В рамках пассионарной теории Гумилева это обстоятельство вполне объяснимо, но те, кто писал и пишет учебники, либо не могли знать о теории Гумилева, либо ее не признают. И в качестве объяснения столь неприглядной картины предлагают версию о следствиях феодальной раздробленности. Последняя пригодна для того, чтобы понять князя, но с чего это крестьяне пироги захватчикам таскают!
На примере осмысления битвы на Калке в русских летописных сводах можно сказать следующее. «Оценка кочевников…претерпела явную эволюцию… В статьях о битве Новгородской 1-й и Лаврентьевской летописей еще нет подчеркнуто отрицательного к ним отношения. Но уже в Ипатьевском своде есть нелестная характеристика пришельцев (автор имеет в виду фразу „безбожнии Моавитяне“. — А. Г.). В сводах XV — начала XVI в. отмеченная особенность статьи Ипатьевского свода развивается» (Куликовская битва, 1980. с. 100). Другими словами, по мере образования нового государства — Московии, как его будут называть на Западе, и растущего размежевания между христианами и мусульманами в русской «литературе» усиливается отрицательное отношение к татарам: «злые Татарове, Таурмени», говорится о «злобе и ненависти татар на христиан».
К лику святых был причислен князь Смоленский и Ярославский Федор Черный, который был зятем хана Менгу-Тимура (конец XIII в.), неоднократно использовавший татарские войска в «спорах» с другими князьями. Это удивительное отношение церкви к тому, кто не раз заливал русской кровью русские же города, пытаются объяснить либо тем, что на его гробу происходили чудеса (Полевой, Т. 2. С. 306), либо тем, что он освободил от всех налогов духовенство (Куликовская битва, 1980. с. 107). При этом два других князя — Михаил Черниговский и Михаил Тверской, убитые в Орде, — были причислены к святым мученикам. И хотя в учебниках подчеркивается, внушается, что два последних князя так особо отмечены за страдание за землю русскую, деяния Федора Черного заставляют думать о достаточно спокойных отношениях православной церкви и правителей Орды. Не была страшна Орда церкви, как бы не пугали нас учебники.
«Активизация антитатарских настроений на Руси имела место в XIV в., после перехода ханов Золотой Орды в ислам, и даже не сразу, а тогда, когда Мамай стал блокироваться с католиками против православной Москвы» (Гумилев, 1992а. С. 299). Вот на такие действия татар церковь должна была отреагировать.
Большой европейский политик
Монголы произвели «большое впечатление» на Европу разгромом Польши, Венгрии и не только их. Думается, что ужас перед монголами в Европе (например, в Париже и Англии), которым наполнены многие европейские источники, нельзя объяснить, если считать, что они не появились в Германии, Италии и на границах Франции.
Да, основная масса войск монголов ушла на восток, но отдельные отряды в союзе с Фридрихом II могли пройти вглубь Европы. «Между гибеллинами и монголами велись тайные переговоры, результатом которых были изоляция гвельфской Венгрии и ее разгром и победы Фридриха II в Ломбардии, повлекшие бегство папы Иннокентия IV в 1243 г. в Лион, где он смог предать анафеме и императора и хана» (Гумилев, 1992б. С. 347). Присутствие в армии Фридриха II монголов, естественно, ломало стойкость европейцев к сопротивлению. Оба, и Батый и Фридрих, решали при этом союзе свои задачи.
Процитируем обращение «монгольского императора» к французскому королю: «Именем Бога Вседержителя повелеваю тебе, королю Людовику, быть мне послушным и торжественно объявить, чего желаешь: мира или войны. Когда воля Небес исполнится и весь мир признает меня своим повелителем, тогда воцарится на земле блаженное спокойствие и счастливые народы увидят, что мы для них сделали! Но если дерзнешь отвергнуть повеление божественное и скажешь, что земля твоя отдаленная, горы неприступные, моря глубокие и нас не боишься, то Всесильный, облегчая трудное и приближая отдаленное, покажет тебе, что мы можем сделать». Разве это не ультиматум? Такие заявления делаются в том случае, когда хорошо представляют соотношение сил. Как видим, оно не в пользу французов.
О состоянии духа правителей Франции красноречиво свидетельствует Матвей Парижский: «Когда сей ужасный Поток Гнева Господня господствовал над нами, — пишет этот монах, — королева Бланш (мать короля Франции) вскричала, слушая эти новости: „Король Людовик, сын мой, где вы?“ Он, подойдя, спросил: „Мать моя, что вам угодно?“ Тогда она, испуская глубокие вздохи и разражаясь потоками слез, сказала ему в рассуждение опасности сей как женщина, но с решительностью незаурядной дамы: „Что же делать, сын мой, при сем ужасном обстоятельстве, невыносимый шум от которого доносится до нас? Мы все, как и святая блаженная Церковь, осуждены на общую погибель от сих татар!“ На эти слова король ответил печально, но не без божественного вдохновения: „Небесное утешение поддерживает нас! Ибо если эти татары, как они себя именуют, дойдут до нас или мы пойдем за ними в те места, где они живут, то все равно — мы пойдем на небеса“. Таким образом, он сказал: побьем ли мы их, или сами будем побиты ими — мы все равно пойдем к Богу, как верующие ли, как мученики ли. И замечательное слово это ободрило и воодушевило не только дворян Франции, но и простых горожан всех городов» (Эренжен Хара-Даван. Чингисхан как полководец и его наследие. — http://kulichki.rambler.ru/~gumilev/HD/index.html).
Когда татары ушли назад, на Восток, «в Париже, как и во всех городах Европы, служили молебны об отвращении страшной опасности» (Эренжен Хара-Даван).
Трудно поверить, что европейцы, рыцари-крестоносцы, постоянно проводившие в те времена жизнь в малых и больших войнах, могли прийти в состояние, достойное только кисейных барышень, если над ними в действительности не нависла реальная угроза полного и ужасного разгрома. Думается, разгром состоялся. Европа уже не имела военных сил для отпора, и татары и их союзник Фридрих II сами решали, как с кем поступать, куда вводить войска, а кому только пригрозить.
Действительно, поход Батыя на Запад нельзя рассматривать в отрыве от натиска западно-европейских рыцарей, вдохновленных на это римским папой, на псковские и новгородские русские земли в 1240–1242 гг. По существу, имела место грандиозная и масштабная война 1240–1242 гг. между католическим Римом и Ордынской Русью. Войска Ордынской Руси, ведя оборонительные бои на севере, закончившиеся для рыцарей Ледовым побоищем в апреле 1242 г., совершили в союзе с Фридрихом II поход в центр Европы, завершившийся осенью 1242 г. Крах папских сил, бегство в 1243 г. папы во Францию — вот итог победоносной войны.
Затем Орда понесла невосполнимые потери: смерть великого князя Ярослава — 1246 г., Фридриха II Гогенштауфена — 1250 г., Батыя — 1252–53 г. (?), Александра Невского — 1263 г.
Ситуация стала меняться в пользу Запада. Даниил Галицкий принимает (1253) королевскую корону из рук папы. Первый и последний русский король. Папа начинает истреблять династию Гогенштауфенов под корень. Это ему удается: в 1273 г. на императорский трон поднимается первый из династии Габсбургов, правившей до 1918 года. (Бушков, 1997. с. 170).
Конец первой половины XIII века.
Посмотрим теперь, что происходило в Европе во второй половине XIII века.
В Северо-восточной Руси — власть Орды.
В Константинополе — крестоносцы, т. е. католики! В 1261 г. византийский император Михаил Палеолог овладевает городом. В этот же год в Сарай переносится центр южной (переяславской) епископии. Веротерпимая Орда делает крен в сторону православия: что поделаешь, нужны союзники. «Положение Сарайского епископа определяли новые, но достаточно характерные признаки; он выступает… как близкое ко двору, доверенное лицо хана;… ему приходится следовать за ханской ставкой даже в те периоды года, когда Орда кочевала. Сарайский епископ являлся как раз тем лицом, которому в качестве представителя русской епархии было поручено непосредственно сноситься с Византией, выполнять обязанности посредника между Царьградом и русской метрополией» (Насонов, 1940. С. 45–46).