«Вот в слова пресуществилась сила…»
Вот в слова пресуществилась сила.
Только кто же помнит древний мир –
Юноша в пенсне библиофила?
Женщина, что нюхает эфир?
Нет, он жив, и времена бессильны
Переплавить этот медный, пыльный,
Но такой торжественный убор;
Он живет, чужому чуждый маю,
Памятью моей припоминая
Плеск колодца, говор, стук амфор…
И в тебе его немая сила
Оживляет исступленье гроз;
И твоей, твоей рукой Далила
Похищает прядь моих волос.
ТЕАТР В УСАДЬБЕ
Скульптурный плющ венчает смутный зал.
Бесцветные не движутся портьеры,
И тени так загадочны и серы,
Как будто их никто не описал.
Тяжелых кресел первый ряд упал
Границей примитивного партера,
И сцена, где в забвенье чувства мера.
С трагедией сплетался мадригал.
Здесь царствовал высокий Бомарше,
Здесь возникали пламена в душе
У зрителя от возгласа и позы…
И я пою слегка печальным «О!»
Широких ваз лимонное стекло
И в рюмках архаические розы.
«Возьми меня к себе и чаем напои…»
Ляле Н.
Возьми меня к себе и чаем напои,
Мечтательно позволь глядеть в глаза твои.
Я радуюсь тому, что плоть твоя крепка,
Что детская с цветком не зыблется рука,
Что в будущем году тебя полюбит тот,
Которого пока лишь чает детский рот,
Что много лет спустя и ты, и ты умрешь,
Как облако, как дождь, как вызревшая рожь.
И если это так, и если это ты,
Частица милая веселой суеты,
Раздумчиво вошла в мой картонажный храм,
Рассеянно вняла моим пустым стихам –
То я уже живу, то я опять готов
Бродить и ликовать средь бурных дураков,
Хотя бы потому, что и тебе они
В счастливые цвета размалевали дни.
«В милом доме, доме старом…»
А. Н. Рогозиной
В милом доме, доме старом
Пахнет тестом и угаром,
Угли звякают в печи.
В дополнение картине
Был бы кстати легкий иней,
Свечи, вздохи, куличи,
Юность, несколько объятий,
Да стишки из хрестоматий,
Банты, фанты, флирт, рояль…
Только вот – весны, вина ль,
Ничего теперь не жаль.
Будьте кроткою девицей,
Черноглазой, круглолицей,
Вроде тех, которых я
Знал на утре бытия.
Ешьте, спите и учитесь,
К вам придет красивый витязь,
Ясен оком, ликом чист,
Инженер специалист.
Вы полюбите друг друга,
И потом курорты юга
Посетите, впавши в брак.
Ведь всегда бывает так.
И хоть это скучновато
Только надо жить как все,
Скромно видя луч заката
На девической косе.
Вот и я во время оно
Не любил дневное лоно
Худенькой моей страны,
Пил вино и видел сны…
Только тело исплясалось,
Всё прошло и даже жалость,
И теперь – весны, вина – ль
Ничего уже не жаль.
«Взглянув на модное пальто…»
Александру Владимир. Науману
Взглянув на модное пальто,
Скажи лукаво и сердито,
Что в мире ново только то,
Что было хорошо забыто.
И что смеются без конца
Над нашей маленькой печалью
И наши старые сердца,
И наши рукава и тальи.
Но всё же, подойдя к окну,
Ты галстук завяжи прилежно
И выходи гулять, луну
Любя растерянно и нежно.
И, будто май тобой открыт,
Бреди сквозь легкий холод мая,
На невский голубой гранит
Улыбки Фауста роняя.
«Мудрая топится печь…»
Мудрая топится печь,
Время проходит. Ужель
Может взманить и увлечь
Лишь достижимая цель?
Шорох в углу. Как и нам,
Крысам известна чреда
Жизнь опаляющих драм
Славы, любви и труда.
Сумерки в старом саду,
Но не скрипит турникет.
Здесь не гуляют в бреду,
Здесь не играют в крокет.
Здесь с неученым котом
Ты постучишь у дверей,
И, дорогая, потом
Станешь женою моей.
Благословим в тишине
Страшных дорог произвол,
Ибо пришла ты ко мне,
Ибо к тебе я пришел.
Старчески ясно любя,
Стану я петь и молчать,
Буду Татьяной тебя
Или Людмилою звать.
Черная каша и щи,
Комната, книга, жена.
Больше судьбы не ищи,
Эта судьба найдена.