В дом Панетты в Монтерее первые сообщения поступили, когда не было и пяти утра — в дверь его спальни постучался кто-то из подразделения охраны. Стучавший сообщил Панетте, что с ним хотела бы поговорить по безопасной линии связи одна из его помощниц.

— У меня ужасная новость, — начала женщина. — В Хосте мы потеряли семерых наших сотрудников.

— Да что там, черт побери, стряслось? — мгновенно проснувшись, вскричал Панетта. Когда до его сознания дошли слова информант-иорданец и бомбист-самоубийца, общие контуры несчастья прояснились. Двойной агент. Долгожданная встреча. Шанс добраться до Аймана аз-Завахири. Все было подстроено.

Панетта требовал деталей, но в этот час еще мало что было известно. Повесив трубку, он сел и закрыл глаза в надежде, что услышанное окажется дурным сном.

В 1995-м, будучи руководителем аппарата клинтоновского Белого дома, он стоял рядом с президентом, когда разнеслась весть о том, что взорвано федеральное здание имени судьи Альфреда Марра в Оклахома-сити. В результате той вылазки, предпринятой правыми экстремистами, погибло 168 человек. Но никогда еще не гибли ни мужчины, ни женщины, находящиеся в прямом его подчинении.

Это и впрямь война, подумал он.

Держа Бэша на линии, он принялся звонить другим, рассудив, что, если уж случилось несчастье, весть о нем должна исходить от него. Позвонил Деннису Блэру, директору Национальной разведки, и Роберту М. Гейтсу, министру обороны. Начал было набирать номер вице-президента Джо Байдена…

Но передумал и позвонил президенту.

Барак Обама проводил Рождественские каникулы на Гавайях, но с директором ЦРУ его после небольшой заминки соединили. Мы потеряли семерых сотрудников, начал Панетта. В Хосте.

«Тот малый, который, как мы думали, должен был вывести нас на Завахири, оказался двойным агентом и подорвал и себя, и наших», — сказал президенту Панетта.

За несколько минут их разговора Панетта вкратце изложил те скудные факты, которые были известны ему самому. Обама слушал сначала безмолвно, потом стал часто прерывать Панетту, добиваясь подробностей. Я хочу понять, что произошло, пояснял он.

Поговорили они и о том, что следует делать теперь. Уведомления близким. Панихиды. Пожалуй, и Белый дом, должен принять в этом участие, сказал Обама, как бы раздумывая вслух. Близкие погибших должны знать, что мы с ними.

Пожалуйста, Леон, держите меня в курсе, сказал президент в конце разговора. Если я чем-то смогу быть полезен…

В Лэнгли тем временем Бэш упрашивал Хейдена остаться; тот согласился. Понемногу стали всплывать имена погибших, и одно из них поразило Хейдена в самое сердце.

Элизабет Хэнсон.

Перед ним как живое встало ее юное лицо, которое он запомнил с тех пор, когда она на встречах высшего руководства докладывала о том, что новенького в «Аль-Каиде». Да и голос ее так и звучит в ушах — стоит вспомнить ночные звонки из Центра антитеррора, когда ведомство крепко садилось на хвост очередному полевому командиру в Пакистане. Умная была девушка, уверенная в себе, привлекательная — ходячий рекламный плакат «идите к нам служить». Она излучала такой энтузиазм и такую компетентность, что Хейден просто гордился ею, когда служил директором.

Хейден долго сидел в кабинете директора с Бэшем и Сули-ком — говорили о событиях, говорили о людях, пытались понять, что пошло не так. В конце концов, он с ними распрощался и вышел. Миновал пост охраны, прошел по вестибюлю с его знаменитой пятиметровой печатью ЦРУ, выложенной гранитом по мраморному полу. Прошел мимо мемориала павшим сотрудникам, где десятки гранитных звезд увековечивают память о погибших разведчиках, в том числе тех, чьи имена навсегда останутся засекреченными.

На улице было морозно и пасмурно. Хейден поспешил к своей машине и несколько минут сидел, не трогаясь с парковки. Думал о Хэнсон и остальных, и о тех семьях, где в этот час еще не знают, что им предстоит.

Один в машине, на лютом морозе, Майкл Хейден сидел и плакал.

Даже прежде, чем стал известен масштаб потерь, в высших сферах ЦРУ родился план ответных действий ведомства на ближайшие дни. Первой срочной мерой должна была стать полная изоляция Хоста с закрытием самой базы и прекращением всякой связи с внешним миром. До того как связь оборвали, в Соединенные Штаты пробились всего несколько звонков по мобильному. Один из них был от офицера-спецназовца, который видел последствия взрыва и позвонил, чтобы сообщить эту новость приятелю, сотруднику ЦРУ.

«Базу вашу только что грохнули», — сказал он.

ЦРУ наложило запрет на всякую информацию, пытаясь оградить подробности террористической вылазки от публичного освещения, до тех пор пока картина произошедшего не станет ясна руководству и не начнется уведомление родственников погибших и раненых. Уже через несколько часов интернет гудел от слухов о каком-то большом взрыве на секретной базе ЦРУ, но официальным ответом из Лэнгли было молчание. В штаб-квартире и на опорном пункте ведомства в Аммане перед сотрудниками поставили единственную невеселую задачу: установить, где находятся жены и родители, чтобы можно было им сообщить лично.

30 декабря в ЦРУ не нашлось никого, кто оказался бы в разумной близости к Тоскане, поэтому сотрудникам пункта в Аммане пришлось позвонить Рейчел Лабонте по телефону. Начальник опорного пункта знал: домашние Лабонте в Италии ждут, что Даррен к ним вот-вот присоединится. Но на самом деле его жена уже почувствовала, что в Афганистане случилось нечто ужасное. Под вечер ей начали приходить срочные текстовые сообщения от Фиды, жены Али бен Зеида. Иорданка смотрела телевизор, там передали что-то о каком-то теракте в Афганистане, и она забеспокоилась. В условленное время Али не позвонил, а теперь она никак не может до него дозвониться. Есть ли у Рейчел связь с Дарреном?

Рейчел Лабонте сперва подумала, что это просто неполадки с телефонной связью, но, чтобы обеим успокоиться, набрала номер дежурного по пункту ЦРУ в Аммане. Голос на том конце звучал немного нервно, но ответ в целом был успокоительным. Из Хоста никаких новостей нет, ни плохих, ни хороших, сказали Рейчел.

Через несколько часов, уложив спать дочь Раину, она уже явно почувствовала, как страх раздирает ее тысячей острых когтей. И вдруг стук в дверь. Это оказалась хозяйка, пришедшая сообщить, что кто-то из правительства Соединенных Штатов пытается к ним пробиться. Зазвонил телефон. Это был начальник опорного пункта в Аммане.

— Вы там как, сидите? А ваш свекор с вами? — спрашивал он.

— Говорите, что у вас? Хочу услышать это сама, — потребовала Рейчел.

— Не знаю даже, как вам сказать… — начал тот. — Даррен убит террористом-смертником.

Все еще прижимая к уху телефон, Рейчел упала на колени. Над ней засуетились родители Даррена, задавали какие-то вопросы… Что? Что случилось?

— Даррен все делал правильно, — говорил в это время начальник пункта. — Он погиб как герой. — Затем: — Рейчел, вы еще слушаете?

Рейчел словно погрузилась в туман, такой густой, что казалось, будто происходящее к ней не относится.

— Скажите это Дэйву сами, — тихо проговорила она, передавая телефон свекру, Дэвиду Лабонте. И будто издалека наблюдала за тем, как тот кричит в трубку голосом, срывающимся от ярости и боли.

— Что это значит? — кричал он. — Что вы несете?

Рейчел подняла глаза на свекровь Камиллу, растерянную и испуганную, уже готовую к худшему, но ничего еще не понимающую, и взяла ее за руку, чтобы как можно мягче сказать, что сын ее домой больше не вернется.

В тот же самый час служащие ЦРУ небольшими группками уже садились в самолеты и автомобили, направляясь в маленькие городки Виргинии, Пенсильвании и Иллинойса. Две близкие подруги Элизабет Хэнсон, пробившись сквозь снежную круговерть, уже стучали в дверь дома ее матери в пригороде Чикаго. Кто-то из сослуживцев сидел рядом с Джанет Браун, мужу которой, Гарольду, оставалось каких-нибудь несколько недель до завершения командировки в Хост; кто-то — с Молли Робертсон, беременной на седьмом месяце девочкой, которую они со Скоттом Робертсоном уже решили назвать Пайпер. Четвертая такая группка отправилась разыскивать мужа и детей Дженнифер Мэтьюс на лыжном курорте. Гэри Андерсон вместе с родителями жены, Биллом и Лоис Мэтьюс, нашелся в отеле в Херши, Пенсильвания, где и узнал подробности того, как умерла его жена.