— Дежурный оператор Сандра Чейви. Слушаю вас!

— Я хочу отправиться добровольцем в какую-нибудь отдаленную звездную колонию Трудового Братства, где можно найти тяжелый физический труд.

— Вас, наверное, интересуют новые колонии? Из тех, что недавно заселены? — журчащим голоском поинтересовалась девушка-оператор.

Я, молча, кивнул.

— Прекрасно! — сразу же оживилась она. — Таких три. Хотите посмотреть?

— Н-нет…

На миловидном лице моей собеседницы отразилось легкое удивление. Впрочем, оно тут же уступило место деловой сосредоточенности.

— М-м… Мне хотелось бы поподробнее узнать ваши предпочтения, тогда я смогла бы дать вам более полную информацию. Но если вы не считаете нужным говорить, то…

— Простите, — вежливо прервал я ее. — Возможно, я был неточен. Меня интересует как можно более отдаленная колония, наличие там тяжелой работы и, по возможности, скорый отлет. Больше ничего.

На этот раз девушка-оператор не смогла скрыть своего удивления. Она посмотрела на меня с тревогой и ожиданием. Затем решительно сказала:

— Ну, что ж! Тогда вам подойдет колония СНР-646/12, в просторечии именуемая «Фаэта-2». Она находится в системе Омикрон Кита, двенадцать парсек от Земли — это почти на пределе расселения людей вне Солнечной системы. Там добывают кристаллы иридия, и как раз требуется тяжелый физический труд.

— Прекрасно! Меня устраивает.

— Но, к сожалению, — поспешила добавить она, — очередная группа добровольцев только формируется и отправится туда не раньше чем через три-четыре месяца. Вам придется пройти испытания на Учебном Полигоне вместе с остальными.

— Насчет этого можете не беспокоиться. Я имею специальную подготовку и допуск к самостоятельным полетам в космосе.

— Да? — Сандра Чейви взглянула на меня с нескрываемым интересом. Произнесла в раздумье: — Как же вам помочь? Может…

Видимо, какая-то мысль пришла ей в голову. Она снова посмотрела на меня.

— Знаете что? Восьмого сентября туда летит грузовой ракетоплан. Он доставляет продовольствие и научное оборудование. Может быть вы…

— Я согласен лететь на грузовом!

— Правда? Вот и хорошо! Значит, мы с вами все-таки нашли выход? — искренне обрадовалась девушка.

— Когда отправляется этот корабль?

— Восьмого, в двенадцать тридцать. Бортовой номер корабля четырнадцать пятьдесят три. Экипаж будет предупрежден о вас.

— Большое спасибо!

— Счастливого пути! — Синеглазая дежурная проницательно заглянула мне в глаза и ободряюще улыбнулась на прощание.

Тяжело вздохнув, я повернулся к лестнице, собираясь уходить, и тут заметил стоящих неподалеку людей. Я не заметил, как они поднялась на веранду, и сейчас растерялся, увидев их здесь. Остановился около кабины визиофона, не зная как поступить: толи убежать сломя голову, толи подойти ближе. Почему-то подумалось, что эти молодые ребята уже знают обо мне все, все, что произошло в Монастырском ущелье. От этих мыслей на душе стало еще тяжелее. Захотелось провалиться сквозь землю, исчезнуть куда-нибудь, чтобы не встретить их презрительных взглядов. Но ребята тихо беседовали между собой, не замечая меня, укрывшегося в тени кабины. Они не спеша, прошли вглубь веранды и остановились там, около перил ограждения.

Воспользовавшись моментом, я поспешил уйти отсюда. Быстро сбежав по лестнице, я выскочил из павильона под тень приземистых кедров, и зашагал прочь от этого места.

Святое небо! Как жить дальше? Как я покажусь на глаза товарищам из института, если даже в присутствии совершенно незнакомых людей чувствую себя невыносимо? Нет, я даже не могу себе представить, как приду в институт, как посмотрю в глаза Бебе, Артуру и другим… Хотя, у Бебы я возможно и найду понимание… Нет, нет! Она тоже никогда не простит меня! А завтра всему Городу станут известны моя подлость и малодушие, станут известны всей Земле! И повсюду меня будут встречать презрительные холодные взгляды и недобрый шепот в след: «Смотрите! Этот человек убил своих товарищей! Позор ему и вечное проклятие!» Уже завтра весь мир станет для меня чужим!..

Я остановился и в ужасе схватился за голову. Как быть? А Юли?.. Нет, только не она! Объяснение с ней будет самым тяжелым и страшным для меня… для нас обоих. И ее я теперь потерял, потерял навсегда! Поэтому скорее, скорее уйти, исчезнуть из этого мира — светлого и счастливого — затеряться среди звезд, чтобы не бросить тень порицания и на свою любимую. Пусть это будет моим наказанием за содеянное. Пути к прошлому отрезаны навсегда!

Мы сидели с Владом Стивом под раскидистыми вишнями в его саду, сидели, молча, не глядя друг на друга. Солнце стояло высоко в зените, но мне казалось, что оно совсем не греет, а даже наоборот. Стив, склонившись вперед и упершись локтями в колени, чертил на песке тонким прутиком какие-то линии и круги. Рука его двигалась неуверенно и медленно. Было видно, что думает он совсем о другом, и от этого рисунок на песке становился все более неопределенным. Некоторое время я безучастно следил за его движениями, прекрасно понимая, как ему сейчас тяжело, наверное, тяжелее, чем мне. Ведь он верил в меня, а я предал его, не оправдал его надежд. Но я не мог не придти к нему. Он был мне, как отец, и у него я надеялся найти поддержку, так необходимую мне сейчас.

И вот мы сидим рядом и молчим. Хорошо, что в доме нет Юли. Я не знаю, как бы все обернулось, если бы она была здесь. Стив знает о случившемся. Она не знает ничего.

— Что ты думаешь делать дальше? — вдруг спросил он, не оборачиваясь и не меняя позы.

Я промолчал, не зная, что ответить своему начальнику. Сказать правду не поворачивался язык, а врать не хотелось и не имело смысла. Стив задумчиво очертил на песке круг и воткнул в центр его свой прутик. Сказал все так же негромко:

— Ты понимаешь, что теперь тебя ждет суд?

Голос его был спокоен, но я чувствовал напряжение, которое он с трудом скрывал.

— Да, понимаю… Я готов к этому.

— Готов?

Стив поднял на меня потускневшие глаза. Он хотел еще что-то сказать, но замолчал. Снова отвернулся, глядя в песок. Я знал, о чем он хотел меня спросить, но Стив молчал, молчал и я. У меня больше не было сил ни о чем думать. Я закрыл лицо руками и опустил голову. Вдруг почувствовал, как тяжелая рука моего начальника легла мне на плечо.

— Сынок!

Я вздрогнул от неожиданности. Поднял на него глаза. Он смотрел на меня с тоскливой грустью, но лицо его смягчилось.

— Ты совершил непоправимую ошибку, — медленно заговорил он, казалось, с трудом произнося слова. — Работник ОСО допустивший гибель людей, не сумевший защитить их жизнь, должен быть осужден первым — непререкаемо и сурово! Часть твоей вины лежит и на моих плечах. Никто и никогда не снимет ее с меня… Но мы — ты и я — простые люди. Нам свойственно ошибаться, поступать неверно, совершать глупости и безрассудные поступки. Мы с тобой не боги — холодные, надменные и рассудительные. Мы созданы из плоти и крови. Я хочу, чтобы ты понял это, и еще я хочу, чтобы ты знал — мое сердце всегда будет с тобой!

Он замолчал, словно неожиданно подступивший к горлу ком мешал ему говорить. Я и сам чувствовал, как непрошеные слезы навертываются мне на глаза. Стив справился с волнением и снова повернулся ко мне.

— Ты дорог мне и поэтому я прошу тебя — прошу, как отец — не делай вновь опрометчивого шага. Подумай и хорошенько все взвесь, прежде чем принимать окончательное решение. И помни, твои друзья рядом с тобой, и ты всегда можешь рассчитывать на них… А теперь иди… Иди! Тебе нужно побыть одному, и еще раз все обдумать. Жизнь иногда дает трещину, сынок, но в твоих же силах заживить все раны.

Он крепко пожал мне руку и медленно пошел к дому.

Я вернулся к себе в коттедж и бессильно опустился на мягкий низкий диван в гостиной. Перед глазами на потолке плясали пятна солнечного света, лившегося через распахнутые настежь окна и двери. Было видно, как колышутся на ветру ветви сирени в саду за окном. Причудливый бег теней на стенах и потолке окончательно смешал все мои мысли. Я закрыл глаза, вслушиваясь в шелест листвы снаружи.