- Да мне нахер не нужны родительские деньги. Пусть они свой богатый образ жизни в задницу себе засунут.

- Тогда зачем ты их украл? - уцепился за его фразу Адам.

- Я украл их не потому, что нуждался в них.

- Тогда зачем? - Адам не сводил с Шарки глаз.

- Чтобы насолить этим говнюкам.

Адам серьезно посмотрел ему в лицо.

- Да, но что бы было, если бы ты попал в тюрьму? Кому бы ты этим насолил, Шарки?

- Быть Шарки – уже значит жить в долбанной тюрьме. И какая к черту разница, где я живу? Думаешь, мне не все равно, сяду ли я? Думаешь, мне не все равно, живу я на улице или нет? Да где угодно жить лучше, чем жить с моим отцом. Вот чего он хочет. Он хочет, чтобы я жил в его доме, играл по его правилам, одевался как он, говорил как он, да, да, да, он хочет, чтобы я был Мэтью Тобиасом Вандерсоном Четвертым. И я говорю на это: хуя с два! Но если я скажу «да, да, да», то получу его деньги. Легче простого заставить своих сыновей действовать из корыстных побуждений. Но, думаешь, мне нужны его деньги?

- Так зачем тогда брать что-то, если ты этого не хочешь и тебе это не нужно?

- Я забрал у него то, что он любит. А что он любит больше всего? Бабки.

Шарки засмеялся, но, похоже, он готов был снова заплакать.

Рафаэль не отрываясь смотрел на него.

- Шарки? - позвал он с теплотой в голосе и глазах.

- Да? - шепотом откликнулся Шарки.

- Ты заслуживаешь лучшего. Лучшего, а не того, что он дал тебе. Ты же знаешь это, да, Шарки? Ты знаешь, что заслуживаешь лучшего?

По щекам Шарки потекли слезы.

- Пошли они, - сказал он. Его лицо ожесточилось, глаза говорили: пошли они, пошли они все. Он встал и просто вышел из комнаты.

Мы все переглянулись

- Его можно так отпускать? - спросил я. - Может, нужно за ним пойти?

Адам покачал головой.

- Он забыл куртку. На улице идет снег.

Я начал подниматься, чтобы пойти за Шарки.

- Ты знаешь правила, Зак. Мы все знаем правила. Никто не покидает группу.

- Но…

- Ему просто нужно время. - Адам обвел взглядом группу. - Мы все должны учиться владеть собой. Без исключения. Каждый здесь должен научиться справляться со своими проблемами, а не спасать другого. Мы об этом уже говорили.

Мне очень хотелось послать Адама нахер.

- Разве мы не должны хоть что-то сделать?

- Что, Зак? Что мы должны сделать?

- Вернуть его на занятие.

Адам покачал головой.

Я ненавидел в эту минуту Адама. Ненавидел.

Не помню, что было дальше на занятии, я упорно смотрел в пол и, слыша какой-нибудь шум, надеялся, что это вернулся в комнату Шарки. Но он так и не вернулся.

Когда занятие закончилось, мы все встали вкруг – как обычно. Встали вкруг, взялись за руки и прочитали молитву о спокойствии ⁷ . Так как я стоял рядом с Адамом, мне пришлось взять его за руку, и когда мы расходились и он направился в свой кабинет, я крикнул:

- Эй, Адам!

Он оглянулся.

- У меня есть секрет, - сказал я, подойдя к нему. - А я знаю, что мы не должны хранить секреты.

- Ты хочешь рассказать его мне? - спросил он.

- Да. Когда мы держались за руки на молитве, мне все время хотелось выдернуть свою руку из твоей. - Усмехнувшись, я пошел прочь.

- Мы поговорим позже, - крикнул он мне вслед.

- О чем? - Я не выдержал и начал кричать: - Знаешь, в чем твоя проблема? Ты все ждешь, что я буду вести себя как взрослый. Здорово. Охуеть как здорово! Ты хочешь, чтобы я повзрослел и вел себя как Рафаэль, но у меня, блять, даже детства не было, а ты хочешь, чтобы я сразу нырнул во взрослую жизнь. Да я, блять, плавать не умею! Я ненавижу тебя. Слышишь? Ненавижу!

Я опять плакал и был противен самому себе, меня достали уже эти слезы – вечно застилающие глаза и водопадом текущие по лицу. Я почувствовал, что падаю – наверное, обо что-то споткнувшись – и стою на коленях, рыдая и пытаясь подняться на ноги. А рядом стоит Адам, протянув ко мне руку.

- Возьми ее, - сказал он. - Это моя рука. Возьми ее. Ты всегда можешь выдернуть свою, если захочешь.

2.

Шарки просто исчез. Я нигде не мог его найти. Он не был на арт-терапии, не был на обеде и не был… нигде.

Днем я сходил на дыхательную гимнастику, и занятие прошло очень странно. Ни с того ни с сего, прямо посреди дыхательного упражнения я вспомнил приснившийся мне сон. Мы с братом сидели в машине, он просил у меня прощение за то, что сделал, и забавлялся с пистолетом – направлял его то на меня, то на себя, и все повторял: «эни-бэни, рики-таки…» А затем пистолет выстрелил, и я начал кричать. Сюзан говорила: «Все хорошо, все хорошо, сосредоточься на дыхании, с тобой все хорошо». Легкие поглаживания ее нежных рук были как прикосновения ангельских крыльев.

После занятия я сказал Сюзан, что со мной никогда не будет все хорошо. Она ответила, улыбнувшись: «Ты даже не представляешь себе, Зак, какой ты храбрый». Но я знал, что никакой я не храбрый, я произнести-то это слово не мог. «Я могу тебя обнять?» - спросила она. Иногда психотерапевты считают, что обнимания – полезная штука. Я не знал, что на это ответить. В моей семье мы никогда не обнимались. «Конечно, - ответил я. - Это было бы неплохо». Сюзан улыбнулась, отчего в уголках ее губ и глаз стали видны возрастные морщинки, провела пальцами по моим волосам и обняла меня. «Отпусти себя, - прошептала она. - Отпусти себя, храбрый мальчик. Отпусти».

Когда я вышел на улицу, светило солнце, но оно было холодным. Цвет небес предвещал идущую с гор бурю. Я вгляделся в голубые просветы между темными тучами. У меня на душе было так же холодно, ветрено и темно, как в этом небе.

Войдя в кабинку, я сразу заметил, что все вещи Шарки исчезли. Его шкаф был пуст, как будто его никто и не занимал.

Он ушел. Вот так, внезапно и мгновенно. Просто исчез.

Я остро ощутил свое сердце – так всегда начиналась паника, с ощущения, что мое сердце сейчас потонет в ледяном океане пустоты. Я ненавидел это чувство – когда не можешь вздохнуть и кажется, что случится что-то очень-очень плохое.

Шарки. Где он? Где? Почему? Он только что рассказал свою историю, и он работал над собой, и, казалось, он будет в порядке, и он вел дневник, и не употреблял наркотики, и теперь он ушел, и для чего тогда это все было, и зачем он сюда приходил, если собирался уйти, так и не завершив начатое? Я делал вдох и выдох, вдох и выдох. Дыши, Зак, дыши. Дыши, Зак, дыши.

Я побежал к курительной яме, но и там Шарки не было. Я спросил Джоди, видела ли она его. Она затянулась сигаретой.

- Он уехал, Зак. - Джоди выглядела грустной. Ей нравился Шарки. Они болтались вместе после ужина и смешили друг друга.

- Уехал? - Я смотрел на нее не мигая.

- Да. Должно быть, вызвал такси, потому что сел в него полчаса назад.

- Он хоть что-нибудь сказал?

- «Увидимся на улице».

- Он так и сказал?

- Так и сказал. Он улыбался. У него обалденная улыбка.

- Но как они могли его вот так просто отпустить?

- Они не могут заставить тебя остаться здесь, Зак.

- Почему нет?

- Потому что проку от этого не будет.

- Но он… - я умолк. Я даже не знал, что собирался сказать.

- Он что, Зак?

- Он еще не пришел в норму.

- Он никогда и не придет, Зак. Никто из нас не придет.

Взглянув на меня, она снова затянулась.

- Тогда для чего все это, Джоди?

- Боже, какой ты еще ребенок.

- Иди ты. - Это все, что я сказал перед тем, как уйти.

Боже, как же мне хотелось выпить. Очень, очень хотелось. Я бродил, как какой-то нервный кот. Да, я ужасно нервничал, так нервничал, что у меня ехала крыша. Я грыз ногти, от которых и так мало что осталось, жевал костяшки пальцев. Боже, у меня никогда еще не было так паршиво на душе, и я не понимал, что со мной происходит. Я ходил по округе туда-сюда как какой-то вконец очумевший псих. Почувствовав вдруг на своем плече ладонь, я до смерти перепугался. Сжав кулак, я резко развернулся и уставился в карие глаза Рафаэля. Я чуть не ударил его.