В центре сидел обнаженный по пояс и босой здоровяк. На нем были только широкие черные, засаленные штаны, подпоясанные обыкновенной веревкой. Кожа его казалась оранжевой от загара, а глаза были узкими и темными. Сейчас они стали непроницаемыми — человек смотрел не моргая. Грудь его была густо покрыта замысловатыми татуировками, а лицо волосами.

Двое других оказались не менее примечательными личностями.

Один — невысокого роста, коренастый, с гладкой, как куриное яйцо, головой, на макушке которой красовалась экзотическая татуировка в виде дракона, и маленькими бегающими глазами на беличьем лице.

Другой — худенький, как мальчик, с распухшим лицом и темными отечными кругами вокруг глаз. Одет он был в рваную майку неопределенного цвета, подвернутые до колен штаны и неизвестно зачем понадобившийся ему здесь солнцезащитный козырек.

Наблюдая за сидящими в камере, я вдруг уловил в их позах беспокойство. Поймал тревожный взгляд щуплого.

Верзила почесал бритую голову; ухмыльнулся, показав пожелтевшие зубы. Подмигнул мне. Некоторое время мы смотрели друг другу в глаза. Потом я поискал взглядом, где бы расположиться. Не найдя ничего подходящего, растянулся прямо на полу у входа, подстелив под себя куртку.

Я лежал на спине так, что мне было видно моих соседей по камере. Они продолжили игру, длившуюся еще с полчаса, после чего проигравший Щуплый вынужден был, по правилам игры, подставлять свои бока под удары и пинки развеселившихся дружков.

Это мне не совсем понравилось, но я решил не вмешиваться в тюремные правила чужой планеты и промолчал.

Видимо, насладившись побоями, Верзила поиграл мышцами торса, втянул голову в плечи и кивнул в мою сторону.

— Эй, парень! Не желаешь сыграть в «ложку»?

Я не ответил, продолжая молча лежать на полу. Сейчас меня заботили совсем другие мысли.

Щуплый, до этого терпеливо сносивший побои, боязливо покосился на меня.

— Ты что, не слышишь? — гаркнул Верзила. — Я тебе говорю!

Я устало посмотрел на его оплывшее, небритое лицо и повернулся на бок, отворачиваясь к стене.

— По-моему, он брезгует нами? — еще больше взъелся Верзила. — Эй, приятель! А ты случаем не «наседка»? А?

Я не понял, о чем это он, и продолжал лежать, глядя в стену.

— Может быть, он глухой? — язвительно заметил ломкий басок, видимо принадлежавший Щуплому.

— А мы это сейчас проверим! — мрачно усмехнулся Верзила. — Ну-ка, Зеленый! Пощупай этого фраера! Я селезенкой чувствую, что в карманах у него полно «розовеньких»! Ведь несправедливо получается: Щуплый проигрался вконец, а этот толстосум не хочет делиться с нами.

Послышался шорох, затем шаги. Я по-прежнему лежал, отвернувшись к стене. Подошедший остановился у меня за спиной и, судя по всему, наклонился ко мне. В следующую секунду я ощутил у себя на горле холод металла. Зеленый развернул нож острием вверх, и мне пришлось повернуться на спину.

— Ну что? — ухмыльнулся стоящий надо мной бандит. — Тун! По-моему, он не такой уж и глухой! — обратился он к Верзиле.

— Деньги у него есть? — спросил тот из угла камеры. — Если не хочет отдавать, покрась ему рубаху красненьким. Может быть, тогда он раздобрится! — Верзила громко загоготал, довольный своим остроумием.

— Ты слышал? — Зеленый поводил ножом по моему горлу.

Медлить больше было нельзя. Я быстро перехватил его руку, отводя в сторону нож, и тут же подбил его ногой под колено, одновременно нанося удар ботинком в подбородок. Зеленый отлетел в угол камеры, а я сразу же вскочил на ноги.

Верзила медленно поднялся со своего места. Глаза его налились кровью. Сейчас он стал похож на разъяренного быка. Пришедший в себя Зеленый тоже вскочил с пола и, сплюнув, стал обходить меня сбоку, перекидывая нож из руки в руку. В глазах его появился азарт. Щуплый остался сидеть в углу камеры, тревожно следя за происходящим.

Губы Верзилы сжались. Он сухо выдавил:

— Ну, «пестрый»! Нашел же ты себе склеп!

В это мгновение Зеленый ринулся на меня сбоку, нанося удар ножом снизу, но я был готов к этому.

Отступив на шаг и развернувшись на опорной ноге, я перехватил его руку, продолжая круговое движение вверх; резко изменил положение своего тела и рванул руку нападавшего в противоположную его движению сторону. Зеленый, взлетев на мгновение в воздух, рухнул мешком на каменный пол, тяжело охнув и глядя на меня изумленными глазами. Не давая ему опомниться, я провел болевой прием на его запястье и отбросил выпавший нож в сторону.

За спиной у меня раздался тяжелый топот. Я обернулся и тут же получил страшной силы удар в живот. Бил подскочивший ко мне Верзила. Удар был точно рассчитанным и безжалостным, в солнечное сплетение. Я упал на пол, задыхаясь и собирая все силы, чтобы быстрее прийти в себя.

Верзила занес ногу, собираясь раздавить меня, но я уже откатился к стене. Рывок всем телом — и я снова на ногах! Тут же отбил руку нападавшего; развернулся, нанося удар ногой ему в челюсть.

Верзила пошатнулся, но не упал. Я подпрыгнул и ударил его ногой в лицо. Он отлетел к стене, обливаясь кровью, но тут же снова ринулся на меня, скрежеща зубами. Казалось, он был непробиваемым.

Яростно блестя глазами, он, словно булыжник, послал в мою сторону кулак. Но тот не достиг своей цели: перехватив его руку, я взял ее на излом и, чувствуя сопротивление, с силой надавил на его локоть. В суставе что-то хрустнуло, и Верзила, закатив от боли глаза, с громким криком повалился на пол.

Возбужденно дыша, я стоял над истошно вопящим бандитом, катавшимся по полу и державшимся за сломанную руку. Было неприятно причинять ему боль, но иного выхода у меня не было. Или он, или я — по таким законам жили здесь люди. Моя душа противилась этому; растерянность и смятение наполняли ее. И чтобы избавиться от неприятных ощущений, я громко произнес:

— Джиу-джитсу — древняя борьба! Запомните это, олухи!

Верзила, надрывая глотку, пялился на меня полными слез глазами. Очнувшийся Зеленый сидел в углу камеры, тупо мотая головой и озираясь по сторонам ошалелыми глазами. Щуплый испуганно жался к стене.

Я почувствовал отвращение к этим людям.

Неожиданно заскрипели засовы, и железная дверь медленно открылась. На пороге камеры стоял все тот же охранник. Обведя бесстрастным взором камеру, он монотонно пробубнил, обращаясь ко мне:

— Миран Бедаро! Вы можете выйти!

Подняв с пола свою куртку, я стряхнул с нее пыль, оглянулся на Щуплого и вышел из камеры.

В уже знакомом кабинете навстречу мне вышел сам Икэда. На лице у него играла лучезарная улыбка, но глаза смотрели настороженно и внимательно, словно он искал подтверждение каким-то своим догадкам. Я сразу понял, что стычка в камере — его рук дело. Тем не менее, от меня не ускользнула его озабоченность.

— Господин Бедаро! Я должен принести вам свои извинения за произошедшее недоразумение…

— За издевательство! — гневно оборвал его излияния знакомый женский голос.

Икэда вздрогнул и отступил в сторону. Только тут я увидел сидящую в кресле Кунти.

С минуту мы смотрели друг другу в глаза. Потом девушка порывисто встала и быстро подошла ко мне. На ней было открытое легкое платье изумрудного цвета, слегка шуршавшее при каждом движении и переливавшееся лучистыми красноватыми огоньками. В волосах, свободно ниспадавших на плечи девушки, горела алмазная заколка.

— Дорогой! — Она обняла меня за шею, прижалась горячей щекой к моей щеке. — Я так волновалась за тебя! Ты здоров?

Она слегка отстранилась, оглядывая меня тревожным взором.

— Вполне. — Я покосился на Икэду.

— Простите, господин Бедаро, — поспешно заговорил тот, суетливо снуя около нас. — Произошла досадная ошибка. Я понятия не имел, что госпожа Садор ваша невеста. Разве я позволил бы себе устроить эту глупую проверку, знай я все заранее?! Ради бога, простите!

Кунти метнула в его сторону гневный взгляд, от которого Икэда весь сжался, словно от удара хлыстом. Его желтое лицо сделалось бледным, как полотно.