Сверстова."

Сколь ни мало, как я уже сказал, Зверевы могли перевести, но все-таки они более уже чувством поняли, что gnadige Frau чрезвычайно расхваливала Аггея Никитича.

- Когда же ты поедешь с этим письмом к Вибелю? - спросила его Миропа Дмитриевна.

- Да как-нибудь тут зайду к нему, - отвечал с некоторой небрежностью Аггей Никитич и, конечно, в этом случае хитрил.

Он прежде, чем сделать визит аптекарю, вознамерился позондировать пани Вибель и счел за лучшее сделать это не в собрании, где было все-таки довольно многолюдно, а на своих утренних встречах с ней, которые происходили таким образом, что Аггей Никитич просто нагонял экипаж пани Вибель и ехал с ней рядом, что повторил он и в настоящем случае.

- Я имею надобность быть у вашего мужа, - сказал он.

- А разве у вас весь вышел папье-фаяр? - спросила насмешливо аптекарша.

- Неужели же, - возразил Аггей Никитич, - к вашему супругу только можно иметь надобность, что за папье-фаяр?

- О, нет! - воскликнула пани Вибель. - Вы можете получить от него магнезию, ревень, солодковый корень...

- А кроме этого, ничего у него нет? - спросил Аггей Никитич.

- Ничего нет! - отвечала пани и засмеялась.

Аггей Никитич тоже улыбнулся.

- Я не то что желаю что-нибудь получить от господина Вибеля, - начал он, - но у меня есть к нему письмо от одной дамы.

- От дамы? Ах, это интересно! - снова воскликнула пани. - От молоденькой и хорошенькой?

- Напротив, не от молоденькой и не от хорошенькой; в этом случае вы совершенно можете успокоить вашу ревность.

- Ревность? - произнесла как бы в невольном удивлении пани. - О, пан Зверев, я вам очень благодарна, что вы успокоили меня в этом отношении. Я действительно, - продолжала она с кокетливой грацией, - ужасно ревную моего татку, но не к женщинам, а к его коту, которого он, вообразите, лелеет, целует, моет, расчесывает гребнем.

Честный аптекарь действительно, когда супруга от него уехала, взял к себе на воспитание маленького котенка ангорской породы, вырастил, выхолил его и привязался к нему всею душою, так что даже по возвращении ветреной супруги своей продолжал питать нежность к своему любимцу, который между тем постарел, глаза имел какие-то гноящиеся, шерсть на нем была, по случаю множества любовных дуэлей, во многих местах выдрана, а пушистый ангорский хвост наполовину откушен соседними собаками. Все это аптекарша не преминула довольно подробно описать Аггею Никитичу, который покатывался со смеху, воображая фигуру кота, и вместе с тем упивался восторгом, слыша такие насмешливые отзывы пани Вибель о своем супруге.

- Но когда ж, однако, я могу застать господина Вибеля? - спросил он.

- Когда хотите, он целые дни торчит в своей аптеке, - объяснила пани.

- Но я желал бы застать и вас дома, - проговорил Аггей Никитич.

- О, пане добродзею, как я вам благодарна за то! - воскликнула пани и низко поклонилась Аггею Никитичу.

- В таком случае, назначьте мне час!

- Час? - протянула она. - Всего лучше... одиннадцать часов вечера; тогда муж наверное спит, а я еще сижу.

Аггей Никитич снова веселейшим образом захохотал.

- Но что ж вы делаете, сидя одни? - спросил он.

- Мечтаю.

- О чем?

- Угадайте!

- Угадать нетрудно! - сказал, пожимая плечами, Аггей Никитич.

- Ну, угадывайте! - разрешила ему пани.

- Вы мечтаете о прошедшем, - проговорил Аггей Никитич.

Пани при этом заметно вспыхнула.

- Может быть, немножко о прошедшем, а может быть, и о настоящем! произнесла она кокетливо и крикнула кучеру: - Пошел!

Тот поехал быстрее.

Аггей Никитич, начинавший несколько поотставать от своей спутницы, погрузился было в сладкие грезы; но аптекарша снова велела кучеру ехать тише, так что Аггей Никитич опять поравнялся с нею.

- Не желаете ли, чтобы я предуведомила мужа, что вы хотите быть у него? - спросила она.

- Пожалуйста! - сказал ей Аггей Никитич.

- Но в какое же время? - поинтересовалась сама пани Вибель узнать поточнее время.

- Вечером, часов в шесть, - объяснил Аггей Никитич, рассчитав, что сначала он переговорит с аптекарем, а потом тот, вероятно, пригласит его остаться чай пить, и таким образом Аггей Никитич целый вечер проведет с очаровательной пани.

- Можно это?

- О, да, можно. Но муж, вероятно, спросит, от какой дамы письмо.

- Письмо от его бывшей ревельской знакомой, госпожи Сверстовой, сказал Аггей Никитич, припомнив все, что только он вкупе с Миропой Дмитриевной понял из письма.

- Ревельской знакомой! - повторила себе аптекарша и велела кучеру ехать по направлению к дому, где тотчас же передала мужу поручение Аггея Никитича.

Вибель на первых порах исполнился недоумения; но затем, со свойственною немцам последовательностью, начал перебирать мысленно своих знакомых дам в Ревеле и тут с удивительной ясностью вспомнил вдову пастора, на которой сам было подумывал жениться и которую перебил у него, однако, русский доктор Сверстов. Воспоминания эти так оживили старика, что он стал потирать себе руки и полушептать:

- Посмотрим, посмотрим, что мне пишет Alba Rosa?

- Какая это Alba Rosa? - спросила было его молодая супруга.

- Это не твое дело, - ответил он ей и решительным жестом дал понять, чтобы она уходила.

Пани аптекарша, сделав презрительную мину, ушла.

III

Аггею Никитичу хоть и предстояло вечером свидание с пани Вибель, однако он не утерпел и выехал поутру прокатиться, причем, как водится, встретил ее. Разговаривали они между собою, впрочем, на этот раз немного, и пани Вибель только крикнула ему:

- Вы будете у нас сегодня?

- Буду! - крикнул ей тоже Аггей Никитич.

Отобедав, он еще часов с пяти занялся своим туалетом и издержал несколько умывальников воды для обмывания рук, шеи и лица, причем фыркал и откашливался на весь дом; затем вычистил себе угольным порошком зубы и слегка тронул черным фиксатуаром свой алякок, усы и бакенбарды. Идя в аптеку, Аггей Никитич соображал, как его встретит пани Вибель - в таком ли дезабилье, в каком она явилась, когда он увидел ее в первый раз, или принарядится? Если она будет растрепашкой, то это скверно, а если наоборот, то хорошо: значит, она прямо для него прифрантится. Старого аптекаря он застал по-прежнему стоявшим у конторки и, расшаркавшись перед ним, передал ему письмо gnadige Frau. Приняв оное и заметив на верху конверта маленький крестик, весьма отчетливо изображавший два масонские молоточка, Вибель улыбнулся; но, прочитав самое послание, он окинул Аггея Никитича испытующим взглядом и медленно, выходя из-за конторки, проговорил ему:

- Покорнейше прошу пожаловать ко мне в кабинет!

Аггей Никитич пошел за ним и в дверях кабинета, между теми же двумя шкафами с narcotica и heroica, встретил пани Вибель, которая была одета далеко не по-домашнему и торопливо сказала ему:

- Пан Зверев, когда вы переговорите с таткой, приходите ко мне чай пить!

- Да, прошу вас, - поддержал ее Вибель.

Аггей Никитич молчаливым поклоном изъявил благодарность обоим супругам за такое приглашение: расчет его, как видит читатель, удался вполне.

Кабинет старого аптекаря оказался типом кабинетов аккуратных, дельных и расчетливых немцев. Все убранство в нем хоть было довольно небогатое, но прочное, чисто содержимое и явно носящее на себе аптекарский характер: в нескольких витринах пестрели искусно высушенные растения разных стран и по преимуществу те, которые употреблялись для лекарств; на окнах лежали стеклянные трубочки и стояла лампа Берцелиуса[98], а также виднелись паяльная трубка и четвероугольный кусок угля, предназначенные, вероятно, для сухого анализа, наконец, тут же валялась фарфоровая воронка с воткнутою в нее пропускною бумагою; сверх того, на одном покойном кресле лежал кот с полузакрытыми, гноящимися глазами.