Жена бросила его, когда их сыну, Рори, было десять лет. Вскоре после этого Малкольм Хольм с сыном приехали в Скейг, и ваш двоюродный дед Дункан выделил для них дом за чисто символическую плату в пять фунтов в год.

— По крайней мере это очень любезно с его стороны, — решил Иэн.

— Это была часть «денег за молчание», которые, очевидно, выплачивались сыну Улы Хольм, чтобы он не претендовал на свое законное место в семействе Маккрэгганов, — быстро ответила Мойда.

— Деньги за молчание?

— А что же еще? — уверенно произнесла девушка. — Я не поленилась изучить генеалогическое древо Маккрэгганов и нашла дату женитьбы вашего деда. Из писем мы знаем, что в 1895 году он женился на Уле Хольм. В тот же год родился Малкольм. В 1897 году ваш дедушка женился на Элизабет, дочери герцога Аркрэ. Через год на свет появился ваш отец, чей единственный сын — вы. Вы считаете, что Скейг по праву наследования должен отойти вам, но я собираюсь доказать, что именно Хэмиш, правнук вашего деда, — глава клана и законный владелец замка.

— В любом случае Скейг завещан мне, — заявил Иэн.

— Вы внимательно читали завещание? — поинтересовалась Мойда.

— Оно лежит среди моих бумаг, — ответил Иэн.

— Я видела копию в офисе мистера Скотта, — сказала Мойда. — Ваш двоюродный дед оставил замок и поместье «моему внучатому племяннику и законному наследнику — главе клана Маккрэгганов». Он, видимо, ожидал, что в один прекрасный день справедливость восторжествует и его второй внучатый племянник, Рори, отпрыск вашего деда от первого брака, станет законным наследником.

На мгновение Иэн задумался.

— А вы точно уверены, что брак был зарегистрирован? — наконец осведомился он. — У вас нет свидетельства.

— Нет, но вы забыли, что в те времена в Шотландии считалось, что если мужчина и женщина жили вместе как супруги и при свидетелях заявляли, что они женаты, их брак признавался законным.

— Сомневаюсь, что сейчас, по прошествии стольких лет, данное положение имеет силу, — сказал Иэн.

— Это следует выяснить, — ответила Мойда. — Я написала лорду Лайону письмо, в котором объяснила причины подачи прошения. Заодно я отправила ему и копии писем.

— Можно взглянуть на письма? — попросил Иэн.

— Конечно, — ответила девушка. — Мне нечего скрывать. Я просто борюсь за справедливость, чтобы мой племянник получил наследство.

— Не хочу разочаровывать вас своими словами, — сказал Иэн, — но я сильно сомневаюсь, что мой дед вступил в законный брак с девушкой, которая, как вы говорили, была дочерью лавочника. Я никогда не видел родного деда, но мне кажется, что он был во многом похож на двоюродного: такой же гордый и невероятно высокомерный, выше всего он ставил свою семью и свой клан. Не могу поверить, что при его воспитании он решил вступить в такой брак. Возможно, он и любил ту девушку, но она, похоже, вообще не шотландка.

— Кажется, она была скандинавского происхождения, — сказала Мойда. — Очевидно, она была очень красива, так как из писем вашего деда видно, что самое главное в его жизни — это его любовь.

Иэн тихо вздохнул:

— Конечно, я буду отстаивать свою правоту. Я ни за что не отдам, Скейг, он мой. Как и мой отец, я всегда считал его своим домом.

— Я тоже не сдамся, — решительно проговорила Мойда.

— У вас есть деньги?

— Найду, — ответила она. — Даже если на это уйдет вся моя жизнь.

— И что вы будете делать до тех пор?

— До тех пор Хэмиш будет жить в своем законном доме, в замке, который, как подтвердится в один прекрасный день, по праву принадлежит ему.

С этими словами Мойда поднялась со стула. Лампа, догоравшая в дальнем углу, отбрасывала на них с Иэном тусклые отблески. Неожиданно слабое пламя на мгновение заколебалось и едва не погасло совсем, но они продолжали разговаривать в темноте.

— Все представляется вполне очевидным, — сказала Мойда. — Подлый заговор, чтобы скрыть брак, который явно не одобрит гордое, чопорное семейство. Ваш дед заплатил чужим людям, чтобы те воспитали его сына, а сам вступил в брак, одобряемый его социальным кругом. Умирая, он доверил секрет старшему брату.

— У вас слишком много предположений, и все они требуют доказательств, — заявил Иэн. — Много из сказанного вами — и в глубине души вы это сами осознаете — чистые домыслы. Возможно, у моего двоюродного деда имелось немало причин на то, чтобы платить Малкольму Хольму, а затем его сыну тысячу фунтов в год. Сделать вывод, что это «плата за молчание» или даже результат шантажа, — значит сделать предположение, идущее гораздо дальше, чем следует из связки старых любовных писем. Если здесь кроется тайна, неужели вы и вправду верите, что мой двоюродный дед позволил бы Малкольму Хольму приехать сюда и поселиться в деревне?

— Может, он просто не мог помешать этому, — предположила Мойда.

— Значит, точно шантаж! — решил Иэн.

— Можете считать как угодно, можете насмехаться, протестовать или использовать против нас ваше сильнейшее оружие — деньги, — сказала Мойда, — но рано или поздно Хэмиш получит то, что ему принадлежит по праву, и будет носить свою родовую фамилию.

— Посмотрим, — сказал Иэн и направился к двери. Затем, на секунду задумавшись, вновь повернулся к ней и добавил: — Завтра я приглашу сюда из Инвернесса адвоката. Мы объясним ему суть дела и посмотрим, найдется ли решение более очевидное, чем нашли вы.

— Благодарю вас, но я сама найму себе адвоката, — резко произнесла Мойда.

Кажется, говорить было больше не о чем, и Иэн, закрыв за собой дверь, спустился по широким дубовым ступеням. Он хотел найти мать. Беатрис уже наполнила дом теплом и светом. Большая библиотека, где, как помнил Иэн, всегда сидел его двоюродный дед, была ярко освещена полудюжиной ламп, а в камине полыхало огромное полено. На столике в углу стоял поднос со стаканами и блестящим серебристым шейкером для коктейлей.

Беатрис здесь не было, но на стуле возле камина сидела Линетт. Когда Иэн вошел в комнату, она поднялась и, протянув руки, шагнула ему навстречу. Иэн заметил, что она переоделась к ужину. Интересно, задумался он, как ей удается всегда выглядеть и одеваться соответственно ситуации.

На ней было короткое платье из зеленой шерсти с блестящей золотой вышивкой. На шее — золотое колье, а запястья украшали многочисленные маленькие браслеты из серебра. Девушка выглядела очаровательно, но Иэн, взволнованный и раздраженный всем, что касалось последних событий, почувствовал, что ее первый вопрос был несколько неуместен:

— Все в порядке? Ты поставил на место этих самозванцев?

— Вопрос не совсем в этом, — сухо ответил Иэн.

Линетт, привыкшая приспосабливаться ко всему, поняла, что сказала что-то не то. Она нежно дотронулась до его щеки.

— Дорогой, ты, наверное, устал, — произнесла она. — Сделай себе коктейль, и мне, хорошо?

— Мама пошла переодеваться? — осведомился Иэн.

Линетт кивнула.

— Скорее всего, — сказала она. — Миссис Маккрэгган не знала, во сколько мы будем ужинать, но она пообещала, что он в любом случае будет вкусным. Ты же знаешь, мы столько всего привезли.

— Мама всегда такая предусмотрительная.

Иэн надеялся, что его мать не обидела миссис Маккэй, которая с готовностью откликнулась на просьбу помочь ему. Но беспокоиться не было смысла; подобное случалось всегда, когда за дело бралась Беатрис. Она просто жить не могла без скандалов. Подобно большинству американок, она хорошо готовила и в случае необходимости могла самостоятельно соорудить отличный обед из чего угодно, что попадется под руку.

Коктейль, теплый из-за отсутствия льда, тем не менее оказался неплох. Иэн быстро осушил свой бокал, а второй подал Линетт. День был длинный, и Иэн не на шутку устал.

— Та девушка, которая приходится тетей этим детям, она и вправду собирается остаться здесь до тех пор, пока мы в прямом смысле не вышвырнем ее отсюда?

— Мы не можем так поступить, — сказал Иэн. — Будет скандал, а нам этого меньше всего нужно.