Толстый Ванечка тоже участвовал в забегах. Чтоб не выделяться.
Но где ему, бедному. Всегда приплетался последним.
Однажды братья близнецы, глядя на несчастного Ванечку, о чем-то пошептались и, решительно подойдя к нему, ухватили за руки.
— Гляди, нe спотыкайся! — в унисон грозно сказали братья.
И великий забег начался!
Подобно молнии, стремительно летела удалая тройка мальчишек по некошеному лугу. Эх, тройка! Кто тебя выдумал? Только гулко стучали голые пятки. Только ветер свистел в ушах… Да в испуге разлетались из под ног во все стороны кузнечики…
… Остальная ватага мальчишек далеко позади… Уже у самого леса, у полосы кустов, двое близнецов просто вытолкнули вперед полноватого мальчугана! И он первым пересек заветную, невидимую черт! Он первый! Впервые в жизни!..
Те, что были по бокам и волокли его весь забег, устало повалились на землю и долго не могли перевести дыхание.
А мальчик Ваня медленно опустился на колени и ладонями стирал со лба и щек обильный пот.
— Спасибо, братцы!
Улыбающееся лицо толстого мальчика светилось счастьем.
Пройдут годы. Да что там годы, вся жизнь. Каких только встреч и событий не будет в жизни Ванечки Крылова. Но до самого конца, до самого последнего вздоха он будет помнить тот стремительный забег по некошеному лугу.
— Спасибо, братцы!
Чаще всего еще в детстве Судьба демонстрирует нам знаки, своеобразную схему нашей будущей жизни. И последние станут первыми.
Когда Ванечке стукнуло десять лет, мать направила его в дом местных аристократов Львовых. Чтоб он вместе с господскими детьми выучился французскому, танцам и арифметике. С Арифметикой и французским дело шло как нельзя лучше, А вот танцы…
После первых же уроков танцмейстер-немец побежал к хозяину и весь красный от гнева закричал. Мол, легче обучить танцам целую стаю медведей, нежели этого… Этого Тюфяка!
Ванечка и сам разумел. Богиня танца Терпсихора навсегда повернулась к нему спиной. И никогда не явит ему свой прелестный лик.
Надеяться было не на что.
Тюфяк! Увалень! Юный Ванечка был поразительно, фатально неуклюж. Даже если сидел абсолютно неподвижно на стуле, все одно, возникало ощущение, будто он делает это крайне неловко.
Более того, он был фантастически рассеян и задумчив. Мысли его и фантазии постоянно видали где-то там, далеко, далеко…
— Мосье Крылов! Вам удобно сидеть?
— Премного благодарен.
— Вы сели на мою шляпу.
Так всю оставшуюся жизнь Ванечка будет наступать дамам на ноги, пилить рыбу ножом, садиться на чужие шляпы и улыбаться неведомо чему на чинных похоронах. Судьба!
Жизнь словно задалась целью вылепить для Ванечки образцовую судьбу. А потому последовательно чередовала счастливые случаи и редкостные совпадения с оплеухами, ухабами и всяческими затруднительными положениями, в которые Ванечка попадал систематически.
Но справедливости ради, стоит заметить, удач и везения в его жизни было гораздо больше, нежели потерь и разочарований.
Скоропостижная смерть отца утвердила Ванечку в мысли, что взрослая жизнь уже началась. И должность писца в городском магистрате, тому подтверждение. Должность самая низкая, ниже ее только дворник. Но за бесконечное переписывание бумаг платят. Немного, но все-таки. Как-то незаметно для себя самого, Ванечка перешел на стихи. Рифмы так и вертелись в его юной голове.
Кто-то из любопытных приказных подглядел, чем занят полный писец. И попросил юного стихотворца написать любовное послание предмету своих воздыханий.
Далее у писца Ванечки уже не было отбоя от желающих. Добрая половина барышень Твери и не подозревала, что всем им пылко признается в любви один и тот же толстый и неуклюжий юноша. Правда, под разными фамилиями. Сколько счастливых семей состоялось при непосредственном участии писца Ванечки из городского магистрата. Правда, на свадьбы его не приглашали. Ел слишком много.
Стихи Ванечки как-то попали на глаза Львову. Сам Николай Александрович, будучи человеком просвещенным, читающим, пришел, прямо-таки, в изумление. У юноши был несомненный талант.
Не долго думая, Николай Александрович забрал юного Ванечку с собой в Петербург. На показ, и не пожалел об этом.
В петербургском доме Львовых проживала, кроме прочих, одна болонка. Со вздорным характером. Вся такая беленькая, чистенькая. Даже с двумя бантиками. На шее и на хвосте. На французский манер.
И звали ее тоже на французский манер. «Зизи-Мишель». Хотя в действительности она называлась Зинаида Михайловна.
Только Ванечка переступил порог петербургского дома Львовых, она презрительно оглядела его с ног до головы и, даже толком не обнюхав, пробормотала себе под нос:
— Дурак какой-то неотесанный! Деревенщина!
— Думается мне, сама дура! — едва слышно ответил Ванечка.
Зизи-Мишель опешила. Даже на задние лапы присела от изумления. Разумеется, ее до глубины собачьей души поразила способность Ванечки понимать их собачий язык.
— Ты, что ли… все понимаешь… по-нашему?! — прошептала она.
— Извольте мне не «тыкать», барышня! — строго ответил Ваня.
— Извините… — едва слышно пролопотала Зизи-Мишель.
Она тут же пустила по городу слух о «самом человечном» человеке. Из Твери. Очень полном, но… все-таки, симпатичном.
Но не только лохматую Зизи-Мишель поразил в самое сердце полный писец Ванечка. Николай Александрович вывел юного поэта в свет. Для того, собственно, и привез в Петербург.
Почти во всех светских салонах стихи юного поэта производили самое благоприятное впечатление. А в сочетании с фантастической неуклюжестью и неповоротливостью становились просто событием.
Милые дамы одолевали Ванечку вопросами? Какая из муз ему более импонирует? Мельпомена, муза трагедии? Или лукавая Талия, муза комедии? Или он отдает предпочтение Терпсихоре, богине танца?
Юный Ванечка не обижался. Простодушно отвечал. Дескать, его сердце принадлежит исключительно музе Клио. Музе Истории. Любительнице россказней и небывальщин.
В Петербурге Ванечке постоянно везло. До первой влюбленности. В пятнадцать лет он был представлен первому драматургу эпохи Якову Борисовичу Княжнину. Уже немолодому худощавому с бледным лицом. Постоянная полуулыбка Княжнина, всякое его слово, вовлекало Ваню в мир, в котором не было ничего скучного и незначительного.
Когда-то Княжнин служил в гвардии. И однажды на балу был отмечен самой императрицей. Вся гвардия тогда вздыхала по ней. Екатерина распорядилась подвести к ней Княжнина.
Хозяин дома потянул его за рукав, но Княжнин, (вообразив черт, знает что!), выдернул руку и стремительно покинул залу.
Глядя ему вслед, Великая Императрица усмехнулась.
— Очевидно, старею. Прежде молодые люди от меня не бегали.
В тот год Екатерине Великой было тридцать шесть. Выглядела она лет на десять моложе.
Историю эту Ванечка услышал из уст жены Княжнина, Катерины Александровны, Она была молода, хороша собой, прекрасно образована, естественна и проста. Разумеется, пятнадцатилетний Ванечка влюбился с первого взгляда. Разумеется, Катерина Александровна заметила это. Но толстый молодой человек с литературными, поэтическими амбициями был сей симпатичен. Не более того.
А влюбленный Ванечка уже фантазировал себе… Еще при первом знакомстве он решительно заявил. Мол, не признает светских условностей. И презирает общепринятую учтивость. Катерина Александровна с ним согласилась. И абсолютно серьезно заявила, что мечтает жить в Вест-Индии среди дикарей. И никаких одежд вообще не носить.