— Ни в коем случае: это слишком топорно! Нет-нет, тише едешь — дальше будешь. Люди Пальмерстона, Бёрк и Хэйр, готовят фальшивые документы: через пару дней я войду в Бедлам под видом правительственного инспектора.

Честен хмыкнул и задумчиво пососал трубку. Бёртон дернул за веревку у камина. Он и его гость сидели молча, пока не появилась миссис Энджелл. Бёртон попросил принести кофе. Когда пожилая леди ушла, королевский агент посмотрел на инспектора из Скотланд-Ярда и спросил:

— Комиссар Мэйн посылал тебя в Австралию узнать побольше об этом самозваном аристократе. Как всё прошло?

— Замечательно! Я взял командора Кришнамурти: помнишь его? Отличный парень! Сейчас он командир Летного взвода.

— Конечно, помню. И что вы оба там нашли?

Честен нагнулся и положил трубку на камин. Потом он облизал губы, сплел пальцы и сложил руки на коленях. Он избегал длинных предложений, но сейчас без них было не обойтись, и инспектор решил сосредоточиться. Дверь кабинета со скрипом отворилась, и по полу прошелестели мягкие шаги.

— Привет, Фиджет, — пробормотал Бёртон. Он протянул руку вниз и ласково потрепал маленького пса за уши. — Боюсь, тебе придется немного обождать с прогулкой.

Пес сел у ног хозяина и поглядел на его собеседника.

— В городе Уогга-Уогга, — начал Честен, — никто о Томасе Кастро ничего не слышал, и на дагерротипе его никто не узнал. Однако они хорошо помнят местного мясника, Артура Ортона. Чудовищно жирный. Ненасытный аппетит. Ел сырое мясо. Загадочно исчез.

— Когда?

— За четыре недели до того, как Претендент появился в Париже.

— Вот как!

— Ортон учился на мясника в Лондоне, сам он из Уоппинга. [100]Вернувшись, я разыскал его семью. Побеседовал с сестрами. Они утверждают, что он уехал в Австралию пятнадцать лет назад. С того времени — ни слова. Я показал дагерротип. Сказали, не он.

Дверь кабинета открылась, вошла миссис Энджелл с кофейником и налила каждому по чашке.

— Благодарю вас, моя дорогая, — сказал Честен. Хозяйка улыбнулась, и в этот момент во входную дверь нетерпеливо ударили.

— Схожу посмотрю, — сказала она и исчезла.

— У меня создалось отчетливое впечатление, инспектор, — продолжил Бёртон, — что кто-то сплел крайне запутанную сеть.

— Согласен. А кто это к тебе ломится?

— Этот стук я узнаю где угодно. Это наш общий друг, инспектор Траунс.

По лестнице прогрохотали шаги, и дверь распахнулась. В кабинет влетел Траунс, краснолицый и запыхавшийся, и ударил котелком по столу:

— Его взяли на поруки! А, Честен, вот ты где! Привет, Бёртон, давненько не видались! Претендента привезли в Олд-Бейли [101]сегодня в девять утра, но ровно через полчаса он уже вышел оттуда свободным человеком! И еще его приветствовала толпа идиотов! Каким образом, черт побери, жирный монстр заручился поддержкой стольких людей всего за несколько недель? Объясни мне, капитан!

Он подтащил к ним кресло, рухнул в него и яростно взъерошил короткие волосы, потом с силой ударил рукой об руку и крикнул:

— Чтоб его черти взяли!

— Адмирал Лорд Нельсон, — обратился Бёртон к слуге, — не принесешь ли ты чашку кофе для детектива-инспектора Траунса, пожалуйста?

Заводной человек отдал честь и вышел из комнаты.

— Провалиться мне на этом самом месте, — воскликнул Честен, — я думал, что это металлический панцирь!

Бёртон задумчиво потер подбородок.

— Не знаю, Траунс, — сказал он, — не знаю, старина. Но ты совершенно прав: самая замечательная особенность этого дела в том, что с самого начала Претендент заработал поддержку и левых, и правых, и центра. Судя по тому, что́ я видел, он излучает какую-то месмерическую силу, хотя, почему она действует на одних и не властна над другими, остается загадкой.

Бёртон вспомнил, как люди в суде терли голову, словно она у них болела, внезапную головную боль полковника Лашингтона при виде Претендента в Тичборн-хаусе, странную мигрень Эдвина Брандльуида. Конечно, черные алмазы что-то излучают. Чарльз Бэббидж говорил, что они могут сохранять и передавать электрические поля, сгенерированные человеческим мозгом. И все свидетельства заставляют предположить, что влиять на мозг они могут тоже.

— Средний человек с улицы считает, что существует заговор против Претендента, — сказал Траунс. — Для рабочих он стал героем.

— Аристократ, работавший мясником, — заметил Честен, — им это нравится.

Траунс хмыкнул в знак согласия. В кабинет вошел латунный человек с чашкой в руке.

— Адмирал Лорд Нельсон, не нальешь ли кофе детективу-инспектору Траунсу? — попросил Бёртон.

— Боже милосердный! — пробормотал Честен, когда заводной человек подчинился. Внезапно с улицы долетели пронзительные визгливые крики.

— Похоже на Суинберна, — заметил Траунс.

— Который, держу пари, сейчас ругается с кэбменом, — согласился Бёртон. — Он, видите ли, убежден, что любая поездка в кэбе в пределах Лондона стоит шиллинг, и если кэбмен не согласен, то наш Алджи спорит до посинения.

Бёртон улыбнулся. Со своим эксцентричным помощником-коротышкой он не виделся совсем недолго, но уже успел по нему соскучиться. Через несколько минут зазвонил дверной колокольчик, и из холла донесся крик:

— Здравствуйте, сладкий ангел!

На лестнице раздались шаги, дверь в кабинет открылась, и миссис Энджелл объявила:

— Экспресс одиннадцать тридцать только что подошел к третьей платформе, сэр Ричард. Будут ли еще пассажиры, которые пройдут через эту станцию? Или я могу идти и спокойно погреть свои больные мозоли в горячей воде?

— Пошлите его сюда, матушка, — хихикнул Бёртон, — и считайте, что ваша служба приостанавливается вплоть до дальнейших распоряжений.

Мисс Энджелл повернулась, собираясь идти, и в комнату мимо нее впрыгнул Суинберн:

— Здрасте, здрасте, — крикнул он, — привет всем и каждому! Вперед! Встаем и идем! Живей! Шевелите ногами! Шляпы на головы! Надо идти! Мы не можем это пропустить!

Бёртон подошел к другу, пожал ему руку, хлопнул по спине и сказал:

— Привет, Алджи! Куда надо идти? И чего не пропустить?

— Я тоже счастлив тебя видеть, Ричард, но, пожалуйста, вкладывай поменьше силы в твое приветствие: всякий раз, когда ты дружески дотрагиваешься до моей спины, я чувствую, как трещат кости. Клянусь святым Иаковом, ты загорел! Тебе понравилась Южная Америка?

— Не слишком.

— Привет, Попрыгунчик! Привет, Честен! Как поживают лондонские воры?

— Заняты, — ответил Честен.

— Чрезвычайно, — добавил Траунс, нахмурившись: он не любил свое прозвище.

— Может быть, они думают, что туман покроет их грехи? Идемте! Пошевеливайтесь!

— Черт побери, Алджи, — проворчал Бёртон, — куда пошли? Ты что, напился?

— Да, откровенно говоря, я пьян в стельку! Но мы должны увидеть Кенили и его жирного клиента: они собираются выступить в Уголке ораторов!

— Уголок ораторов? — воскликнул Траунс. — Претендент только что вышел из Ньюгейта!

— Знаю. Но на улице только и жужжат об этом: меньше чем через час он будет выступать перед толпой, и я не хочу, чтобы эта толпа собралась без меня!

— Я с тобой, парень! — с энтузиазмом заявил Траунс.

Бёртон взял поводок с подставки для шляп и прицепил его к ошейнику Фиджета. Все четверо аккуратно застегнули свои пиджаки, надели шляпы и, взяв трости, спустились в туман, окутавший Монтегю-плейс. Пес послушно последовал за хозяином.

— Пошли по Глостер-плейс, — предложил Суинберн, — тогда будем на месте через пять минут.

Они быстро зашагали на восток и увидели на углу тележку мистера Граба, материализовавшуюся из тумана. Бёртон приветственно коснулся полей цилиндра:

— Доброе утро, мистер Граб. Как дела?

— Не твое собачье дело! — огрызнулся торговец.

— Прошу прощения?

— Неужели? Так ты его не получишь, чертов хлыщ!

— Ого! — выдохнул Суинберн. Честен повернулся к торговцу и сказал, выпятив грудь: