— Русские порывают со всякими благостными предрассудками и со всяким сверхчувственным барахлом. Прочтите, если это вас занимает. Москва отправила экспедицию в Африку — знаете, для чего? Чтобы скрестить людей с обезьянами, с гориллами и шимпанзе. Искусственным оплодотворением — как выйдет. Если удастся, — а это удастся, — то этот биологический опыт окажет большее действие, чем все анатомические, эмбриологические и прочие доказательства. Еще девяносто процентов человечества гнут колена перед каким-то божеством, еще, несмотря на науку, религия — всемогуща! Что с ней станется, когда через пропасть, отделяющую, как по библейскому, так и талмудическому и мусульманскому представлениям, человека от животного, будет перекинут мост? Не по ученым книгам, которых никто не читает, а по живым свидетельствам — продуктам скрещивания человека с обезьянами. А московский профессор знает, чего он хочет. Это — старик Иванов.[2] Он ввел на конских заводах искусственное экономное оплодотворение спермой. Он при помощи такого метода уже получил бастардов от тех видов, которые нормальным путем не могут спариваться. Например, от крыс и мышей — более отдаленных родственников, чем люди и обезьяны, у которых исследования крови дают тождественные реакции.

— Глупость! — пробормотал Ян, — вздорные шутки увлекшихся биологов.

Она засмеялась:

— Да, да, глупость все то, что вы не в состоянии охватить разумом. Но не говорили ли вы мне, что изучали юриспруденцию? Так если юристы уже занялись этими проблемами, значит, в них кое-что заключается. Как вы думаете? Вот, смотрите: декабрьская «Германская газета юристов». Большая статья о том, как следует с точки зрения права относиться к ивановским живым существам, этим созданиям, стирающим границы между человеком и животным. Способны ли такие полу-люди вступать в брак, владеть имуществом? Можно ли их будет — по каноническому праву! — крестить, господин доктор обоих прав? Как бы то ни было, вы должны будете серьезно отнестись к этим вздорным опытам. Можно было бы уже давно предпринять их, но люди слишком трусливы. Даже теперь самая передовая наука все еще ограничивается экспериментами над животными, не осмеливаясь наложить руку на богоподобного человека. Только русские идут на это. Как некогда — читайте Библию! — ангелы спускались к дщерям человеческим, чтобы те родили от них новые существа, так ныне Иванов со своими людьми спускается к дочерям обезьян. Русские это смеют, только они одни. Они и мне предоставят возможность претворять в действительность мою мечту: изменить пол, превратить мужчину в женщину и женщину в мужчину!

Ян Олислягерс поднялся, подошел к двери, надавил кнопку звонка и вернулся обратно.

— Да, эти русские смелы, — сказал он, улыбаясь. — Они на это осмелились, они одни, мне только интересно, что из этого выйдет. Русские ведь, знаете ли, ваши дорогие русские никогда не бывают мастерами, они ^:— только сбежавшие ученики.

Она вспылила:

— И вы думаете таким нелепым замечанием…

Ян перебил ее:

— Не волнуйтесь, доктор. Я лишь повторяю то, что когда-то сказал Кант!..

Гелла Рейтлингер всмотрелась в этого большого, хорошо развитого мужчину, сидевшего тут перед ней с улыбкой превосходства, элегантного, несмотря на грязную, поношенную кожаную куртку шофера. Она ясно почувствовала, что эти серые глаза не знают мелких предрассудков. Почувствовала, что ее оружие притупилось, не оцарапав ему и кожи. Ее охватил озноб, и ее веки растерянно опустились.

— Простите! — пробормотала она.

Он подошел ближе, посмотрел на неес любопытством.

— Что такое? — спросил он.

Она шептала:

— Но почему же?.. Почему?..

Сильный стук в дверь перебил ее. В комнату вошла сестра.

— Что угодно госпоже?

Она оправилась, переломила себя.

— Да, хорошо, — сказала она, — пойдите в комнату номер двенадцать, распорядитесь…

Она не окончила фразы. Ян Олислягерс перебил ее:

— Обождите еще, сестрица, с этим. Сперва принесите нам кофе, только очень крепкого и очень горячего. С вашего любезного разрешения, доктор, это обоим нам будет полезно после бессонной ночи.

Сиделка вышла, поклонившись. Точно свежая кровь прилила в жилы докторши. В одну секунду она снова обрела свою прежнюю силу.

— Чего вы еще ждете? — настороженно спросила она.

Он полез в карман, положил на стол документ, подписанный Эндри.

— Можете его взять себе, — сказал он.

Она повернула голову, мучительно и неуверенно:

— А завтра, — спросила она, — завтра?

Он повел плечами:

— Я в вашем распоряжении. Сегодня и завтра… пока все не кончится.

Она взяла несколько листков с письменного стола и передала ему.

— Вот что я разработала сегодня ночью. Вы согласны это сделать для меня?

Он взял бумаги и начал читать. Затем задал несколько вопросов, на которые она быстро ответила.

— Согласны вы это сделать? — повторила она.

Он согласился.

Она схватила его руку и крепко пожала. Он почувствовал, как горяча ее рука, влажная и липкая.

— Итак, покончено, — сказала она, — твердо покончено?

Мягко и благодарно покоился на нем ее взгляд. Она чувствовала, что получила большой подарок.

— Почему? — задала она вопрос.

Он высвободил свою руку и высоко вздернул голову перед ее изумленным взором.

— Почему?.. Я сам этого не знаю, — медленно произнес он. Но что-то дернуло его. Он быстро добавил: — Во всяком случае, не ради вашей красоты, доктор Рейтлингер!

Она скорчилась, затем горько усмехнулась:

— О, это я хорошо знаю! — Тотчас же овладев собою, продолжала: — Думаю, вы начнете сегодня же, мой партнер! Сначала возьмите на себя американца. Устройте так, чтобы он дал мне работать и не надоедал. Далее, если вы сядете на поезд, отходящий в полдень из Бармштедта, вы сможете вечером быть в Берлине.

— Хорошо, — согласился он, — хорошо. Я буду держать вас в курсе происходящего, буду писать или телеграфировать. Затем приеду за вашими новыми приказаниями.

Он снова схватил ее руку, быстро наклонился и поцеловал. Подняв голову, увидел ее желтый торжествующий глаз. Закусив губы, Ян направился к дверям и вышел.

— Я — пьян, — бормотал он, — пьян…

Пришла сестра с большим серебряным подносом в руках.

— Кофе! — усмехнулась она. — Крепкий и горячий!

Он схватил стакан воды и с жадностью выпил. Ян видел, как сестра пыталась локтем надавить на ручку дверного замка. Открыл ей дверь, впустил ее. Какое-то всхлипыванье донеслось до его ушей. Гелла Рейтлингер стояла у своего письменного стола. Ей тело вздрагивало, руки колотили по столу, слезы текли из глаз. Истерические всхлипывания и стоны трясли ее. Она с рыданиями упала на стул.

Ян медленно закрыл дверь и спустился с лестницы.

О двойниках и священной скорби

Ян Олислягерс прошел через мост в Эйзак, затем через Нейштифтский овраг. Из гостиницы вышел какой-то мужчина, длинный, тонкий и узкогрудый. Они столкнулись, посмотрели друг на друга при свете фонаря. Кто это был? Несомненно, он знал его. Иностранец, казалось, тоже недоумевал. Они остановились, с полминуты рассматривали один другого. Затем господин смущенно пробормотал:

— Извините! — и обернулся, уходя.

Ян засмеялся, пошел дальше, повернул направо, к Ганштейнскому замку. Комично! Это уже два раза случалось с ним в тихом городишке Бриксене, когда он был здесь в последний раз, две недели безрезультатно дожидаясь доктора Фальмерайера. Он все время встречал кого-то, кого, по-видимому, очень хорошо знал, а оказывалось — совершенно незнакомого.

Почему надо именно этого врача привезти в Ильмау, этого, а не какого-либо другого? Но Гелла Рейтлингер настаивала на своем. Никто другой не имеет такого опыта, не знает так основательно всего относящегося к симбиозу.[4]

А симбиоз, Боже мой, симбиоз между двумя людьми — кто другой мог осуществить его в этом труднейшем случае?