Изменить стиль страницы

«В кресле старенькая сводит…»

В кресле старенькая сводит
Нескончаемый пасьянс.
Вечер медленный уводит
В полусон и полутранс.
Я берусь верблюжьей шерстью
Пуховой платок чинить.
За отверстием отверстье
Равномерно кроет нить.
Кто-то третий с нами в стансах,
Чья-то путает рука
Карты верные пасьянса,
Петли ровные платка.
Вот в часы уйдет, за дверцей
Там зацепит колесо —
Вмиг собьется с такта сердце,
Скучный стук следя часов.
Знаю я твое значенье,
Мой вечерний частый гость,
Твоего прикосновенья
Полу-нежность, полу-злость.
Ты ворчишь: бросай, довольно,
Будет старое чинить –
И надорвана безбольно
Жизни путаная нить.
Вверх иголку, вниз иголку.
Затянула – и пора,
И скорее, втихомолку,
В щель меж Нынче и Вчера.
5.XI.1917

СОН ТРОИМ ПРИСНИВШИЙСЯ

1. «Изменившие, верьте – не верьте…»

Изменившие, верьте – не верьте,
А изменой любви не разбить.
Раз любившим – до самой до смерти,
Разлюбивши, нельзя разлюбить.
Что там годы разлуки и скуки,
Что там всякие против и за –
Если трогают эти же руки,
Если смотрят всё те же глаза.
Мимо смерти пройдут без утраты.
Но задушит немая тоска –
Папиросы дымком беловатым,
Уголком надушенным платка.
Охладевшие дрогнут и плачут,
Из блаженных торопятся стран.
Если памяти злая игла — чуть
Тронет метку залеченных ран.
7.I.1915

2. Зайчик на стене

Его любви, ревнивой и стоокой,
Я не хочу – царя или раба.
Его души, и нежной и жестокой,
Я не возьму – не моего герба.
Но я приму – неласковой улыбкой –
Его тоску по ласковой по мне.
Но я хочу своею тенью зыбкой
Его дразнить, как зайчик на стене.
Слепить глаза скользящею игрою,
Что ближе – ярче, далее – слабей.
А надоест – я зеркальце закрою
И дам ему: играй или разбей.
15.II.1917.Кисловодск

3. «Мягка подушка белая…»

Мягка подушка белая,
Легко ему лежать.
Присела я, несмелая,
На узкую кровать.
Прозрачна сетка синяя
У тонкого виска.
Безжизненнее инея
Холодная рука.
Лежи, лежи, недвижимый,
Обещанный судьбе.
Чем тише мы, тем ближе мы
К другому и к себе.
Что плачешь, мальчик маленький?
Закрой глаза свои –
Со снеговой проталинки
Плывущие струи.
Над раною сердечною
Сдвинь рук иероглиф –
И встреть улыбкой вечною
Последний свой отлив.
4.II.1915

4. «Сломана, отброшена и смята…»

Сломана, отброшена и смята
Чья-то – чья? душа или мечта.
Он не тот, она не та – а я-то?
Кажется, и я уже не та.
Был прелестен танец трех пылинок
В дымном нимбе палевых ночей –
Ропот лунных, струнных паутинок,
Сон троим приснившийся – но чей?
Жаль – кому? мы и не мы, и немы.
Жаль – чего? печали даль ясна –
Разве мне – неконченой поэмы,
Только мне – несбывшегося сна.
23.I.1915

5. «Мы – дамы Грустной Маски…»

Мы – дамы Грустной Маски,
Мы – рыцари Тоски –
Мы просим только сказки,
От счастья далеки.
День – в тягостном postiche’е [3]
И суеты, и зла –
Мы ждем Летучей
Мыши Вечернего крыла.
Что в жизни старой нише
Нас пылью занесло –
Сметет Летучей Мыши
Бесшумное крыло.
Боль сердца глуше, тише,
Воздушней ломкий шаг –
Следя Летучей Мыши
Мелькающий зигзаг.
И в юности окраске
Сухие лепестки –
Мы, дамы Грустной Маски,
Мы, рыцари Тоски.
5.IV.1917

СЛОМАННЫЙ ОРГАНЧИК

1. «Вот только это и было…»

Вот только это и было –
Полоска света под дверью.
Гляжу и глазам не верю
Сама же я дверь закрыла.
За дверью – тайное имя,
Мое бессонное горе.
Ему я молюсь в затворе,
Ему я служу во схиме.
К холодному изголовью
Прижмусь – одно остается.
Должно быть, это зовется
В романах – вечной любовью.
Прости моему неверью.
Я чуда ждала — свершилось.
Ведь было же это, было –
Светившееся за дверью.
8.IX.1917
вернуться

3

скоплении (фр.).