— Не беспокойся, Вибидия, — отвечал ей Клавдий, высунув голову из повозки, — я люблю Мессалину и отнесусь к ней в высшей степени уважительно и справедливо.
— Остерегайся интриганов, Клавдий, и подумай о своих детях. Не оставляй их без матери. Вновь получив заверения от Клавдия, весталка удалилась. Вителлий и Цецина не открывали рта с того момента, как Нарцисс вручил Клавдию список любовников его жены. Сто десять имен значилось в нем, хотя список был «предварительным и неполным», как сказал отпущенник.
— Чтобы ты своими глазами увидел место, где готовились преступления, которые ты должен осудить, позволь, цезарь, отвезти тебя в дом Силия. Я направил туда преторианцев для охраны.
Клавдий сделал знак согласия. Повозка остановилась в саду Силия. Клавдий тяжело спустился на землю и направился за Нарциссом. Он шел по аллеям, где валялись измятые цветы, разорванные туники, шкуры, в которые были одеты вакханки. В доме виднелись следы пьянства и любовных утех. Дом был пуст, если не считать одного из охранников Силия, мертвецки пьяного. Клавдий велел казнить его на месте, так, чтобы он расстался с жизнью без малейшего сознания того, что происходит. Проходя по передней, Нарцисс обратил внимание Клавдия на статую отца Силия, которую сенат постановил разрушить. Император узнал свою мебель и ту, что стояла в спальне Мессалины во дворце: императрица имела неосторожность перевезти ее к Силию. В душе императора, казалось, поднялась буря гнева, и он, ничего не сказав, быстро пошел прочь.
По совету Нарцисса Клавдий направился в лагерь преторианцев. Наступила ночь, воины собрались при свете факелов и с воодушевлением приветствовали Клавдия. Император взошел на трибуну и рассказал преторианцам о заговоре с целью опрокинуть трон и восстановить республику. В ответ воины принялись бить мечами по щитам, требуя назвать виновных и наказать их.
Стремясь с наибольшей выгодой использовать свое временное командование преторианцами, Нарцисс именем Клавдия приказал доставить в наскоро составленный в лагере суд Силия и тех из приглашенных на свадьбу, кого удалось арестовать. Силий, к которому вернулось все его прежнее достоинство, даже не пытался защищаться, он попросил, чтобы его казнили на месте, как уже казнили двадцать всадников, шесть сенаторов и одного военного трибуна. Все они приняли смерть с истинно римским достоинством. Вектий Валент хотел было заслужить прощение тем, что назовет имена сообщников Силия, но Клавдий ответил, что уже знает их, и велел его казнить. Те, кто просто присутствовал на свадьбе, были изгнаны из Рима.
Процесс уже длился три часа, когда к императору привели Мнестера.
— И ты тоже, Мнестер, среди обвиняемых? — удивился Клавдий. — Я даже видел твое имя в списке любовников императрицы. Однако я полагал, что ты не любишь женщин.
— Это правда, цезарь, я их не люблю.
— И тем не менее ты хвастался перед многими, что был любовником Мессалины.
— Я и вправду хвастался, однако я исполнял волю этой горгоны, которая заставляла меня делать это уж не знаю из какого тщеславия. Если бы я действительно был ее любовником, ну не глупо ли было похваляться этим перед людьми? Взгляни, у меня на груди следы от ударов…
С этими словами он расстегнул верх туники и показал свежие следы от ударов, которые он на самом деле просил своих любовников наносить ему для большего удовольствия.
— Ты сам, Клавдий, велел мне подчиняться императрице, вот почему я был вынужден не выступать. Мессалина позволила мне появиться перед публикой лишь при условии, что я стану хвастаться тем, чего не совершал, просто чтобы унизить меня. Чистая же правда состоит в том, что с ней спали другие — из честолюбия, по необходимости, ради удовольствия тоже. Нередко щедрые подарки или непомерные надежды толкали их на преступление, но, что касается меня, то я слишком хорошо знаю, что первым был бы предан смерти, окажись власть в руках Силия.
Нарцисс, стремящийся создать вокруг Клавдия как можно больше пустоты, почувствовал, что императора тронули слова Мнестера и он готов помиловать его.
— Цезарь, — резко вмешался Нарцисс, — не слушай этого комедианта, когда ты осудил уже стольких знатных людей. Он смеется над тобой. Мне известно, что именно он подготовил эту вакхическую свадьбу и он в самом деле развратничал с Мессалиной. Он над тобой насмехается! Рассмотри эти следы от ударов розгами. Это всего лишь следы от его извращенных игр с распутниками!
Мнестер повернулся к преторианцам и, словно будучи на сцене, воскликнул:
— Если я нравлюсь вам, то помилуйте. Если я обидел вас, я молю о прощении!
Но слова эти были встречены молчанием, и его повели на казнь.
Было уже поздно, когда Клавдий вернулся во дворец, где его ожидала обильная трапеза. Он принялся много пить, точно желая забыть о своих несчастьях, как вдруг появился посыльный, принесший ему дощечку. Лицо Клавдия озарилось, когда он узнал круглый изящный почерк жены.
«Мой обожаемый Клавдий, — писала она, — я никогда не переставала любить тебя. Я здесь, в Лукулловых садах, по приказанию этого отпущенника, который ненавидит меня за то, что я слишком тебе предана. Позволь мне прийти к тебе во дворец — там мое место, возле наших детей. Мне удалось провести Силия, и только потом я узнала, что посредством этого брака он надеялся захватить власть. Я хотела уведомить тебя, чтобы ты предал его смерти. Меня опередили, но ты видишь, астролог был прав: мой муж убит до наступления сентябрьских ид.
Ты знаешь, что я всегда была преданной, примерной супругой. Я — жертва клеветы, ненависти, которую испытывают к добродетели окружающие тебя люди. Только что ко мне пришла моя мать, чтобы поддержать меня в моем одиночестве. Она знает, что я не совершила никакого преступления, что поступками моими руководила лишь любовь к тебе. А ты, жестокий, как можешь ты меня бросить? Я уверена, что в это самое время ты, готовый забыть меня, объедаешься устрицами и лангустами и пьешь вино, которое я заказала для тебя в Галлии. Прошу тебя, позволь твоей маленькой Мессе прийти к тебе и разделить с тобой удовольствия и славу. Ей смертельно хочется обнять тебя».
Нарцисс, находящийся позади Клавдия, через его плечо бросил взгляд на послание. Разобрав всего несколько слов, он нахмурил брови.
— Не поддавайся на уговоры, цезарь, — проговорил он.
Клавдий, аккуратно закрыв дощечку, отложил ее в сторону, взял пальцами кусок жареной гусятины с грибами и, повернувшись к отпущеннику, заговорил неторопливо и с такой твердостью в голосе, что тот не на шутку встревожился:
— Довольно, Нарцисс. Я долго тебя слушал и позволял действовать по твоему усмотрению. Теперь я сам буду решать, как мне поступить с бедняжкой Мессалиной. Я поручаю тебе только одно — сообщить ей, что завтра утром я жду ее во дворце.
Нарцисс вначале побелел, потом его бросило в краску: слова Клавдия означали, что его так ловко составленный план рушился и грозил погубить его самого. Если Клавдий увидит Мессалину теперь, когда гнев его умерился после стольких казней, он вновь поддастся чарам императрицы, и достаточно будет одной ночи, чтобы он забыл о проступках виновницы, а его, Нарцисса, осудил на смерть. В висках у него стучало, потом вдруг сердце словно замерло. Отчаяние придало ему безумную отвагу. Он вышел в перистиль под предлогом того, что хочет подышать ночным воздухом. Едва покинув Клавдия, он позвал трибуна, командовавшего ночной стражей дворца, а также центурионов и Эвода, на которого возлагал всю свою надежду и которому желал показать, что его, Нарцисса, приказания исполняются.
— Приказ цезаря, — объявил он трибуну. — Идти в Лукулловы сады и казнить Мессалину.
Эвод, питавший к императрице ненависть, которую способен питать слабый человек к презревшей его женщине, с радостью повел трибуна и центурионов к месту пребывания Мессалины.
С момента своего заточения Мессалина не переставала обращать к небу жалобы и проклятия. Ее бросало от слез к бурному негодованию, ее нежное лицо исказилось от плача. Не получив от Клавдия ответа на свое письмо, она в припадке отчаяния кинулась на мозаичный пол, уже не заботясь о том, что испачкает свою тунику. Лепида, забыв все свои обиды на дочь, пришла утешить ее, как только узнала, чем закончилась свадьба, на которую она, к ее счастью, не была приглашена.