Но оказалась не в темноте.

Через несколько секунд недоумения она поняла, что в самый последний миг фитиль зажегся.

Она добилась своего. У нее столько света, сколько понадобится.

— Спасибо, — прошептала Эрика. — О, спасибо, спасибо.

Она не представляла, к кому обращается — к Богу, космосу или бронзовой Персефоне на рыбачьей пристани.

Несколько секунд Эрика сидела неподвижно, испытывая только благодарность, чувство, малознакомое ей. Наконец, подняв лампу, встала и начала поворачиваться.

Потом замерла, глядя на стену перед собой, в которую упирался проход.

Она была слишком гладкой, белой, непохожей на известняк, и легкие разводы на ее поверхности были оставлены не просачивающейся водой. То были следы мастерка.

Стенка представляла собой кладку. Роберт заложил проход, работая при свете лампы. Покончив с делом, он оставил ее, до половины налитую керосином, на тот случай, если понадобится вернуться.

Эрика подняла лампу выше и увидела в стене какой-то четкий изъян.

То было отверстие шириной от силы шесть дюймов, на уровне ее груди. Единственное в стене смотровое окошко, вентиляционный проем...

Пригнувшись, Эрика заглянула внутрь.

Стена была толщиной не меньше фута, и отверстие было похоже на миниатюрный туннель. В нем лежала кучка белых костей.

Наверное, останки крысы. Это первое, что пришло ей в голову.

Потом Эрика разглядела, что это фаланги пальцев, а также костяшки, лучевая и локтевая кости.

Кисть руки и предплечье скелета. Человеческого.

Потрясенная, она крепко сжала ручку лампы, чтобы не уронить.

Кто-то был... замурован заживо... за этой кладкой. И оставлен, будто жертва средневековой пытки. Брошен в этих катакомбах умирать от голода и жажды.

Эрика хотела было отступить и отвернуться, но ее удержала одна деталь.

На запястье был серебряный «Ролекс», все еще блестящий.

Она знала этот «Ролекс». Перед первым отлетом в Европу она стояла в ньюаркском аэропорту рядом с его владельцем, и он раздраженно вскидывал руку, чтобы взглянуть на часы.

Тогда она в последний раз видела мистера Фернелла.

До этой минуты.

Глава 17

Доверие не входило в число добродетелей Эндрю Стаффорда. После того как много лет обманывал людей, которые ему доверяли, он не верил никому.

Возможно, Роберт планировал засаду, возможно, нет. Эндрю предполагал худшее.

В полумиле от поворота к обрыву Барроу-Фоллз он перевел рычаг переключения передач «феррари» в нейтральное положение и заглушил двигатель. Ориентируясь в свете подфарников и сиянии луны, съехал по склону холма на сотню ярдов, затем свернул в лес и поставил машину в сосновой рощице.

Роберт, если уже был на месте и лежал в засаде, не услышал бы, как приехал Эндрю.

С пола возле пассажирской дверцы он взял сумку, захваченную из домика для гостей. Повесил ее на плечо, потом сложил вдвое большой пакет, взятый из стального ящика, и сунул в боковой карман пальто.

Выходя из машины, Эндрю закрыл дверцу мягко, беззвучно.

К открытому пространству вела тропинка, но он по ней не пошел. Стал красться по лесу, время от времени останавливался, прислушивался, нет ли преследования. Но слышалось только бесконечное шипение водопадов где-то вдали за деревьями.

Когда оно стало таким громким, что заглушило почти все другие звуки, Эндрю опустился на колени и снял сумку с плеча.

В ней лежали оптическая труба ночного видения с сильным увеличением и мощный световой амплифайер, позволяющий видеть ночью как днем. Прибор в нижней части трубы был способен посылать инфракрасный луч на четыреста пятьдесят футов, улучшая видимость в сложных условиях.

Эндрю не пользовался этой трубой с той январской ночи, когда наблюдал за лачугой Роберта, стоя на коленях в холодном подлеске. В перчатках обращаться с ней было неудобно, пришлось повозиться, чтобы навести ее на резкость и отрегулировать яркость.

В окуляр было видно зеленоватое пятно, тусклое, нечеткое, так как густые сосны заслоняли почти весь лунный свет. Но когда Эндрю включил прибор, послав в лес невидимый луч, он увидел неожиданное обилие деталей.

И улыбнулся. Его противник умен, возможно, даже гениален на свой извращенный манер, но в технологических достижениях ничего не смыслит. У него нет такой игрушки, поэтому в темноте он будет слеп. И преимущество над ним обеспечено.

Сумка мешалась. Эндрю бросил ее и пошел к водопаду, держа трубку в левой руке, а заряженный пистолет в правой. Шел он медленно, считал шаги. Через равное количество их останавливался, оглядывался по сторонам, подносил окуляр к глазу и описывал полный круг на месте, озирая зеленый мир.

Шипение водопада перешло в негромкий рев. Деревья редели. Эндрю пригнулся, двигаясь вперед чуть ли не на четвереньках. На теннисном корте он любил проникаться яростным упорством ягуара, теперь ему требовались другие свойства этой кошки из джунглей — хитрость, бесшумность, ловкость. Он должен был слиться с ночью.

На краю подступающей к водопадам поляны Эндрю снова посмотрел в окуляр. Расходящийся веером инфракрасный луч медленно двигался среди пушистых ветвей сосен и остролиста, мерцающих, словно расплавленный металл, образующих причудливые пятна чистого света. Это был совершенно иной способ видеть мир, представлявшийся странно красивым. Это...

Ага, вот.

Эндрю прижал окуляр плотнее к глазу.

Роберт, пятнышко более яркого света со смутными человеческими очертаниями, лежал в кустарнике примерно в ста ярдах, поджидая намеченную жертву.

Эндрю осторожно положил пистолет и стал вращать правой рукой диск наводки на резкость, фигура на темно-зеленом фоне становилась видна все отчетливее.

Теперь Эндрю ясно видел Роберта или по крайней мере его светящийся силуэт. Он лежал ничком среди низких кустов неподалеку от поляны. С этого наблюдательного пункта мог беспрепятственно видеть ведущую к водопадам тропу. И мог стрелять из своего укрытия, снять каждого, кто будет к нему приближаться.

Эндрю опустил трубу. Эта штука стоила пятьсот долларов. Он считал, что ее цена окупилась.

И поднял пистолет.

Даже с этого расстояния он, пожалуй, мог бы попасть в цель с помощью своего прибора ночного видения.

Но, разумеется, стрелять не станет. Потому что Роберт не выполнил один пункт их соглашения. Не привез Эрику.

Если он сейчас погибнет, ее, возможно, так и не удастся найти.

Этот гад требовался Эндрю живым, но безоружным. Надо заставить его говорить.

Эндрю облизнул губы, потрескавшиеся на сухом, холодном воздухе. Поединок для него в новинку. Он создан для более цивилизованного обхождения. Хоть и рисковал свободой при обделывании темных делишек, жизнь на карту не ставил ни разу. И делать это теперь — ради не денежного куша, а женщины, которая ненавидит его, изменяет ему, способна даже выдать его полиции, узнав о шантаже ее брата, — рисковать всем ради Эрики внезапно показалось ему безумием.

Но он все равно на это пойдет.

И бесшумно пополз, медленно приближаясь к своей жертве.

Коннор по пути к заправочной станции услышал жужжание сотового телефона.

— Да? — рявкнул он, поднеся трубку к уху.

— Шеф, это Макартур. — Дежурный сержант повышал голос, перекрывая неподобающий смех и веселые голоса. — У меня для вас хорошая новость.

— Давай говори.

— Вики кончили оперировать, врачи думают, что все обойдется.

Коннор сделал глубокий вдох.

— Шеф? Алло?

— Да-да, Дейв. Понял. Это... это как раз то, что я хотел услышать.

— Она еще не пришла в себя, поэтому не назвала напавшего...

Коннор уже знал, кто ранил ее.

— Это пусть тебя не волнует. Миллер связался с ее родными?

— Отыскал их в конце концов. Они уже выехали. Будут у постели Вики, когда она очнется.

— Замечательно. — Коннор услышал в трубке новый хор радостных возгласов. — И вот что, Дейв, скажи ребятам, чтобы не так шумели. Неприятно будет выписывать им повестки в суд за нарушение тишины.