II. «Не потому ль от горькой жажды…»
Не потому ль от горькой жажды
Поблекнул уст твоих коралл –
Что Пушкин-Редин не однажды
Тебя стихами истязал?
Не оттого ль, в приливе вражды
Твои глаза как ихтиол –
Что ван-Бетховен-Тюлин дважды
Тебя романсом обошел?
Но да, сгорая, не сгоришь ты,
Да твой не расточится стих!
Зане тебя восславлю трижды
И за себя я, и за них.
М. СЛ. («Карандашом в стакане…»)
Карандашом в стакане
Мешая невзначай,
Не мыслит он, что станет
Кастальской влагой чай.
И выпив, вместо кваса,
Химических чернил.
Не мнит он, что Пегаса
За гриву ухватил.
Нет, борзому пиите
Внегда же песнь творить –
Не ясти и не пити,
А вяще – не курить.
Молитвой и постами
Приуготовив дух,
К созвездью Лиры прямо
Взлетит он, аки пух.
А мы, роняя шляпы,
Знай будем созерцать,
Как Кочеткову лапы
Он станет пожимать.
И мы протянем длани,
Дабы писать сонет –
Понеже и в стакане
Был обретен сюжет.
СИЛУЭТ Л. БЕРИДЗЕ
Глаза – как две маслиночки,
А ножки – ножик востренькой,
Сама – совсем картиночка
В сарпинке новой пестренькой.
Терпя от инфлуэнции
И с опухолью в ротике,
Избачит в конференции,
Замзавит в библиотеке.
А дома – закузминится:
– Хотя в политпросвете я,
Но всё же именинница
В осьмнадцатом столетии.
Что мода музе простенькой!
Прабабушкой оденется –
И с комсомольцем Костенькой
Пройдет набором Ленинским.
Ох, Милочка-вертепица,
Чернява и косматенька,
Беда, когда нелепице
Втемяшится тематика.
А. Б. (Моему издателю)
О, мой доверчивый издатель
И слишком благосклонный друг,
Боюсь, «Тщета» моя некстати
В рождественский ваш недосуг.
Но научил нас опыт грозный,
Как надобно во всем спешить,
Чтобы не оказалось поздно
И подарить, и получить.
И вот, кишмиш перебирая
К традиционным пирожкам,
Одною мыслью занята я:
Как угодить, конечно, вам.
Итак, примите без ремарок,
От коих киснет даже сласть,
Не к святкам от меня подарок,
Но вам довлеющую часть.
Ах, не писал икон изограф
Таким рачительным письмом,
Как я сей авторский автограф
На экземпляре именном.
SONETTO DI PROPOSTA
М. И. Слободскому
Всех наших улиц обогнув углы,
Вы за город отправились намедни,
Чтоб показать (о, восхожденья бредни!),
Как лезут вверх певучие ослы.
Но стало Вам уже не до хвалы
Терпению – у дождевой обедни.
Хоть и на спуске ливень, хоть не все дни,
А на ногах не крылья – кандалы.
И поделом. Хотите быть поэтом –
Не портите поправками стихи
И не лягайте критиков при этом.
Но все сии отпустятся грехи,
Когда Вы мне ответите сонетом
Иной, на те же рифмы, чепухи.
«Жили мы в избушке на курьих ножках…»
Жили мы в избушке на курьих ножках,
Был нашим домом Palace-Hotel.
Sleeping-саг’ы на далеких дорожках
Нашу покачивали постель.
Нам ли пристало ждать на перекрестке,
Коммунхозов, Жилсоюзов меж –
Если цел на недожатой полоске
Тихий, сельский, английский коттедж?
Где гложет поток каменное ложе,
Где липа цветочный ливень льет –
Поздним вечером постучит прохожий:
– Терем-теремок, кто в тереме живет?
Если девушка, будешь мне сестрица,
Мужняя жена – сыном зови.
Настежь дверь — Шемаханская царица,
Выдь в звездах печали и любви.
Ляг, платок, облаками по закату,
Месяц, стань запоной на груди.
Сказка – быль, в Грановитую палату,
Правда – выдумка, гостей веди.
«Радоваться? – не под стать мне…»
Всев. Рожд.
Радоваться? – не под стать мне.
Жаловаться? – не закон.
Счет мой потерян потерям.
Счастье мое – на беду.
Пусть. Отдаю, безвозвратней
Жизни, свой песенный стон –
И, очарованный зверем,
Вслед за Орфеем иду.