

— По нашему подсчету, по сегодняшний день, у него должно быть приблизительно пуд восемь фунтов. Но, вероятно, у него найдется немного больше, так как за каждой бутылкой спирта уследить невозможно.

— Когда уезжает Сельцов?

— Через три дня. Завтра прекращаются работы на прииске и отправляется караван с добытым золотом, а Сельцов задержится на два дня для окончания отчетности и выдачи рабочим их книжек.

На этом разговор наш окончился.

V

Выйдя от Петра Харитоновича, мы прошли к себе на квартиру. Шерлок Холмс долго ходил молча взад и вперед по комнате, погруженный в свои мысли.

— Нет, он не доверит такого количества золота другому, — произнес он наконец, останавливаясь у окна. — Он одинокий, близких людей с ним нет, и он теперь или позже должен вывезти свое сокровище им. Вопрос лишь в том: повезет ли он его теперь с собою или запрячет для того, чтобы приехать за ним позже.

— Я думаю, что последнее вернее, — согласился я.

— Это зависит от того, насколько он осторожен. Вор всегда чувствует, что за ним следят, — ответил Холмс. — И я даю голову на отсечение, что Сельцов сознает, что за ним есть надзор, тем более что он уже подвергался обыскам. Только он слишком надеется на свою ловкость. Если это так, то он постарается захватить золото с собой теперь же, так как прекрасно сознает, что проследить его вторую поездку не так трудно. Кроме того, поездка на прииск после работ возбудит подозрение, а скрыть ее невозможно, так как, несмотря на прекращение работ, на прииске остаются люди, которые во время безделья скорее заметят каждого прибывшего, нежели среди разгара и сутолоки сезона.

С этим выводом я не мог не согласиться.

С этого часа мы стали терпеливо ждать.

День и ночь мы по очереди сторожили Сельцова, не спуская с него глаз, от которых он скрывался лишь тогда, когда запирался у себя в квартире.

На следующий день с прииска уехал караван с золотом и хозяин.

Перед отъездом он открыл приисковому уряднику наше инкогнито, попросив его действовать с нами и оказывать Холмсу всяческое содействие.

Прошел еще день.

В доме управляющего шли приготовления к отъезду.

К подъезду его квартиры был подан его собственный просторный возок с кожаным фордеком, в который постепенно выносились его вещи.

— Нам надо сделать вид, что мы уезжаем, — сказал под вечер Шерлок Холмс.

Он долго о чем — то совещался с урядником.

Мы зашли к управляющему, поблагодарили его за гостеприимство и заявили, что сегодня покидаем прииск.

— Мы могли бы поехать вместе? — предложил управляющий.

— О, нет, благодарю вас! — ответил Холмс. — Я и то не могу себе простить, что задержался на сегодняшний день.

Едва уловимая усмешка скользнула по губам управляющего.

Выйдя от него, мы тотчас же приказали заложить экипаж и через два часа уже выехали с прииска вместе с урядником.

Но лишь только мы отъехали от прииска восемь или десять верст, как Холмс приказал кучеру свернуть по первому попавшемуся проселку в сторону, и через четверть часа мы углубились в густую тайгу.

— Пусть он проедет вперед! — пояснил Холмс. — Нападение сзади всегда бывает удачнее. Мы нагрянем на него в тот момент, когда ему будут перепрягать лошадей на первой станции, и вряд ли самый обыкновенный обыск, произведенный с вниманием, не даст должного результата.

Раскинувши войлока и закутавшись в теплые одеяла, мы переночевали эту ночь в лесу и встали с рассветом.

Солнце, вероятно, уже взошло, но под угрюмой тенью тайги было еще почти темно.

VI

Наш бивуак, очень похожий на разбойничью засаду, находился всего в двухстах или трехстах шагах от большой дороги.

Поэтому среди гробовой тишины тайги до нас долетали малейшие звуки, не говоря уже о грохоте колес или топоте лошадиных копыт. Оставив лошадей в лесу, мы трое пробрались поближе к дороге и засели в густом кустарнике, так что могли видеть все, что происходит на проезжем тракте.

До часу дня все было тихо.

Но вот, наконец, мое ухо различило какие — то отдаленные звуки.

Взглянув на Холмса, я увидел, что он насторожился. Звуки постепенно росли и расширялись, пока, наконец, не послышался ясно грохот мчавшегося экипажа и топот копыт.

Через несколько минут мимо нас промчалась тройка.

На облучке сидел кучер, в кибитке управляющий.

Развалившись в беспечной, равнодушной позе, он, казалось, дремал, облокотившись спиной на задок.

В нашу сторону он даже не взглянул.

Судя по его внешнему виду, никогда нельзя было бы сказать, что совесть его чем — нибудь запятнана.

Лишь только его коляска отъехала по нашему расчету версты на две, как Шерлок Холмс кинулся к нашему экипажу, сделав нам знак следовать за собой.

Вскочив в экипаж, мы помчались что есть духу за исчезнувшим управляющим, боясь опоздать на станцию, на которой он должен был перепрягать лошадей.

Версты мелькали за верстами.

Наша тройка описала крутой полукруг, и из — за леса показались постройки станции.

С ужасом заметили мы, что тройка управляющего уже кончает перепряжку.