— Если бы вы видели, Ватсон, с какою ненавистью взглянул он на Максима Васильевича, когда тот вошел в магазин вместе с чинами сыскного отделения. Я уверен, что взгляд этот не предвещает ничего доброго и он, так или иначе, постарается отомстить ему.

— По всей вероятности! — согласился я.

— Поэтому нам не следует упускать его из виду ни на одну минуту.

— То есть?

— Мы тотчас же должны засесть на наш наблюдательный пункт.

— Я готов, — произнес я.

— В таком случае заменим снова наши костюмы. С этими словами Холмс открыл свой чемодан, вынул из него два сильно потертых костюма и подал один из них мне, проговорив:

— Парики и грим находятся в саквояже.

Через несколько минут мы преобразились настолько, что ни один из наших лучших знакомых не смог бы узнать нас.

В черных, слегка взъерошенных париках и в поношенном сильно платье мы походили на каких — то полухулиганов. Оставалось самое трудное: выйти из гостиницы, не возбудив против себя подозрения прислуги.

Это было не так — то легко, так как вид наш был слишком непрезентабельный и появление полуоборванцев в такой роскошной гостинице, как Большая Московская, не могло пройти незамеченным.

Однако Холмс нашелся и тут.

Среди его платья нашлось два довольно приличных пальто и две мягких английских шапки.

Надев на себя это одеяние, мы стали довольно приличны. Затем, захватив в карманы рваные, засаленные картузы, мы вышли из номера.

Но и этот вид показался подозрительным старшему швейцару.

— Откуда? — грубо окрикнул он нас.

— Из номера пятьдесят третьего! — не задумываясь ответил Холмс. — От английского подданного Холмса.

Этот определенный ответ, видимо, успокоил швейцара.

По всей вероятности, он, знавший о настоящей профессии Холмса, принял нас за нужных ему людей, и мы свободно вышли на улицу.

В одном из глухих переулков мы незаметно переменили наши шляпы на рваные картузы и слегка замазали грязью пальто.

И только приняв такой вид, мы направились к трактиру, служившему нам наблюдательным пунктом.

Было не более пяти часов дня, когда мы наконец заняли свои места.

X

Сидя у окна, мы впивались взорами в окно книжного магазина.

Несколько раз Гаврюшка подходил к окну, и я заметил по его лицу, что он чем — то сильно озабочен.

Сидя за чаем, мы поддерживали для вида беззаботный разговор и кое — как дотянули до семи часов.

Едва только стрелка моих часов остановилась на семи, как дверь трактира отворилась и в зал вошел Фомка.

Вид у него был озабоченный и пасмурный.

Подойдя к половому, он заказал чай и сел за столик в самом дальнем углу, повернувшись к нам спиной.

Через несколько минут мы заметили, что Гаврюшка в сопровождении двух служащих вышел из магазина и стал его запирать. Проделав эту операцию, он подозрительно огляделся по сторонам и, сказав что — то служащим, юркнул в трактир.

Он сразу заметил сидящего в углу Фомку и прямо подошел к нему.

Затем, убедившись, что на них никто не смотрит, он наклонился к Фомке, что — то прошептал ему на ухо и, быстро выйдя из трактира, скрылся среди сновавшей взад и вперед публики.

Подождав несколько минут, Фомка расплатился и в свою очередь вышел из трактира.

В ту же минуту мы последовали за ним.

Дойдя до Страстного монастыря, Фомка вскочил на конку, идущую к Устинскому мосту.

Взяв извозчика, мы приказали ему ехать потише, не теряя конки из виду.

Доехав до Яузы, Фомка соскочил и вошел в один из скверных трактиров, расположенных на берегу этой вонючей речонки.

— Нам следует подождать его здесь! — произнес Холмс. — Наше появление может возбудить его подозрение.

Между тем тьма надвигалась все больше и больше, и нам пришлось порядочно — таки приблизиться к трактиру, чтобы не упустить из виду Фомки, когда он станет выходить.

Где — то на колокольне пробило девять часов.

Немного спустя на пороге трактира появилась знакомая нам фигура Гаврюшки.

Осторожно оглянувшись по сторонам, он вошел в трактир и через минуту снова появился на улице в сопровождении Фомки.

Повернув направо, они направились вдоль берега реки, и мы, пользуясь полным отсутствием фонарей в этом месте, неслышно двинулись за ними.

Так прошли мы несколько сот шагов и наконец очутились в совершенно глухой и пустынной местности.

С трудом различали мы фигуры Гаврюшки и Фомки, шедших молча впереди.

Но вот, наконец, они остановились и тихо стали спускаться с берега к самой реке.

— Ползите! — шепнул Холмс.

Распластавшись на земле, мы, словно змеи, неслышно сползли вниз и подползли к ним шагов на двадцать пять.

Ночная тьма способствовала нам. Гаврюшка о чем — то говорил Фомке, и до нас долетали лишь отрывки тихо произносимых фраз.

— Завтра… не упущу проклятого… вот — вот… «Петергоф»… ты подделай руку под Ефимова…

Иногда он яростно рычал, и видно было, что он не на шутку беснуется.

Фомка отвечал коротко и односложно, совершенно хладнокровным тоном.

— Значит, завтра в три часа в «Петергофе»… — донеслось до нас.

Затем они снова заговорили очень тихо, и мы услышали лишь конец их разговора:

— Все разбежались… ну, да это и хорошо! Пущай ищут свидетелей!

Пошептавшись еще о чем — то, они поднялись на берег.

XI

— Итак, дорогой Ватсон, до завтра. В три часа дня мы, вероятно, увидим в ресторане «Петергоф» что — нибудь любопытное.

Противники наши скрылись, и мы не преследовали их дальше.

Возвратившись в город, мы прямо направились к Клюкину.

— Вероятно, принесли что — нибудь новенькое? — спросил он, встречая нас.

— Я не хочу предупреждать события, — ответил Холмс, улыбаясь, — и пришел только для того, чтобы попросить вас кое о чем.

— Я вас слушаю.

— Завтра вы, вероятно, получите, в том или другом виде, какое — нибудь известие, относящееся к ресторану «Петергоф». Кто бы вам ни говорил или ни писал про него, будьте настороже и ничего не предпринимайте и никуда не уходите, не предупредив меня тотчас же.

— Это все? — спросил Максим Васильевич, улыбаясь.

— Пока да. Относительно же Гаврюшки и Семенова, я рекомендую вам сейчас же распорядиться, чтобы все грузы, посланные ими куда бы то ни было, были задержаны в дороге.

— Я это уже сделал, — ответил Максим Васильевич.

— Вот это прекрасно. Это будет только лишним доказательством против них. Впрочем, вряд ли после завтрашнего дня потребуется большего.

Поговорив еще несколько минут, мы простились с Максимом Васильевичем и удалились домой.

Швейцар, видевший нас уже раньше в таком виде, пропустил нас беспрепятственно.

Войдя в номер, Холмс стал быстро переодеваться в приличный костюм, посоветовав мне сделать то же самое.

Ничего не понимая, я исполнил все, что он ни говорил мне, и вскоре мы были совершенно готовы.

Снова вышли мы из гостиницы, и, подозвав извозчика, Холмс приказал везти нас в ресторан «Петергоф».

Зал был полон, так как было уже немного за полночь, и мы едва отыскали свободный столик.

Заказав легкий ужин, мы принялись за еду, но по глазам Холмса я видел прекрасно, что еда служила ему лишь предлогом.

Прошло около получаса, как вдруг я увидел в двери, ведущей в коридор с кабинетами, промелькнувшую фигуру Гаврюшки.

В тот же момент Холмс кинулся за ним.

Возвратясь через минуту, он спокойно сел за стол, тихо проговорив:

— Ну, теперь не уйдут от нас.

Ресторан уже закрывался, и мы, не дождавшись ничего, вместе с остальными ужинавшими вышли на подъезд.

Одновременно с нами вышли и Гаврюшка с Фомкой.

Мы видели, как они сели на извозчика и быстро умчались.

Позвонив снова в ресторан и подождав, пока швейцар отворит дверь, Холмс что — то шепнул ему, и нас впустили обратно.

Сунув в руку швейцара 10–рублевую бумажку, мы в сопровождении его прошли коридор и вошли в один из кабинетов.