- А чья пуля? - решил уточнить Меркосин.

- Ваша. - по-честному сказал я. Моя пошла внизу и справа. А ваша как раз справа от головы.

- А может наоборот? - засомневался комбат.

Но субординация и есть субординация… Только вот для военного прокурора она почти не важна и в вопросе разграничения содеянного, а следовательно и наступающей ответственности всё должно соответствовать справедливой истине…

- Нет. У меня - девять миллиметров. Сразу видно. А у вас - пять сорок пять. Маленькая дырочка. - твёрдо возразил я. - Вот Ермаков видел.

Солдат Василий подтверждающе закивал головой.

- Да ничего с ним не случится! Стекло вырежут. И на память ему отдадут. - прокричал я Маркусину. - Водила оказался соседом Ермакова. Это у которого сын дезертир.

Данный факт незаконного уклонения военнообязанного соседского отпрыска от всеобщей воинской службы успел мне поведать на бегу разведчик Вася, который невзирая на неподходящесть момента, всё-таки не смог удержаться от возможности высказать свою обиду на такую большую несправедливость…

- Да ну?!… Эх, бля. Надо было бы ему по двигателю стрелять. - самым натуральным образом огорчился комбат. А то мы тут воюем, а его сынок дома отсиживается. Непорядок!

- Зато сейчас мы его чуток компенсировали… - прокричал я Маркусину…

Шутки шутками, но на мой взгляд это действительно было так…

Уже за обедом нашим офицерам стало подробно известно про всю эту историю с соседом дядей Ваней и мы еще долго смеялись над куркулистым водителем, закрывающем под свистящими пулями свою машину, а также над его "маленькой, но пулей".

- А он еще врачам не поверит когда ему стеклянную крошку дадут. Еще потребует настоящую пулю поискать в голове. - говорил, беззлобно потешаясь, доктор.

- Ну что, Ермаков, ты почто своих соседей стреляешь? - шутливо спросил я солдата по возвращении с обеда.

- Товарищ лейтенант, так может заскочим в мое село. - Улыбаясь, попросил Ермаков. - А то этот дядь Ваня на всю округу слух пустит, что я на вертолете летаю и соседей почем зря стреляю.

- Не знаю. Командир борта должен за каждую посадку отчитываться. - сказал всерьез я. - Если договоримся с летунами - попробуем.

Послеобеденного отдыха у нас так и не получилось и пришлось вновь усаживаться в нашу "воздушную колесницу", чтобы старательно обшаривать ставропольские поля и лесополки, автострады и проселочные дороги, кустарники и прочие естественные изгибы местности.

Пролетая через час над обстрелянным "жигуленком", мы заметили рядом с ним отчаянно махавших руками людей. На "нашей" машине же отсутствовали переднее и заднее стекла.

- Давай-ка приземлимся, так, на всякий случай. - сказал комбат, направляясь в кабину пилотов.

По его просьбе борт приземлился как можно ближе. Мы благополучно десантировались и вот около подстрелянной машины к нам подбежало несколько возбужденных мужчин.

- Тут только что чеченцы были. Двадцать человек на "Камазе". С автоматами. - загалдели они наперебой.

Комбат в этот раз с нами почему-то не побежал, а остался на вертушке и оценивать обстановку нужно было мне.

- Кто видел их? Что они сделали?

- Мы все видели. Вот, расстреляли эту машину. - докладывали наперебой местные жители. - Водителя чуть не убили, до реанимации еле довезли. А потом сели на "Камаз" и во-он туда поехали.

Я доверчиво посмотрел на виадук, на который и показывали всезнающие селяне, но затем решил всё-таки их разочаровать.

- В эту машину я стрелял.

От искреннего удивления у сельчан начали отвисать челюсти.

- А зачем? - недоверчиво спросил один из них.

Тут мне пришлось выкладывать всё начистоту.

- Мы досматривали ваш пост. А он хотел удрать. На команды "стой" не реагировал. Вот и пришлось стрелять по колесам. Стараясь не улыбаться, я доводил до селян истинные причины случившегося.

Не знаю поверили они мне или нет, но после моего рассказа одним слухом о кровавых злодеяниях Басаева на Ставрополье должно было стать меньше.

В вертолете я обрадовал комбата тем, что нас приняли за чеченцев, а наш Ми-8 за чеченский "Камаз", в который мы потом сели и улетели на аэродром.

- А деда, говорят, в реанимацию повезли. - открыто сокрушался я и по-моему от этого комбату было невесело. - Боятся, что не довезут…

Кое-кто из бойцов стал в этот откровенно ответственный момент стал улыбаться и тут я, не выдержав, и рассмеялся. Маркусин облегченно вздохнул, но показал мне кулак.

Когда наш борт приземлился на аэродроме и по-автомобильному заруливал на свою стоянку, мы увидали, что лежавшие на траве тела боевиков исчезли. Не было и брезентового полотна, на котором их притащили. Чуть позже нам сказали, что трупы забрали с собой прокурорские и милицейские работники. Там, в городе для хранения трупов боевиков был приспособлен грузовик-рефрижератор.

А тела мирных жителей Буденновска, погибших в первый день нападения, уже к вечеру того же дня всех свезли в городскую баню. Там на кафельном полу они и лежали, пока не установили личности убитых, после чего их забрали родственники.

Еще стало нам известно, что в город приехал известный правозащитник, то ли Ковалев, то ли Кораблев. С ходу он предложил свои услуги, как посредника, в переговорах наших властей с Басаевым. Московский правозащитник был категорически против операции по штурму больницы и призывал наше руководство выполнить все условия боевиков. Но наши правители были настроены решительно и воинственно и услуги правозащитника быстренько отклонили.

На свою беду незадачливый правозащитник стал высказываться против проведения штурма и выполнения всех условий боевиков уже на улицах города, пытаясь собрать вокруг себя местный электорат и журналистов. Но речи заезжего московского гостя, оправдывающего в некоторой степени действия Басаева и его боевиков, явно не пришлись по душе местным жителям, испытавшим за считанные дни столько горя и страданий. Буденновская общественность от услышанного вскипела и пришла в ярость - правозащитник был взят в плотное кольцо женщин, которые от души и вволю намяли ему бока. Проезжавшими мимо милиционерами залетный гость был вызволен из осады и доставлен в безопасное для него место.

Говорят, что в городе его потом не видели и не слышали.

Глава 5.

ДЕНЬ ВОЕННОГО МЕДИКА.

- Ну вы можете меня хоть целый день поздравлять, а все равно я вам ничего не налью. - Сказал нам утром доктор, потягиваясь и зевая.

- Это почему же? - спросил Ротный.

- Потому что сегодня - День медика. А ни вина, ни водки, ни спирта у меня сейчас нет. - объяснил именинник.

В моей сонной голове сквозь рой различных мыслей стало пробиваться что-то важное и ценное… Но я пока никак не мог понять, что же именно так упорно рвется наружу…

- Ну давай я тебя хоть поздравлю и руку пожму. - сказал Маркусин, вставая со своей кровати.

Тут меня наконец-то осенило… Ведь именно сейчас подвернулся очень удобный момент замолвить слово за Васятку:

- Товарищ майор, мой Ермаков тут недалеко живет. У него этого вина - целый подвал. Может заскочим как-нибудь?

И во всем отсеке воцарила внезапная тишина… Даже солдатские кровати скрипеть перестали… Все ожидали мудрого решения командира… Но пока зря…

- Ну ты загнул!… Кто же нам разрешит в селе вертолет посадить?… - из-за кажущейся бесперспективности данной затеи комбат пребывал в мрачных раздумьях.

- А мы сколько раз садились возле населенных пунктов?!… Да и на наших солдат надо пару простыней на подшиву взять. А то ходим - неделю не подшиваемся. - приводил я железобетонные аргументы в пользу своей рационализаторской идеи.

- Во-во. - подхватил доктор. И подшиву захватим и винца наберем.

- Да у нас тары нету. - продолжал сомневаться Маркусин.

- А мы найдем. - сказал свое слово домовитый ротный. - Или всю бочку захватим.