— Нет, беды надо ждать вот от этих. — Берлинг сминает в руке газету. — Нету дыма без огня.

— Кто тебе может запретить приветствовать старого товарища? — возмущается Нора.

— Для нас он друг и товарищ, а для Борка и судовладельцев — красный. — Густаву понятны сомнения Берлинга.

— В том-то и дело! — говорит Берлинг. — Пахнет провокацией… А тогда нечего им давать лишний ход для клеветы.

— Ну и пусть! — не унывает Нора. — Хочу идти и пойду!

— Ты в ответе только за себя, а я за исход всей забастовки… Тайминь меня поймет… И прошу тебя — будь осторожна. Было бы лучше тебе с ним даже не встретиться. Как-никак ты моя дочь… Можно истолковать по-всякому.

— Хорошо. Я только брошу эти цветы советским морякам! — уже издали кричит Нора. — Пусть кто попробует мне помешать.

У моста через Большой канал она перебегает мимо большой темно-серой машины, которая только что остановилась. Один из пассажиров высунул в окно голову. У него пышные усы, большой красный нос и редкие белесые волосы.

— Эй, красотка! — окликает он хриплым голосом пьяницы. — Где тут у вас гостиница «Корона»?

Нора показывает рукой направление и бежит. Вслед несется тот же хриплый голос:

— Эй, ты! В ней буфет есть?

Машина рывком устремляется дальше. Водитель в черных очках глядит на усатого.

— Смэш, когда я тебе наконец привью приличные манеры? — бросает он гадливо.

От этих произнесенных вполголоса слов Смэш съеживается и, отведя взор, бормочет виновато:

— Приму к сведению, шеф.

— Видел вывеску с надписью «Криспорт»?

— Я ведь не пьян.

— Тем более. Еще раз напоминаю, что с этой минуты и до того момента, когда надпись «Криспорт» снова останется позади нас, я для тебя никакой не шеф, а господин Венстрат. Понял?

— Да, шеф!

У гостиницы «Корона» серая машина останавливается. Венстрат выходит. Поправив галстук и сняв соринку со своего модного костюма в полоску, он замечает, что и Смэш намерен выйти из машины.

— А тебя куда несет? — негодующе спрашивает Венстрат.

— Я… — заикается Смэш, — да так… ноги размять, шеф… то есть господин Венстрат.

— Впервые вижу человека, у которого ноги находятся между плечами и головой. — Венстрат произносит это словно бы без иронии.

Из машины ему отвечает булькающий смешок. Венстрат, не снимая своих черных очков, оглядывает всех по порядку — полного, добродушного на вид, мужчину со шрамом на левой щеке, другого мужчину с руками, похожими на звериные лапы, молодого парня в брюках гольф и клетчатом пиджаке, мужчину в надвинутой на лоб шляпе. Смех, как по команде, обрывается.

— Анекдотами займемся позднее, — тихо говорит Венстрат. — Чтобы никто из вас не посмел двинуться с места до моего возвращения.

Самоуверенной походкой делового человека Венстрат направляется ко вращающейся двери парадного.

— Господину угодно номер? — спрашивает Кнут.

— Номер? Нет, спасибо. Я здесь проездом… Возможно, на обратном пути. В каком номере остановился доктор Борк?

Борк развалился в кресле. Напротив него сидит Дикрозис.

Венстрат сперва приоткрывает дверь, затем, вспомнив о хорошем тоне, стучится. Дождавшись ответа «Войдите!», он с порога вежливо интересуется:

— Здравствуйте, господа! Не помешал вам?

— Быстрей закрывайте дверь! — прикрикивает Борк. Венстрат подходит к Дикрозису, слегка кланяется и подает руку:

— Венстрат, коммерсант… проезжая через Криспорт, узнал, что тут остановился мой старый знакомый доктор Борк и…

— Дикрозис, редактор.

— Очень приятно. — Венстрат сердечно трясет руку Дикрозису.

— Будет прикидываться, — ворчит Борк. — Здесь все свои.

Венстрат со вздохом облегчения присаживается, кладет ноги на стол, достает сигареты, закуривает и многозначительно хлопает себя по боку — слышно, как рука ударяется о что-то твердое.

— Ну так что тут у вас? Инструменты в боевой готовности, команда тоже.

— Разве я не сказал, что сегодня, в порядке разнообразия, предстоит работа в белых перчатках? — напоминает ему Борк. — Покажите ему фотоснимок, — обращается он к Дикрозису.

Венстрат вертит в руках карточку Тайминя, потом засовывает в карман.

— Симпатичный человек, — довольным тоном замечает он. — Мне всегда приятно иметь дело с таким человеком.

Улички, ведущие к порту, заполнены людьми. Много народу вышло встретить советское судно. Одни из чувства симпатии к стране, которую представляет этот корабль, другие просто из любопытства. Между ними протискивается расклейщик афиш — сгорбленный старичок с ведерком клея и большим рулоном афиш. У рекламной тумбы он останавливается. Замедляет шаг и кое-кто из прохожих. И вот почти во всю тумбу раскатывается большой плакат в черно-бело-красном цвете. Черная, несколько угрюмая уличка, напоминающая старую Ригу. Под фонарем стоит женщина в белом плаще. Художник изобразил лицо Крелле довольно удачно. Падают осенние листья. Жирная красная надпись возвещает:

Расклейщик афиш направляется дальше. И вскоре на каждом углу появляются плакаты, приглашающие публику сегодня побывать на выступлении Элеоноры Крелле.

3

На набережной, подле стародавних, в стиле северного барокко, складов, у современного железобетонного элеватора толпится народ. Тут и старые моряки и молодежь, женщины и детвора. В портовом городе приход судна столь же обыденное событие, как прибытие поезда на любом железнодорожном узле. Так всегда, но не сегодня. Простые люди Криспорта пришли смотреть, как будет швартоваться к причалу редкий гость — русский корабль. Полицейские образовали цепь и оттесняют публику от того места, где через несколько минут станет на швартовы «Советская Латвия».

Зажатая между рабочим с трехлетней девчушкой на плечах и старым моряком с эмблемой пароходного общества Фрексы на фуражке, стоит Нора. Время от времени она приподымается на цыпочки, чтобы заглянуть поверх плотной стены людей. Несколько поодаль, в тени портовых складов стоят на расстоянии пятнадцати метров друг от друга трое молодчиков Венстрата.

Все взгляды прикованы к воротам порта, обозначенным двумя небольшими молами. Через них продвигается стройный светло-серый корпус «Советской Латвии». Корабль быстро приближается к берегу. Несколько точных маневров, и мускулистые руки портовых рабочих перехватывают в полете проводник троса. Трос обвивается вокруг пала. «Советская Латвия» стоит у самой набережной. Рабочий подымает девочку и держит ее на вытянутых руках.

— Мастерски! — говорит старый моряк. — Не знаю, как там у них с политикой, но пришвартоваться они умеют.

— Да, настоящие мореходы, — подтверждает другой.

— Я в тросах и швартовке смыслю немного, — замечает рабочий с девочкой. — Зато насчет политики могу сказать: отлично!

Нора, проталкиваясь вперед, безуспешно высматривает среди команды Тайминя. Наконец терпение ее иссякает, букет огненных гвоздик взлетает в воздух и ярким дождем выпадает на палубу. Советские моряки смеются, подбирают цветы.

— Хорошо встретили, — чуть погодя говорит капитан Акмен, прикалывая к тужурке гвоздику. — Посмотрите-ка, наши ребята похожи на влюбленных, отправляющихся на свидание. — Улыбаясь, он показывает на матросов, которые суетятся на палубе около люков и лебедок.

— Можно сказать, бурными овациями, — с ухмылочкой говорит Дубов. — Будем надеяться, что в Криспорте нам не подготовили тайком другую встречу.

— Ерунда! — отмахивается капитан.

— Не скажите! Правительство намерено заключить с нами торговый договор… Вы не слыхали по радио, какое яростное сопротивление оказывают этому делу проамериканские круги…