Изменить стиль страницы

«Гладкая дорога…»

Гладкая дорога,
Полная луна…
С моего порога
Моря даль видна.
Хочется сливаться
С свежестью морской,
Я уйду шептаться
С звездной высотой.
Четкие ступени,
Тьма густых олив,
Круглых галек тени,
Каменный обрыв…
Словно принц, и где-то
В сказочном саду,
Я сквозь пятна света
Средь олив бреду,
По большим, старинным,
Дряхлым ступеням,
Отдан снова длинным,
Чутким-чутким снам.
Белый, бесконечный
Вьется путь змеей,
Путь на небе Млечный
Освещает мой.
Путь мой молчаливый,
Не присяду я.
Пусть бегут извивы,
Как и жизнь моя.
Ничего не свято,
Мир – момент, мечта…
Пусть бегут куда-то
Странные года.
Вижу повороты
В прожитом своем,
Тени и высоты
И далекий дом…
Пройденные мысли,
Бездны прошлых дней,
Годы, что нависли,
Словно мрак ветвей.
Вижу много-много,
Но душа нежна…
Впереди – дорога,
Полная луна…
1912 Capri. Villa Monacona. Via Fragara

СТИХИ O СТАРИКЕ

Что-то мне хочется плакать сегодня,
Взвинчивать злобно тоску…
Продал я, продал я, жалкая сводня,
Юность свою старику.
Дряхлый старик, сладострастный и умный,
С сетью глубоких морщин,
Вечно с улыбочкой, вечно бесшумный,
Вечно зловеще один,
Он в моем сердце блуждает невидно,
Руки костлявые трет,
Юные, чистые мысли бесстыдно
Он обнажает и жмет…
Как они плачут, трепещут, за локти
Прячут измученный лик!..
Но он имеет железные когти,
Неумолимый старик…
И обнажив их, он хлещет свирепо,
Радостно, тяжко дыша,
Девичье тело, и дико и слепо,
Весь загораясь… дрожа…
Сколько их было, и нежных, и гордых,
Светлых, пришедших на миг,
После испорченных, пьяных, нетвердых,
Наглых, как уличный крик. –
Втайне я жду, что презрительным взглядом
Мысли, пусть голой, но злой,
Некогда будет отравлен, как ядом,
Сердца тиран вековой.
Но он сегодня, он просит сегодня
Свеженьких, светлых, живых…
Я отдаю их, я – старая сводня
Ласковых сказок моих.
1912

«У моря есть одна предательская маска…»

У моря есть одна предательская маска,
Кошачий, нежащий, покорно-льстивый вид,
И даль тогда, как сон, вся – томная, вся – ласка,
«Смотри, какая я», – как будто говорит.
И много волн ползет, и плоских, и прозрачных,
И изменившихся, рокочущих валов
Поцеловать гранит не верящих им, мрачных,
Косматым мхом поросших валунов.
И шепчут волны им и шепчут, светло-сини:
«Ведь всё забыто? Да? Люблю, люблю, люблю…»
Так похотливые ласкаются рабыни
К давно уставшему от мудрости царю.
Им нравится хитрить. И показать, что злые,
Чуть захоти они, могли бы быть нежны,
А после закричать: «О, мы, как все земные,
Всей прелестью любви вполне одарены!»
И злобно хохоча, с внезапно-наглым видом
Они взметут, швырнут гигантские горбы
И, будто вспомнив счет неведомым обидам,
Забьются, будут выть, просить борьбы, борьбы…
И загремят они: «Ты думал, я забуду?
Нет, жизнь – безвыходна! Жизнь – вопль, и злость, и риск!»
И, плача, грянет вал о каменную груду
И разобьет себя на миллиарды брызг.
1912

НА НОВЫЙ ГОД

Сегодня Новый Год. Сегодня все, как прежде,
«За счастье новое» откупорят вино.
О, старый глупый мир! Твоей пустой надежде
До смерти мира жить с людьми присуждено.
Но я… Спасибо, нет. Я этого не стою.
Ни лжи и ни надежд. Для них я слишком зол.
С моей огромною, огромной пустотою
Я свыкся… Даже смысл, смысл жизни в ней нашел.
Сегодня Новый Год… Э, что мне! Одиноким
Я встречу эту ночь и встретить так хочу.
Гудит, ревет метель с веселием жестоким,
Что ж, пред моим окном я с ней похохочу.
Гуди, рыдай, метель, по сумрачным просторам,
Швыряйся хлопьями, как пьяная, свисти!
Твоим разбойничьим потехам и укорам,
Да, надо дать размах безбрежного пути.
С прохожими играй, сбивай их, смейся звонко!
Приятно с путником теперь в степи шутить,
Сжать до смерти его, его и лошаденку,
Двух милых простаков, желающих здесь жить.
Но будь же умная, будь злобная, будь гадка.
Пой романтически под Новый Год в трубе,
В салоне бархатном, где пред камином сладко
Болтают о чертях, гадают о судьбе…
Гуди, метель, студи окоченелых нищих,
Хлещи в лицо их, бей, их много развелось…
В подвал захохочи; хоть не было там пищи,
Да стужи не было! Студи ж его, морозь!
И песней утешай, что при социализме
Тепло всем будет и… все будут кушать крэм.
О, милая метель, будь веселей в цинизме,
Реви, свисти, свисти и смейся надо всем…
«Солнце в быстрые блестки ломится…»
Солнце в быстрые блестки ломится,
Рассыпается в море стеклами.
Морю дремлется, море томится
Отдаленьями нежно-блеклыми.
Порт, как вымерший. Пристань голая.
Кое-где видны в тень прилегшие.
Тянет из моря чернь веселая
Сети тяжкие, перемокшие.
Ноги голые жгут горячие
Камни, полуднем раскаленные…
Цепь ползет, орет, рать бродячая,
Люди дошлые, забубенные…
Шеи тряпками позакручены,
Распахнулася грудь у ворота,
Рукава, порты их – засучены,
Пиджаки видны – люди города.
Лица жженые и лукавые,
Виды всякие посмотревшие…
Затянули песнь всей оравою
Растомленные, запотевшие…
Тянет, тянет сеть рать отпетая,
Мальчуган кряхтит, дед старается…
Стала барышня разодетая
И в лорнет глядит, улыбается…
На нее вся цепь тоже глянула,
Процедил ей дед что-то едкое…
Вся команда вдруг смехом грянула,
Видно, слово-то было меткое!
«Пусть и барышня нас послухает…
Что спужалася? Эй, фартовая!»
Тянет, тянет сеть, тянет, ухает
Забубенный люд, чернь портовая…
Январь 1913 Неаполь