С первого же взгляда ребята поняли, что перед ними немец. И не просто немец, а, судя по шинели, офицер.

Коля прощупал лучом фонарика окружавшую их темноту. В подвале больше никого не было. Гитлеровский офицер лежал совершенно один.

Ребята окружили его.

Витя на всякий случай осмотрел его карманы, они были пусты.

– Давай посмотрим его лицо, – предложила Мая.

Луч уперся в закрытые глаза, осветил короткий тупой нос, широкий подбородок...

– Он! Видите? – прошептала Мая.

– Что? Что?.. – тоже шепотом спросил Коля.

Мая вдруг отшатнулась.

Офицер открыл воспаленные глаза, протянул вперед руки и крикнул:

– Zu mir! Zu mir![5]

Они так и замерли на месте. Теперь все трое узнали этого человека. Одно его имя еще недавно внушало ужас всему городу.

Да, ребята не ошиблись – перед ними действительно лежал начальник городского гестапо Курт Мейер, тот самый Курт Мейер, который хозяйничал в городе как ему вздумается. Он лежал здесь уже несколько суток. Взрывом бомбы перевернуло его машину. Шофер был убит, а он получил ранение в левую ногу. Это произошло недалеко отсюда, на повороте дороги. Несмотря на страшную боль, у него хватило сил добраться сюда, в подземелье, притащить с собой запас продовольствия и две химические грелки, которые могли греть довольно долго, если их держать за пазухой. Но ранение – не простая штука. Счастье изменило Курту Мейеру. Он мечтал о богатстве, об орденах, вместо этого пришла смерть. Она наступала на него в каком-то грязном подвале, куда чудом забрели трое смелых ребят.

– Что же нам с ним делать? – спросил Коля. – Нам втроем его отсюда не вытащить, он слишком тяжелый...

– Надо позвать кого-нибудь, – предложил Витя.

– А какой он был важный, когда ходил по городу! – сказала Мая.

Вдруг Мая схватила Колю за руку:

– Ой! Смотрит! Смотрит!..

Коля навел луч фонарика на лицо Курта Мейера. Сквозь узкую щель приподнятых век на ребят смотрели два темных блестящих глаза. Курт Мейер перестал стонать, словно он пришел в себя и теперь осматривался, стараясь понять, что здесь происходит. Он молчал и только слабо шевелил губами.

Ребята невольно отступили назад, таким страшным было это лицо – отекшее, обросшее щетиной. Они решили пойти за помощью. Если бы они знали, что сделает этот человек через пять минут, то, наверное, поступили бы иначе.

Когда они вышли из подвала, захватив с собой рюкзак Курта Мейера, было уже темно. Помогая друг другу, перелезли они через все кручи, пробежали пространство до дороги и остановились, тяжело дыша. Вокруг было пустынно и безлюдно – ни одной проезжей машины, ни одного человека.

И вдруг со стороны развалин до них донесся приглушенный звук выстрела. Это Курт Мейер, поняв, что больше надеяться ему не на что, выстрелил в последний раз.

Но об этом ребята узнали позднее.

Сейчас ими владела только одна мысль – скорей, скорей назад в город! Они бежали молча, задыхаясь от бега и от ветра, который бил им в лицо. И вот наконец сквозь мглу прорезались очертания окраинных построек. Ребята увидели человека, фигура которого смутно вырисовывалась сквозь белесую морозную дымку. Человек шел им навстречу. Ребята побежали еще быстрее, стараясь не отставать друг от друга.

Когда они приблизились к человеку, он вдруг остановился и окликнул их:

– Ребята! Вы что тут делаете? Куда бежите? – Голос его звучал добродушно.

Ребята сразу узнали Якушкина, фотографа с базарной площади.

– Домой торопимся! – крикнул Витя.

Теперь они убавили шагу, успокоились, словно переступили через какую-то невидимую черту, за которой остался жуткий подвал со страшным Куртом Мейером.

– Вы знаете, откуда мы идем?.. – крикнул Коля, радуясь встрече с Якушкиным и невольно хватая его за рукав. – Оттуда! Из развалин!

– Что, что? – не понял Якушкин. – Откуда?

– Ну, из элеватора... – показал в темноту Виктор. – Вы не знаете, кого мы там нашли...

– Курта Мейера!.. Начальника гестапо! – перебила его Мая.

Якушкин от удивления словно прирос к месту.

– Да что вы, ребята, шутите, что ли? Курта Мейера? Откуда он там взялся!

– Не знаем, – качнул головой Коля, – а только мы его видели... Он там в подвале лежит!

– И совсем один, раненный, – сказала Мая.

– И банки вокруг него из-под консервов валяются, – добавил Виктор.

– Да не может этого быть! – Якушкин только руками развел. – Все это вам, наверное, померещилось, ребята... Какой подвал? Какие банки? Да и зачем вас туда понесло?

– А мы картины искали, – сказал Виктор. – Ну, знаете, те, что из музея украдены... Вы что, нам не верите?..

– И никто не поверит.

– Ах, так? А вот посмотрите-ка, что у меня за спиной, – сказал Коля. – Ну, посмотрите! Что это?

Якушкин посмотрел.

– Вещевой мешок! Немецкий как будто! – сказал он удивленно и немного смягчая тон.

– Вот мы его у Мейера и забрали!

Якушкин стал быстро ощупывать мешок.

– Смотрите-ка! И верно!.. А нет ли в нем консервов, ребятки?.. Очень уж я изголодался, сказать по правде... Так вы, говорите, самого Курта Мейера видели? – спросил он уже серьезно.

– Видели, – усмехнулся Коля. – Не верите – посмотрите сами... Ну, нам домой пора!

– Идите, идите, ребятки, – сказал Якушкин. – А я вот тут недалеко живу, поискать снарядных ящиков на дорогу вышел – топить нечем... Ну, бегите, бегите...

Ребята пошли к городу, а Якушкин, кашляя, поплелся своим путем, высматривая, не темнеет ли где-нибудь на обочине дороги брошенный отступавшими гитлеровцами пустой снарядный ящик...

Глава сорок пятая

ЕЩЕ ОДНА ЗАГАДКА

Дивизия получила приказ двигаться к Обояни и освободить ее. Ранним утром Ястребов собрал командиров полков и рассказал им о боевых задачах, которые должны решать полки.

До выступления оставалось немногим более суток.

Стремянной сидел у себя за столом и просматривал донесения, когда, слегка приоткрыв дверь, в комнату к нему заглянул штабной переводчик.

– Товарищ подполковник, разрешите войти?

– Заходите. У вас что-нибудь спешное? – не поднимая головы, спросил Стремянной.

– Да вот перевел несколько немецких документов, товарищ подполковник. Пришел вам доложить.

– Есть важные?

– Нет. Разве что документ об укреплениях. Да и тот носит слишком общий характер; он касается главным образом распределения рабочей силы. Все остальное в том же роде. Есть, правда, еще один занятный документ, но он интересен скорее с точки зрения психологической, чем с военной.

– Это что за документ?

– Записная книжка начальника гестапо Курта Мейера. Та, что заведующая детским домом принесла... К сожалению, записей в ней мало и все они, так сказать, личного порядка...

Стремянной оторвал глаза от лиловых строчек донесения и посмотрел на переводчика:

– Что же, в таком случае, вы нашли в них интересного?

– Характер, товарищ подполковник. Ход мышления. Это, я бы сказал, типичный гитлеровец старшего поколения. Но в двух словах это объяснить трудно. Вы лучше сами на досуге поглядите.

– На досуге?.. – Стремянной усмехнулся. – Ладно, оставьте. Авось будет у меня когда-нибудь досуг...

Он положил на пачку бумаг еще несколько перепечатанных на машинке листков, которые он взял у переводчика.

Вечером, собирая со стола бумаги, Стремянной наткнулся на записки Курта Мейера. Он мельком, стоя у стола, проглядел несколько зажатых скрепкой страниц, и вдруг что-то привлекло его внимание. Он сел на стул и, положив перед собой листки, принялся перечитывать их сначала.

Что ж, надо отдать справедливость этому Курту Мейеру, каждая его запись была черточкой, из которых постепенно складывался довольно выразительный портрет.

Стремянной вспомнил фотографии, которые показал ему фотограф Якушкин, и другие, найденные в архивах гестапо. Белокурый плотный и плечистый человек. Крупная голова, широкий подбородок, короткий, чуть вздернутый нос... Лицо самодовольное, уверенное, грубое... Красноречивые снимки! И, однако же, убористые строчки записной книжки говорят еще больше, чем фотографии.