Изменить стиль страницы

— Ну-ну! Тоже мне сторож! Живешь-то как? Где устроился? Прошлый раз все меня слушал, о себе ничего не рассказал.

— Все нормально! Спасибо вам, Алексей Иванович. Второй уж том, пожалуй, благодарностей вам пора бы написать. За ваш жилой модуль. Живи в нем да радуйся!

— Так ты поведай, где радуешься? В прежней ли своей каюте поселился?

— Да нет, — уклонился было от ответа Никита.

Не хотелось ему признаваться, что тяжко ему стало в былой каюте. Картина на стене с Девой-воительницей на белом коне…

— Поселился я, опять спасибо вам, командир-конструктор, в придуманном вами центрофугальном вагончике. Разгоняю его, как предусмотрено, пока центробежное ускорение не сравняется с ускорением земной тяжести, прижав меня к полу, как там, у вас, на Земле. И любуюсь через переднее окно, как бежит мне навстречу бесконечный рельсовый путь, и не ощущаю, что мчусь внутри обода диска. Сижу себе да посиживаю. Продуктов вы мне на две жизни припасли. Брожу по всем трем комнатам вагончика. И соображаю, как же мне конец окружности найти, по которой катаюсь? Недаром еще в Древней Греции окружность считалась совершенной фигурой, чуть ли не божественной.

— Все шутишь, Никитушка?

— Без всяких шуток, командир. Потому в вагончик я переселился, что не хочу здесь слабаком стать, в невесомости нежась. Кто его знает, сколько пробыть тут придется.

— Это уж наша забота. Зря ты к вечному отшельничеству приноравливаешься.

— Не зря, командир. Мне теперь эта невесомость — в наслаждение. Такую легкость полета ощущаю… Даже жаль, что в рейсе мы попользовались ею самую малость.

— Как раз за эту малость при субсветовой скорости и пролетели на Земле печальные столетия.

— Ну а у вас-то там как, Алексей Иванович? Печали нет? Жаль, с Бережным не поговорить. В неудобном месте люди Город Руин построили, а потом довели до разрушения. Вот у него печаль так печаль: вождем племени своих правнуков стал!

— Весна, жена его, в ожидании ребенка нашла нужным власть ему передать.

— Ну, Весна Закатова, тайная его любовь, воплотясь вновь через тысячелетие, ему, конечно, нужна. Но власть-то зачем?

— Чудак ты, пустынник космический! Он же ответственным себя считает за одичание людей.

— Мне бы тут не одичать!

— Занятие, дружище, себе найди. Книг там невпроворот.

— Да, вы уж постарались оснастись экспедицию. Как бы мне еще и третий том благодарностей не написать.

— Что-нибудь другое напиши.

— Хотелось бы…

— Что? Мыслишки есть?

— Впечатлений вроде бы пока набираюсь. Царем природы все хочу себя почувствовать, пока в космосе витаю. Да что все обо мне да обо мне! Вы лучше скажите, как Никитенок?

— Растет всем нам на радость. На эсперанто лучше всех нас лопочет. Надя тебе про него рассказывала уже… Федор с Галлеем, да и Надя с ними технический университет открывают. Специалистов волновых энергостанций готовить надо.

— Конечно надо, вот и мне по своей ниточке космической Ариадны домой возвращаться надо. Взгляну только, как тут кванты вакуума раскалываются.

— Успеха тебе и счастливого пути.

— Ни бугров, ни ям на дороге не будет. Гарантирую! — отшутился Вязов и закончил связь, подавив горечь разлуки.

Возвращаясь к жилому модулю, он опять вглядывался в светящуюся бездну.

«Что ж, становись царем природы, познавай ее, вот она перед тобой, даже у ног твоих!» — пошутил сам с собой и задумался всерьез.

По каким законам переходят кванты в вещество? Очевидно, законы эти просты и едины!

С какого конца подойти к ним?

Он подлетал к огромному, яркому с освещенной стороны и черному с другой диску. И вспомнил, как приближался звездолет к родной планете.

Его друзья выбирали тогда с помощью электронного телескопа место для посадки космолета на изменившей свои очертания суше.

Он шутливо посоветовал им воспользоваться опытом инопланетян, которые давным-давно уже совершили посадку где-то вблизи развалин Стоунхенджа, древнейшей обсерватории, научив людей принципам ее постройки.

«Стоп! — сказал он себе. — Здесь что-то есть! В случае удачи принесем в жертву не стадо быков, а целое созвездие Тельца».

Пройдя шлюз и освободившись от скафандра с движком, он поплыл в библиотеку, чтобы найти нужные книги, не полагаясь на свою память.

Стоунхендж! Сооружен людьми в каменном веке на Британских островах за четыре тысячи лет до звездного рейса. Могли ли невежественные люди самостоятельно закодировать в плане сооружения параметры Солнечной системы? Пентаграмма! И любитель астрономии Терешин, потом объединившийся с ученым Авинским, опубликовали, кажется в 1985 году (найти бы этот ежегодник «На суше и на море»!), статью о пентаграмме Стоунхенджа! «Невозможные знания» закодированы в ней!

Так не искать ли корни знаний у инопланетян древности? Не были ли им известны первозаконы Природы, о которых он задумался?

К величайшему сожалению Вязова, найти нужную литературу о работах Терешина или Авинского ему не удалось. И Никита решил проделать все сам и докопаться до истины. Он засел в своем вагончике, погрузившись в увлекательное занятие.

Не без иронии вспоминал «отшельников» древней Индии, которые добровольно замуровывали себя в каменном мешке, а вход заваливали снаружи тяжелым камнем: еду и воду для них раз в день ставили у небольшого отверстия. И замурованный погружался в самопознание, углублялся в себя.

Нет! У Вязова и другие задачи! Надины формулы верны. Это ему удалось доказать. Теперь надо проанализировать, как построена пентаграмма. Ну конечно! Универсальность ее — прямое следствие того, что она исходит из непреложных для всей Вселенной соотношений, длины окружности к ее диаметру! Еще в древнем Египте знали, что впоследствии названное архимедовым число «пи» равно 22/7! И если построить вписанный в окружность одиннадцатиугольник и соединить середину одной из сторон с концами противоположной, то получатся две величины: 11 — число сторон фигуры — и центральный угол α между этими линиями.

Не сразу, а после долгих и мучительных, однако увлекательных исследований пришел он к тому, что эти константы лежат в основе всего сущего. Ему пришлось стать и геологом, и химиком, и биологом, и физиком-ядерщиком, не говоря уже об астрономии, изучая найденные в библиотеке книги. И Вязов сам поражался стройности своих выводов. Может быть, он повторял былые исследования? Во всяком случае, в его время эти первомодули не считались общепринятыми. Что ж! Зато теперь он сможет обогатить покинутых им людей!

Вязов определил, что угол а равен одной одиннадцатой длины окружности, то есть 32,72 (в периоде) градусов! Это позволило построить триаду с кратными основными числами:

11……32……72

22……16……36

44……8……18

88……4……9

Эти числа соответствовали, к радости Вязова, основным размерам микро- и макромира. Этим константам, сгруппированным в кратные им каскады и группы, в конечном счете подчинены все величины: и физические, и биологические, земные и даже космические!

Так для увлеченного ученого-отшельника промелькнули годы!

Тогда и состоялся у Никиты знаменательный для него разговор с Надей.

Начал он с обычной шутки:

— Ну как там твое бычье стадо?

— Не приняты у них здесь жертвы! Благодарю тебя за проверку, твоя доля — по меньшей мере сотня быков.

— Мне другое придется в жертву принести, созвездие Тельца, что ли…

— Тогда раскрывайся. Догадываюсь, что за шутками твоими стоит.

— Что ж, придется тебе выслушать мой новый неуклюжий сонет. Времени у меня для творчества более чем достаточно.

И он прочитал Наде свое творение, которое имело для них свой особый смысл.

Я в зеркале увидел своего отца:
Глаза, улыбка, борода седая.
Знакомые черты родного мне лица.
Таким и в памяти хранил его всегда я.
И по-отцовски глядя на меня в упор,
Как будто спрашивал из «Зазеркалья»
Его немой, но говорящий взор:
Что сделал для людей и что искал я?
А я искал, летя в межзвездной высоте,
Глубин земных несметные богатства.
Открылась мне планета в дивной наготе
На ликованье всеземного братства.
И пусть здесь, в космосе, закончу жизнь свою,
Но клад Земли сейчас я людям отдаю!