С легким шелестом двери сомкнулись, тут же вспыхнул свет, и пораженный человек застыл соляным столбом. Долгие секунды онемения прошли, и нешуточное изумление вырвалось на свободу весьма экстравагантным способом. Лантир начал ругаться.

— Ах вы чертовы облезлые коромысла, удавы узловатые, мачты коробленые, да чтоб вас повело с переподвыподвертом! … писаки недолюбленные, …. графоманы тьмутараканские, ….. растак вас и этак! Ну, фантасты, эльфы-орки одомашненные, кентавры зауроподские, да чтоб вас приподняло да прихлопнуло!

Этот поток красноречия, — а когда-то закончивший мореходку Первый зампред ПП ВС мог ругаться, не повторяясь, минут наверное десять, — был прерван голосом вроде человеческого, который задал вопрос сколь незамысловатый, столь и жизненный.

— Слышь, мужик, охолони. Ты водку будешь?

Лантир замолчал секунд на пять. Затем ответил:

— Водку? Водку — буду.

— Тогда пошли, не в коридоре же наливать.

И они удалились для проведения переговоров — человек, облеченный едва ли не высшей властью в многомиллиардной Империи, и большой темно-зеленый дракон, бывший сказочно-фэнтезийный персонаж, при всех классических атрибутах — рогах, когтях, хвосте и крыльях. На поясе у дракона имелся… пояс футуристического вида со множеством кармашков, на морде — простые с виду очки на кожаном ремешке, с большими бликующими стеклами.

— …но почему он вообще вмешивается? Они зажигают новые звезды и лепят планеты как песчаные кулечки, что для них мы?

— Он когда-то был человеком. И вместе с тем сейчас он — дракон. А драконы мыслят масштабно. Зачем бороться с преступниками, когда можно изменить все человечество?

— Значит, просто эксперимент…

— Ну-у, Владимир Павлович, что за горечь на языке? Он никогда ничего не приказывал, только давал информацию и прогнозы. А все остальное — мы сами.

— А Война? А копир?

— Война… Тут все сложно. Наверчено, что не разберешь. Если кратко, континент-то мы очистили сами, от океана до океана. Но коричневая зараза к тому времени пересекла уже Атлантику, а лайми и так были их с потрохами. У нас было две Бомбы, у них — двести. И 'крепостей' тысяч тринадцать. Ты бомбежку Кале видел?

Тяжелый вздох:

— Видел.

Помолчали.

— Когда угроза стала неминуемой, Император обратился к нему. Это было очень тяжелое решение. Я когда пытаюсь представить себе, о чем он тогда думал, меня словно бы по макушку в бетон вгоняет. В общем, как в плохом фильме — и все умерли.

— Но почему все? Можно же было обойтись Островом и кузенами?

— Ты все-таки не представляешь себе масштаб происходящего. Это дракон! Двести лет влияния! Он снабдил Императора записями об истории соседних континуумов — нескольких сотен. Если захочешь, дам доступ к архиву Императоров. Ты себе и представить не можешь, что там. Волосы дыбом. 'Холодная' война, информационные войны, оболванивание целых народов, телезомбирование, финансовые махинации на межгосударственном уровне, организованная продажа людей на органы, мафия, концлагеря, элои и морлоки, наконец. И потому решение было таково.

Вновь долгое молчание.

— Но это все дела минувших дней. Теперь у нас один язык, одна титульная нация при трех тысячах минорных, один менталитет. Ты знаешь, мы до сих пор не развалились именно благодаря нашему восприятию мира.

Лантир ответил несколько невпопад:

— Почему я?

— Потому что ты будешь следующим Императором. Сиди! Я уже… окостеневаю. Гибкости нет былой. Да сам видишь, нельзя столько жить. Усатый поступил честно — застрелился, когда воспитал себе преемника. Ну а я уйду розы разводить. Или капусту? Чем там Диоклетиан занимался. Нынешний кризис — твой.

— Кризис? Война на истребление с тысячекратно превосходящим противником — это кризис?

Император грустно усмехнулся:

— Ты будешь достойным, если шею не сломишь. Другой воскликнул бы 'Мой?' А война… Дело ведь не только в танках и пушках. В глубинах человечества таятся такие силы, что будить их стоит лишь у самой черты. К тому же, как ты теперь знаешь, у нас есть союзник, который идеально подходит для жестких решений. Как думаешь, почему он именно здесь, на краю миров? Их родной континуум отделяет от нашего стремящееся к бесконечности число, десять в восьмисотой степени.

— Видимо, он там не главный.

— Да. Знатный Предок — так они его называют, — страдает некоторым идеализмом и верой в хорошее. А люди пока не такие. Пока. У нас будет два выхода. Если будет реализован медленный солидарный сценарий, то лет через триста нужда в государстве как таковом отпадет, а если быстрый технологический — мы еще раньше ухнем в сингулярность.

34

Он приходил в себя медленно, сознание с неохотой отпускала вязкая тьма, полная бесплотных шепчущих голосов. В этой тьме было все. Кипение ненависти и жажда жизни, все тайны вселенной и божественная любовь, смысл бытия и замысел Творца. Но звенящие истины бледнели, забывались, истаивали в разуме с каждой секундой, пока он всплывал из этого предвечного океана.

Наконец он рухнул обратно в свое тело. В свое ли? Он попытался повернуть голову, это удалось неожиданно легко. Раньше все было не так. А как? Кто он? Пустота в памяти, лишь свистящий ветер шевелит валуны каких-то отрывочных воспоминаний. Он с интересом осмотрел себя, свое тело. Функциональность, возведенная в предел, в абсолют. Каждая мельчайшая деталь служила одной-единственной цели. Убивать. Пожалуй, он даже был на свой лад красив, как красив, например, идеально отточенный и сбалансированный нож. Полную тишину нарушил вдруг слабый звук, идущий откуда-то снизу. Снова этот молниеносный наклон головы. А-а, это когти на пальцах вонзились в металл пола. Он задумчиво повертел кистью перед глазами, выпустил и втянул обратно когти. Звук был довольно тихий, его заглушило бы даже собственное дыхание. Что? Да, он помнит, что раньше дышал. Теперь такой потребности почему-то не возникало.

Люди в халатах с интересом смотрели на экраны, как кошмарная тварь изучает окружающее. После того, как она вырвалась из бака, ее поместили сюда, в перегрузочное отделение одного из реакторных комплексов. Гигантский металлический стакан тридцатиметровой глубины, кран-балка сверху, пол — толстая стальная плита, под которой несколько метров бетона. Сбоку солидная дверь шлюза, сейчас наглухо заваренная с обеих сторон. Сверху на стакан также срочно наварили сетку из арматуры-шестидесятки, но те, кто видел запись произошедшего, слабо верили в ее действенность. Вот тварь легко вскочила на ноги, обошла все отделение кругом и вновь уселась в позе лотоса точно в середине отделения. Свела ладони вместе, замерла.

Ожидание тянулось и тянулось, пульсируя, как больной зуб. Дело клонилось к ночи, и большинство людей разошлись спать по тут же расставленным раскладушкам, оставив двоих живых наблюдателей и несколько тонн аппаратуры. Особого толка от нее не было, все, что могло быть измерено, измерили еще в госпитале, а внутреннее строение твари изучению не поддавалось. Ни рентген, ни УЗИ, ни МРТ не дали ясной картины. Дышать она не дышала, тепла не излучала, и за счет чего существовала — оставалось непонятным.

Зазвенел зуммер датчика движения. Все тут же проснулись. Тварь встала, подошла к стене и ткнула в нее рукой с выпущенными когтями. Рука отскочила, что вызвало облегченный вздох у всех присутствующих. Им было невдомек, что в это время происходило у твари внутри.

А она думала. Думала все время с того момента как очнулась. Где-то глубоко внутри вила гнездо жестокая и страшная, черная сила, утаптываясь и укладываясь подобно исполинской кошке, и было ясно, что как только она освоится, то займется тем что снаружи. И первым делом подчинит, растворит сознание телесной оболочки, достигнув ужасного, совершенного единства не-жизни. Это было так же точно, как то, что Хайра восходит на энн-ма, а заходит на вир-ма. Что? Впрочем, неважно. Главное сейчас — сохранить себя. Для этого нужно атаковать, и атаковать прямо сейчас, пока Сила толком не освоилась в нем.