По указанию Верховного Главнокомандующего была подготовлена специальная директива Ставки ВГК военным советам фронтов и армий № 155452 от 4 июня 1942 г., в которой определялись главные причины поражения советских войск в Крыму:

1) полное непонимание командованием фронта и представителем Ставки природы современной войны (построение обороны не соответствовало обстановке, группировка войск носила не оборонительный, а наступательный характер, первый эшелон оказался переуплотненным, резервы же были недостаточны и излишне придвинуты к передовой, слабо были подготовлены в инженерном отношении главная полоса и Ак-Монайский рубеж, командование фронтом выпустило из рук управление войсками);

2)  бюрократический и бумажный метод руководства войсками («Тт. Козлов и Мехлис считали, что главная их задача состояла в отдаче приказа и что изданием приказа заканчивается их обязанность по руководству войсками... Как показал разбор хода операции, командование фронта отдавало свои приказы без учета обстановки на фронте, не зная истинного положения войск...» «В критические дни операции командование Крымского фронта и т. Мехлис, вместо личного общения с командующими армиями и вместо личного воздействия на ход операции, проводили время на многочасовых бесплодных заседаниях Военного совета»);

3) личная недисциплинированность военачальников (Д.Т. Козлов и Л.З. Мехлис нарушили указание Ставки и не обеспечили своевременный отвод войск за Турецкий вал. Опоздание на два дня с отводом явилось гибельным для исхода всей операции).

Ставка ВГК категорически потребовала от командующих и военных советов фронтов извлечь уроки из ошибок, допущенных руководителями Крымского фронта[108].

Решением Ставки Мехлис, как один из «прямых виновников неудачного исхода Керченской операции», был снят с постов заместителя наркома обороны СССР и начальника Главного политуправления Красной Армии и снижен в звании на две ступени — до корпусного комиссара. Был наказан и командно-начальствующий состав Крымского фронта: Козлов, Шаманин, Колганов, Черняк и Николаенко были отстранены от занимаемых должностей и снижены в воинском звании. Лишился должности, но остался в прежнем звании генерал-майор Вечный.

Однако ответственность за тяжелое поражение Крымского фронта с его руководителями, безусловно, должны разделить и главком Северо-Кавказским направлением маршал Буденный, и Генеральный штаб, да и сама Ставка Верховного Главнокомандования. Свою несостоятельность проявила система тройного руководства Крымским фронтом: непосредственно из Ставки, через главкома Северо-Кавказским направлением и через представителя Ставки, находившегося в штабе фронта. Что касается Ставки ВГК, то она несет долю ответственности уже хотя бы потому, что так долго держала в Крыму своего столь незадачливого представителя.

Говоря же о персональной вине Мехлиса, обратим внимание на то, чего в директиве Ставки не было и быть в тех условиях не могло. В сущности, указанные там причины поражения производны от главного: представляя собой яркий и зловещий продукт 1937 года (разумеется, не столько этого конкретного года, сколько олицетворяемой им репрессивной, террористической системы сталинизма в целом), он поднялся к вершинам в военном ведомстве благодаря не полководческому или организаторскому таланту, а давней близости к вождю, умению выявлять и искоренять «врагов народа», добиваться результата террором. По этим причинам он и в Крыму получил, по сути, абсолютную власть, однако своими неумелыми действиями показал, что постижение законов классовой борьбы не влечет автоматическое освоение законов вооруженного противоборства, и напором, партийной идейностью, умением вовремя распознать оппозиционера невозможно компенсировать незнание военного искусства, которое и требовалось как раз проявить на посту представителя Ставки.

Как грубовато, но, в общем-то, точно отозвался писатель Виктор Астафьев: «Любимец Сталина Мехлис взялся командовать тремя армиями в Крыму, забыв, что редактировать "Правду" и подхалимничать перед Сталиным, писать доносы — одно, а воевать — совсем другое. Манштейн... так дал товарищу Мехлису, что от трех наших армий "каблуков не осталось", как пишут мне участники этой позорной и кровавой бойни. Мехлис-то ничего, облизался и жив остался. Удрапал, сука!»

Даже вождь, столько лет благоволивший Мехлису, вынужден был признать, что его некомпетентность в военном деле, произвол, диктаторские замашки несли опасность всей системе власти, интересам правящей элиты. Трагедия, однако, состояла в том, что такое прозрение было оплачено жизнью сотен тысяч воинов.

Несколько слов надо сказать и о другом участнике крымской коллизии — командующем фронтом генерале Козлове. Он был таким же, как и Мехлис, продуктом тридцать седьмого года, только с обратным знаком. Как верно подметил Сталин, когда вызвал к себе генерала, раздавленного трагедией на керченской земле, его страх перед Мехлисом был куда сильнее, чем перед противником. Гражданское мужество изменяло ему (да только ли одному Козлову) под гнетом воспоминаний о том, как расправлялись с неугодными военными кадрами до войны, что, в свою очередь, породило у генерала страх перед стоящими за Мехлисом высокими инстанциями, боязнь ответственности, опасение противопоставить разумное с точки зрения военной науки решение безграмотному, но амбициозному напору представителя Ставки.

Дмитрия Тимофеевича Козлова поражение вверенного ему фронта подкосило основательно. Хотя уже в следующем, 1943 году ему было возвращено генерал-лейтенантское звание, к былым командным высотам он уже не поднялся. И всю жизнь ощущал себя в качестве опального, надо понимать — незаслуженно наказанного.

В 1966 г. он писал бывшему сослуживцу генерал-лейтенанту инженерных войск А.И. Смирнову-Несвицкому, начальнику инженерных войск Крымского фронта: «Опала моя длится вот уже почти 25 лет. В моей памяти часто встают события тех дней. Тяжко их вспоминать, особенно потому, что вина за гибель всех наших полков лежит не только на нас, непосредственных участниках этих боев, но и на руководстве, которое осуществлялось над нами. Я имею в виду не профана в оперативном искусстве Мехлиса, а командующего Северо-Кавказским направлением и Ставку...

Я очень жалею, что не сложил там свою голову. Не слышал бы я несправедливостей и обид, ибо мертвые сраму не имут.

Но не удалось мне, несмотря на то, что уходил из Еникале с арьергардными частями Волкова. Тогда уже никакого начальства, ни малого, ни большого, там не было, все перешло во власть Буденного и его заместителя Черевиченко...»[109]

Зная обстоятельства происшедшего в Крыму, читатель теперь может сам рассудить, насколько прав был в своей обиде генерал Козлов.

...Всего на Таманский полуостров удалось эвакуировать не более 140 тысяч человек. Потери советских войск, понесенные в ходе Керченской оборонительной операции, составили более 176 тысяч человек, около 3,5 тыс. орудий и минометов, 400 самолетов, 347 танков. Всего же за 111 дней своего существования Крымский фронт утратил более 278 тысяч бойцов и командиров.

Говоря о потерях противника, за отсутствием подсчетов отечественных военных историков приходится ссылаться на германские источники, которые утверждают, что в ходе операции немцы потеряли убитыми всего 7588 солдат и офицеров[110].

Майское 1942 г. поражение в Крыму вкупе с другой трагедией — под Харьковом — настолько осложнило обстановку на советско-германском фронте, что Красная Армия смогла вновь пройти по крымской земле — уже победной поступью — только через долгих два года.

Очерк 6

ВЕРХОВНЫЙ И ЕГО ГЕНЕРАЛЫ