А. А. Шахматов трактует это так: «приписка на л.8 об. под статьей о призвании князей показывает, что в 6958 (1450) рукопись была в руках „любознательного читателя или справщика“ и „эту приписку… следует понимать как расчет лет между 6958 г. и 6370 г., годом призвания князей: расчет дал 600 лет без 13…“» (Ипатьевская летопись, 1998. с. VI). Другими словами, некто, живший в 1450 г., хотел узнать как давно призвали Рюрика с братьями. Ипатьевский список датируется А. А. Шахматовым «по почерку и бумаге»(!) 1425 годом. Фактически список и приписка появляются одновременно. Вполне уместно задать следующий вопрос. Не был ли Ипатьевский список изготовлен, как и Радзивиловский, в XVIII веке, а дата 6958 (1450) вписана на полях специально для того, чтобы ввести в заблуждение будущих исследователей — видите мол, древний «справщик» интересовался, сколь давно были призваны варяги? Тем самым и рукописи придается возраст, и русская история привязывается к утвердившейся в Западной Европе скалигеров-ской хронологии. Фальсификаторы бывают весьма умными людьми… даже в XVIII веке. Особенно, если на их стороне находятся цари и императрицы, «интересующиеся» историей (см. лекцию 4). Правда, зря использовали «круглое» число 1450, лучше — 1453; в наше время это знает любой мелкий жулик.

Наконец, начиная с. 1201 г., как заключил А. АШахматов: «хронология Ипатьевского списка признавалась недостоверной уже Карамзиным» (Ипатьевская летопись, 1998. c.V). Она появилась в нем позже: «Хотя в Ипатьевском списке и означены годы, но без сомнения не Автором, а переписчиком, и наугад…» (Карамзин, Т. З, прим.113).

Как говорит один популярный тележурналист, заканчивая передачу: «Всего вам доброго!»

«…к XVII в. часть листов….была утрачена, другие листы перепутаны. Взамен некоторых исчезнувших листов были добавлены новые, переписанные с другого списка Ипатьевской летописи… вставка…листов может быть отнесена ко времени около 1637 г.» (Ипатьевская летопись, 1998. c.G)

Копия 1621 г. с Хлебниковского (Ипатьевская летопись, 1998. с. М, ХII).

В основе — Хлебннковскнй список с «определенными редакционными изменениями» (Ипатьевская летопись, 1998. c.L).

В основе Хлебниковский список с «определенными редакционными изменениями» (Ипатьевская летопись, 1998. c.L).

Существуют и другие списки: Ермолинская летопись (писалась в Ростове Великом, конец XV в. (МСЭ, Т. 5. С. 528)), Львовская летопись (близка к Ермолинской (Куликовская битва, 1980. С. 98)), Типографский список (события с. 1206 до 1534), Московский свод конца XV в., Воскресенская летопись (основана на Московском своде конца XV в. и кончающаяся 1541 г. Составлена в 1534–1537 гг. (МСЭ. Т.5. С. 528)), Архивный список, Архангельский список. Что известно о них? К сожалению, автор не сумел ознакомиться с ними.

Историки анализировали вставки в текст, вставки потерянных листов, близость или схожесть текстов, чернила, краску, наконец, филиграни. Но никто не пишет, что оригинал списка исследовался так же, как это проделали Г. В. Носовский и А. Т. Фоменко с Радзивиловской летописью. Правда, нечто похожее проделал Г. М. Прохоров с важнейшей Лав-рентьевская летописью (Пушкинский список) и обнаружил следы «трудов» неизвестных редакторов. Причем «редактированию» подверглась опять-таки одна из самых значимых страниц русской истории.

Как устанавливается подлинность источника?

Представьте, что вы нашли древнюю рукопись. Во всяком случае так вам хочется назвать свою находку. Как установить ее древность? И что более важно — ее подлинность. Рукопись естественно передается специалисту. Как же он узнает, что это не подделка?

В основном по написанию букв в тексте. Фальсификатор попадается на неправильном употреблении тех букв, которые либо уже не писались, либо писались «не так», либо еще не писались и т. д. Этим занимается палеография.

Но вот интересное заявление из учебника по древнерусскому языку: «Превращение носовых гласных в неносовые (чистые) привело в памятниках восточнославянской письменности к смешению „юса большого“ с у и „юса малого“ с я, а позднее и к замене „юсов“ буквами у и я. По этой причине уже в Остромировом еванглии (1056–1057) отмечено более 500 случаев неправильного написания „юсов“ вместо у и я и у и я вместо „юсов“» (Русинов, 1997. С. 61). Другими словами, в подлинном памятнике (или считающимся подлинным) полно ошибок с использованием «усов», либо принадлежащих древнему автору, либо это правки поздних переписчиков, но в целом наблюдается такая неразбериха, что трудно требовать от фальсификатора идеального употребления «юсов», которые, кстати, показатель древности текста.

Ну что же, есть и другие методы, говорят нам историки!

Другой способ определения древности, а значит и в какой-то мере подлинности — это речевые обороты, характерные для той или иной эпохи. Но опять-таки должен существовать эталон, по которому судят о соответствии конкретного оборота конкретной эпохе. Кто-то должен был их перечислить, описать, составить словарь и тому подобное. В противном случае остается доверять экспертам, которые могут и оши-баються. Но ведь эталон, по которому можно судить о древних оборотах, составил все тот же эксперт, только живший раньше. Вот и ссылаются современные историки на труды-эталоны своих предшественников, обычно это историки XIX в. Ну а в безгрешность этих «экспертов» остается только верить.

Ясно, что лишь употребление современных слов и речевых оборотов можно воспринимать как показатель подделки.

Наконец, применяется еще один способ: исследование филиграней (водяных знаков). Существуют списки известных филиграней, «рассортированные» по векам. Кто провел сортировку? Перепроверялась ли она? Похоже, и здесь следы ведут в XIX век.

Несколько слов о наивеличайшем, наинаучнейшем и наисовременнейшем радиоактивном методе датировки источников, точнее, археологических находок. Историки здесь всю ответственность за датировки перекладывают на физиков — это не мы мол, а физики указывают нам даты. Увы, наивная уловка. Для того, чтобы метод стали применять, нужно было «отшкалировать приборы», т. е. предъявить предмет, на котором «стоит» точная дата; по нему затем настроят приборы, и будут ставится даты на других находках. Физики сказали историкам: «Дайте нам такой предмет». Историки ответили: «Нате вам сей редчайший древнеегипетский ночной горшок, ему три тысячи шестьсот лет!» Физики: «ОК, 3600 лет, так 3600! Как пожелаете, вам виднее, горшок ваш, фараон ваш, отвечать вам, ваша же наука». И с тех пор приборы выдают угодные и милые историкам даты.

И это все методы? Что-то о других историки не пишут. Любители детективов не огорчайтесь: Шерлок Холмс с его любовью к химии в историческую науку еще не пришел. В конце концов подделать летопись, точнее «отредактировать», это не бриллианты в банке «брать». Общество более легкомысленно относится к проступкам специалистов в области своей собственной истории.

Тем не менее уже в конце XIX в. восторг от исторических сказок стал проходить. «К концу XIX в., как отмечает Р. Коллингвуд, с историей случилось нечто подобное тому, что во времена Галилея с естествознанием, „(только очень невежественный или очень ученый человек рискнул бы кратко сказать, что же именно), внезапно и в громадной степени ускорившее движение историков вперед и расширившее их кругозор“ (Коллингвуд 1980[1946]…). Между 1870 и 1930 гг. история превратилась в независимую профессиональную дисциплину. Историки стали писать для историков. Они больше не обращались к образованной публике, они говорили с горсткой профессиональных коллег (Stone 1987…). Историки в большинстве своем отказались от претензий на роль философов и наставников в повседневной жизни. „Как это ни парадоксально, именно тогда, когда у истории появилось столько читателей, сколько никогда раньше не было, историки стали скромнее, чем когда бы то ни было. Популяризаторов оттеснили профессионалы“ (Зельдин 1993 [1976]…)» (Савельева, Полетаев, 1997. С. 70–71).