Викторину, хотя она и походила на старую клячу, Исидор любил. Она была старше землекопа на десять лет. Она принесла ему, кроме трехсот пятидесяти франков сбережений, еще маленького мальчика, неуклюжего, слабого и смешного, отпрыск какого-то бедняги, уехавшего куда-то далеко, на Мадагаскар.

Тот сошелся в первый раз с Викториной на шестом этаже меблированных комнат, на улице Буланже. Этот бедняга, такой же безобразный, как его любовница, наводил вокруг себя, как и она, скуку. В то время как она ходила ежедневно шить, он занимался продажей курток и брюк в "Экономном Работнике". Они виделись на лестницах, шептались в узких проходах. Это была молодость, это была любовь. Дыхания их смешивались, они дрожали под узкими одеялами. И, когда Август Кюлон уехал на колониальном судне, Викторина почувствовала горечь утраты. Она воспитала маленького Эмиля, происхождение которого она не скрывала: она этим гордилась. Это была легенда печальная и благоговейная. Когда Викторина встретила Пурайля, она рассказала ему все так, что в конце концов сама этому поверила. Рассказ понравился землекопу. Он его развил. Эмиль сделался сыном графа, убитого на Мадагаскаре отравленной стрелой, когда он сражался во главе французских войск.

Однако, испытывая муки ревности к прошедшему, Исидор оправдывал графа; это был важный барин, безработный и расточительный, у которого ростовщики расхитили все его богатство. По мере того как Пурайль укреплялся в легенде, его любовь росла. Викторина на первых порах замужества была предметом нежности Пурайля и раз навсегда сделалась идеалом его чувственности. Он приобщился через нее с людьми высшими; он никогда не чувствовал себя ровней с Викториной.

— Ты думаешь о своем типе, — ворчал он по вечерам.

Она никогда не отрицала этого, покашливая, вместо всякого ответа,

Хотя Исидор любил мать, но он ненавидел маленького. Эта ненависть была благоговейна. Хотя он издевался, хотя он изливался в ругательствах, но всегда с удовольствием говорил: "это сын графа". Со временем его пыл остыл. Он был из тех людей, любовь которых кратковременна. Исключая припадков похотливости, повторяющихся все реже и реже, он не выходил больше из алкогольного тумана. Его ничтожная жизнь проходила в кабаке, где он напивался каждую субботу и каждое воскресенье. Так как он в пьяном виде был очень весел, распевал песни и к тому же был кривоног, он обращал на себя внимание уличных мальчишек и девчонок. Он часто возвращался домой с вымазанными навозом глазами, с привязанными на спине кастрюлькой, костью, мышью, иногда его шляпа была вымазана испражнениями. Это приводило в отчаяние Викторину. Ее культом были порядок, чистота и бережливость. Она осыпала ругательствами пьяницу. Когда он бывал очень пьян, он ее не слушался; когда он был в веселом настроении духа, он смеялся. Но бывали дни, когда под влиянием алкоголя он колотил Викторину, давал оплеухи сыну графа. Он не дрался больно, его собственные крики приводили его в хорошее настроение. После потасовок, он засыпал. Появление на свет Фифины значительно уменьшило давнюю ревность Пурайля, гордого тем, что он напек хлеб в той же печке, что и граф.

После пятнадцатилетнего замужества, Викторина оплакивала свои деньги, растраченные Пурайлем в кабаке. Она, однако, приняла свои меры, чтобы пополнить дефицит. В маленьком, ветхом домике, она содержала крохотную лавченку, где можно было найти мелочные товары, конфеты, бисквиты, серьги, резиновые мячики, хлысты, волчки и несколько коробок простых игр. Выгода от торговли была достаточно мала, но зато и расходы были малы. Викторина бралась за все работы, в том числе и за стирку белья; она знала время, когда нужно заготовлять картофель, покупала самого плохого качества рис, фасоль и кофе, она варила такие супы, которые наполняли желудок, но тяжело переваривались; рано утром она бежала покупать хлеб в лавочку, где он был дешевле, чем у булочников; у нее можно было достать по дешевой цене цикорий. Как хороший пьяница, Исидор ел мало, Викторина и сама голодала и хотя была щедрее к детям, все же не баловала их хорошей пищей. А дети были от рождения хилыми.

Фифина была худой бледной девочкой, с искривленным спинным хребтом, с редкими, короткими, светлыми волосами, с серыми, цвета пепла, глазами; они бывали иногда привлекательны, когда краска возбуждения выступала на ее лице, но в большинстве случаев взгляд ее был пасмурен и печален. Между тонкими, потрескавшимися и часто воспаленными губами виднелись зеленовато-желтые зубы. Чуть ли не с детских лет она начала проявлять свою скупость, вкладывая имевшиеся гроши в сберегательную кассу. Нрава она была невоздержанного и раздражительного. Она убивала себя за работой. Большей частью на ее губах блуждала улыбка, полная горечи. Бедная девушка хотя и отличалась честностью, но вместе с тем была недоброжелательна и скрытна.

Эмиль не был вполне нормальным. Его поступки и речи были беспорядочны. Никогда нельзя было предвидеть, скажет ли он что-либо остроумное или какую-нибудь глупость. Он то неожиданно ворчал, то упорно молчал; то он проходил целые мили, то сидел, запершись в своей каморке в продолжение целых дней; то поглощал пишу с жадностью, то не дотрогивался до еды. Он легко раздражался. Благодаря физическому недостатку, нос его был всегда заложен, и он дышал с трудом. Это опять-таки влияло на его умственные способности: он не мог сосредоточиться на чем-либо, не мог долго ни писать, ни читать, ни слушать. Его мысли прыгали, как блохи, он обрывал людей на середине фразы, чтобы сделать какое-нибудь замечание, совершенно не относящееся к предмету разговора,

Пурайли были соседями с Мельерами. Отец Мельер был жестяником. Благодаря ремеслу, у него был серый цвет лица и надтреснутый голос. Выражение лица у него было задорное, глаза свирепые, усы были похожи на старую, облезшую зубную щетку. Он надоедал своим детям криками, ругательствами и наставлениями. Вся его философия, полная фатализма, выражалась в одной фразе: "всегда одно и то же". Это слабое существо на все события реагировало только фразами.

Настоящей хозяйкой в доме была жена жестяника Жанетта. Это была женщина с обильными формами, у нее были нежные и коварные глаза. Она не отказывала в своих ласках никому из знакомых, а, иногда, смотря по обстоятельствам, и продавалась. Целый день в столовой у них толпились знакомые, которых она щедро угощала.

Обыкновенно по субботам и воскресеньям вся заработная плата жестяника поступала в желудок семьи и приглашенных гостей. После этого нужно было пополнять дефицит. Жанетта занималась этим с нежной грустью, то, обращаясь к сапожнику Маргиту, завзятому холостяку, то, перехватывая деньги у первого попавшегося, а иногда у женщин, боящихся родов, которым она помогала то советами, то лекарствами; реже всего она зарабатывала что-либо трудом.

Она не любила этот последний способ, хотя была очень дельной работницей. Нельзя было сказать, знал ли Мельер о поведении своей жены. Этот нетерпеливый человек был удивительно снисходителен к Жанетте. Он терпеливо переносил ее отсутствие, ее опаздывания, ее мотовство. Уже давно Жанетта не имела детей. Но раньше они у нее были, когда она была молода и неопытна; их было четверо. Ее ужасающая плодовитость являлась угрозой хозяйству. Благодаря советам одной благодетельной женщины, она приняла раз навсегда необходимые меры.

Житейская мудрость явилась в лице одной дамы Лепельер, которая раздавала благодетельные рецепты. Мадам Лепельер посещала больницы и акушерок; она обладала ловкостью потаскушки. Это была маленькая старушенка, похожая на куницу, с узкими в виде щелок глазами, с желтой кожей, потомство наводило на нее ужас. Она испытывала род опьянения "освобождать дам" и практиковала не только даром, но даже тратила свои деньги. Это пахло каторгой, так как ее операции отправили трех женщин на кладбище.

— Но, — говорила она, — я помешала тысячи несчастным явиться на свет!

Маленькие Мельеры были прелестны, отличались ласковым характером, нравились другим детям и многим взрослым. Старший, Густав, был коренастый мальчик с короткими ногами, с янтарными глазами, по большей части полузакрытыми. У него были мягкие волосы цвета соломы, которыми он любил встряхивать, они как бы освещали все его гицо. Это была натура мягкая, пленяющая, грустная, полная молчаливого энтузиазма. Его пугливость спасала его от всяких мерзостей. Густав обладал разного рода достоинствами, прекрасными, невыразимыми, туманными, понятными только тем, кто знал его хорошо. Жоржетта Мельер, как бы самой природой предназначенная для ранних увлечений, однако, в шестнадцать лет была девушкой. Глаза цвета табака, волосы медного цвета, золотистый загар, соблазнительные движения, полное тело — все это указывало на страстную и здоровую самку. В общении с собой она заставляла других забывать о застенчивости и стыде; каждый становился животным подле ее беззастенчевой страстности. Однако, она возбуждала во всех симпатию. Она обнаруживала мягкое сердце и была всегда готова поделиться с ближним. Ее маленькое тело дышало сладострастием, и, если она потягивалась или чесалась, присутствующие краснели. Ее спасало только то, что она не любила мальчиков своих лет. До шестнадцати лет она сохраняла свои тайные ласки для взрослых мужчин. Эти люди имели мало случаев видеть ее, одну, потому что мать все-таки наблюдала за ней и не раз удовлетворяла страсть тех, которые пленялись дочкой.