«Отзови их», — просил он сестру. Но она отказалась. И теперь за это поплатится, как повелела мойра — судьба, справедливость.

Он лишь недавно осознал, что его Немезидой является Эрика. Непонятно, как столько лет этот простой факт проходил мимо его внимания. Но когда истина наконец открылась ему, он сразу же понял, что дело обстоит именно так.

Эрика провела несколько лет в Средиземноморье. И постоянно возвращается туда якобы за новыми произведениями искусства. Но он знает подлинную причину. Она поклоняется Матери.

На побережье Аттики и в горах есть священные пещеры, укромные, труднодоступные. В одной из них, в тайном храме, его сестра преклоняет колени перед трехглавым изваянием, богиней со множеством грудей, суровой, но питающей.

Он знает эту богиню. Видел. Ее изваяние отчетливо помнится ему.

Эрика предалась Матери. Иначе как же она стала тем, что есть, — владелицей Грейт-Холла, первой красавицей города, царственной, как принцесса, обожаемой и почитаемой простолюдинами, которые произносят ее имя благоговейным шепотом.

Она получила все, что он мог получить, должен был получить. На ней нет проклятия, ее не отравляют миазмы. Несчастливая звезда, так долго нависающая над кланом Гаррисонов, не бросает на нее свой недобрый свет.

— Продала душу, — пробормотал Роберт, подкрепляя свои слова кивком. — Продала дьяволу.

Это, разумеется, примитивное иносказание, наследие средневековья, когда древняя религия Великой Матери была загнана в подполье, когда старухи и девушки поклонялись ей в магических культах. О тех, кого заставали за совершением магических обрядов, говорили, что они продали душу нечистому. Потому что они поклонялись рогатому изображению, принимаемому за сатану.

Но рога были головным убором матери-земли, так как бык являлся одним из многих посвященных ей животных. Или, может, они поклонялись супругу матери с бычьей, как у Минотавра, головой. Так или иначе, их культ намного древнее сатаны, их обряды, совершаемые в заповедных рощах, сырых пещерах и лесных домах, представляли собой древние оргаистические ритуалы, совершаемые в честь Астарты в жарком Леванте.

Эрика такая же ведьма. Медея. Жрица богини, змея, нетопырь, собака, ночь, кровь роженицы и боль.

Он побоялся бы лишать Эрику жизни, если бы она сама — или бессмертная часть ее — не дала согласия. Богиня, возможно, не захочет, чтобы ее приспешница умерла, но мойра, властвующая над всем живым и божественным, потребовала этого.

Мать может вновь сделать попытку остановить его до рокового часа. Может посетить его еще раз в новом облике или послать кого-то из своих приспешников противиться необходимости. У этой блудницы множество уловок. Она храбро сражается и не любит оставаться побежденной.

Но ей не победить. Роберт чувствовал это. Он совершит жертвоприношение, искупит грехи, снимет с себя проклятие и будет освобожден.

Тогда он будет смеяться, глядя на луну, ее ночное прибежище. Будет.

Посмеиваясь, Роберт завершил омовение у колодца и поспешил в лачугу. Он знал, что они — Коннор или еще кто-то — вполне могут приехать хотя бы затем, чтобы сообщить об исчезновении Эрики. Нужно быть наготове.

Вдруг он остановился, улыбка, словно приклеенная к лицу, исчезла.

Дверь лачуги приоткрыта. Взломана, язычок замка расщепил косяк.

Дело рук полицейских? Коннор уже здесь? Коннор с его недоверчивым, неприязненным взглядом?

Выхватив револьвер охотницы, готовый к новой схватке, Роберт вошел в лачугу.

Но там никого не оказалось, и все, за исключением двери, было цело.

Он принялся внимательно оглядывать комнату, и взгляд его остановился на письменном столе возле окна, где незваный гость оставил визитную карточку.

То была карточка Эндрю Стаффорда с написанным на обороте номером его секретного телефона.

А бумаги, которые Роберт оставил на столе, исчезли.

С его стороны было неосторожностью оставлять эти записи на виду. Даже человек вроде Эндрю, с острым, хоть и ограниченным умом, должен был обнаружить содержавшуюся в них угрозу Эрике.

«Нам нужно поговорить», — написал Эндрю.

Он наверняка знает или догадывается, что Эрика находится в руках брата. И потому опасен.

Это очередной ход Матери или просто игра случая? Роберт не знал, и, в сущности, значения это не имело.

В любом случае ему нужно будет разделаться с Эндрю.

Поскорее.

До полуночи, когда Эрике предстоит умереть.

По пути обратно в Грейт-Холл Эндрю заехал в центр Барроу и остановился возле банка. Управляющий, разумеется, знал его.

— Здравствуйте, мистер Стаффорд, — подобострастно произнес этот грузный, лысый человек вкрадчивым голосом, когда Эндрю подошел к его столу.

— Привет, Генри.

— Мы предлагаем исключительно высокую ставку по нашим полуторагодичным сертификатам. Такой больше нигде не найдете.

— Мне сейчас не до этого. Очень занят. Собственно, я заехал сюда по пути взглянуть кое на что в своем стальном ящике.

Генри уже поднялся, стремясь угодить, как собака, посланная принести хозяйские шлепанцы.

— Сейчас принесу. Как миссис Стаффорд?

Разумеется, главный интерес для бедняги Генри представляет Эрика. Он приезжий из Филадельфии, а она из рода Гаррисонов, Гаррисоны здесь всегда были владыками.

— Замечательно, — мягким голосом ответил Эндрю, надеясь, что это правда.

— Передайте ей привет от меня.

— Непременно.

Эндрю наблюдал, как он зашел за стойку кассира и стал возиться с механизмами, отпирающими большой сейф. Задался вопросом, что подумает Генри об этом визите — какие подозрения возникнут у него — после того, как узнает, что Эрику искали уже несколько часов, когда он с уверенностью сказал, что у нее все замечательно.

Конечно же, управляющему покажется странным, что мистер Стаффорд занимался обыденным делом, когда его жена, возможно, находилась в смертельной опасности. И несомненно, у него возникнет вопрос, что в ящике потребовало его внимания при таких зловещих обстоятельствах.

Он не замедлит сообщить о своих подозрениях начальнику полиции, и Коннор опять явится в Грейт-Холл, на сей раз не столь дружелюбным.

Эндрю все это понимал и относился к такой перспективе с пренебрежительным равнодушием. К тому времени, когда появится Коннор, Эрика либо благополучно вернется, либо будет мертва. Если вернется, то солжет ради него, он в этом не сомневался, и ложь ее будет достаточно убедительна, чтобы Коннор уехал, не имея никаких улик.

А если мертва...

Эндрю потряс головой. Он не хотел об этом думать.

Сейф с шипением открылся, управляющий банком вошел в него и через несколько секунд появился со стальным ящиком.

— Спасибо, Генри.

— Не за что, мистер Стаффорд.

В укромной кабине, закрыв на засов дверь, Эндрю отпер сейф. Внутри толстой пачкой лежали юридические документы. Запустив руки поглубже, он нащупал на дне конверт.

Конверт из плотной бумаги, пухлый, аккуратно запечатанный клейкой лентой. Эндрю разгладил его, легонько провел кончиками пальцев по краям, покачал на ладони, пробуя его незначительный вес.

Незачем давать Генри возможность догадаться, что на самом деле он что-то взял из ящика. Эндрю расстегнул куртку, сунул конверт во внутренний карман и пригладил, чтобы не особенно выпирал наружу.

Он надеялся, что конверт спрятан лучше, чем треклятый револьвер, лежавший теперь в «феррари», в ящичке для мелких вещей. Коннор, должно быть, видел его, хотя ничего не сказал. Ну что ж, Коннор многое оставил несказанным.

Он находился уже в нескольких милях от лачуги, когда сообразил, что Коннор обвел его вокруг пальца, притом так легко, что Эндрю как профессионал невольно пришел в восхищение.

Мошенничество — это просто-напросто словесная ловкость. Нужно отвлекать внимание клиента от логических неувязок, настораживающих несообразностей в рекламе товара, сфокусировать его мысленный взор на посторонних вещах.

Мысленно воспроизводя разговор с Коннором, Эндрю нашел тот миг, когда решающая подмена была сделана с такой ловкостью, с какой опытные руки шулера подсовывают крапленую карту в тасуемую колоду.