Запустить по городу в два раза больше автобусов, репрессивно ограничить частный автопарк, чтобы ездили только богатые или те, кому сильно надо. Так ведь нет. Предложи такое — освищут. Словно плюнешь в самый колодец новой национальной идеи…

Коррупция текущей российской реальности выступает не столько антисистемным элементом некой системности, сколько системным элементом — антисистемности. Это главное в диагнозе.

Вообще, сама по себе «коррупция» — не раковая, и, может, даже не опухоль. С этим живут. С этим даже развиваются. Во всем мире, кроме современного Запада, это скорее норма, чем извращение: будь то Российская империя, Бразилия, или та же Франция энное число веков назад.

Вспоминается читанный по детству Александр Дюма. Там же совершенно коррумпированная реальность: четкие тарифы взяток, «откаты», «кормления» — все как у нас, или в какой-нибудь Средней Азии. И самое главное: это принимается за норму. Никто с этим особо не борется, и особо не скрывает.

И ничего. Жили же мушкетеры. Радовались, как водится, на своем веку.

Против РФ, правда, может выкатить следующее: вы воруете с развития или с его отсутствия? С прибылей или с убытков? С проектов — или вместо проектов?

Мировая культура коррупции все-таки подразумевает, что тырить надо с проектов, а за сам проект — башкой отвечать перед королем Людовиком или там бразильским народом. Культурно надо воровать.

Так что если у нас воруют — это еще не хана. Ну Бразилия так Бразилия, Людовик так Людовик. Живут же люди.

А вот если мы воруем некультурно — это хана.

Несколько лет назад занесло в администрацию президента. Стоял поздний Ельцин. На первом этаже легендарного здания торговали книгами. Обычный такой столик, мало отличный от столика в вестибюле любого вуза или учреждения… Я подошел: чего там читает власть?

Власть была едина с народом. Книг было немного — штук пятьдесят максимум. Делились на три категории:

1). Маринина.

2). Александр Дугин со стрелками, как Бегемот должен врезать Левиафану.

3). Пособия дачникам типа «Мои шесть соток».

Не знаю, как там стало потом…

Несколько лет назад на партийной конференции СПС у меня украли портфель. Положил на стул — немного отошел — нет портфеля. Осталась байка про отношение либералов к собственности.

На партийной конференции «Единой России» у меня исчез шарик. Самой партией и подаренный. Положил — отошел — опа… А портфель на месте. За портфель в новой политической реальности я спокоен. Да здравствует культура российского политического центризма!

В московском издательстве «СТОЛИЦА-Принт» у меня вышла пара книжек. И там был редкой силы корректор. Я не знаю, что он там делал. Но ошибок в напечатанном тексте было больше, чем в электронной версии. И надпись на обложке с ошибкой в имени автора… Я почти уверен, что сотрудника даже не пожурили. Более того, как-то в интернете — вижу месячную зарплату корректоров сего издательства. Больше гонорара за книгу. Понятно, что рыночная экономика — в интересах капиталиста, менеджмента, инвестора. Это по определению. Но наша модель — с изюминой. Она еще в интересах разного хренопуталы. Неэффективного и по людским понятиям, и по рыночным.

Представьте такие щиты по городу: «Русские тоже люди», «Евреи тоже люди», «Чеченцы тоже люди» и т. д. Формально такие высказывания корректны: не люди они, что ли? Но слух явно режет. И вот что интересно — за какой щит его автор огреб бы больше? Про кого? И от кого? И с какой формулировкой? По-моему, добрый тест про национальный вопрос…

Как возможно сейчас книжка или песня, известные в национальном масштабе? Боюсь, что уже никак. Но как вариант — могу описать. Надо с толком продаться дьяволу.

Например, написать на обложке книжки: автор — маньяк, зверски убивший пятнадцать человек. Кто именно будет там писать и о чем — вопрос второй. Главное вот этот ход. Зверский некросадист, признанный психически невменяемым… Ждите новых книжек нашего автора!

Писать такое лучше коллективом авторов, маньяка изобретать — бригадой маркетологов и психологов, а конспирировать его, что до «нашего автора» не добрались — бригадой оперативников.

И будет всенародная книга, в том смысле, что обсуждать ее пойдут по всем кухням, как некогда «Архипелаг ГУЛАГ» или там «Москва — Петушки», или даже «Мастера и Маргариту».

Что до музыкальной группы, то это должен быть «адский рок», совершенно не форматная штука с проповедью секса и насилия в извращенных формах. Должны быть песенки, под которые хочется убить всех. Под которые сподручно — разнести весь город в качестве ритуального жеста. При этом не обязательно разносить. Можно и сублимировать потихоньку.

Чем большим гонениям это дело будет подвергаться, тем лучше. Гонения — не более чем механизм бесплатного маркетинга. В период постмодерна ничто нельзя загнать так, чтобы оно исчезло (можно только замолчать). «Гонения» будут формировать «полемический дискурс», а будет дискурс — будет и касса.

К этой возможности предельной популярности обязательно должны подобраться. Других возможностей для выхода на предел я как-то не вижу. Такая штука, как «пошлость», использована попсой уже на все сто, и скоро станет тонуть, ибо перестанет цеплять. После гламурненького — должно хотеться только готичненького, и более уже ничего. После «готичненького» должно хотеться только реальненького: оргии, шприцем по вене, и т. д.

У одного автора стадия заката безобидной пошлости массового гламура называлась: зверь сожрет куклу.

Зверь — он все-таки живой.

И не кукле же порвать зверя?

Объяснял студентам понятие «отчуждения».

— Есть отношения, которые устанавливают люди, а есть отношения, которые устанавливают людей. Понятно?

— Нет.

— С девушками устанавливали отношения?

— Ну.

— Вы же можете — переустановить их? Или вообще закончить по своей воле? А в военкомате были? Вы там объект приложения власти, это понятно… А чьей власти — вы думали?

— Ну там военкома.

— Ага. Лично военком решил вас обломать и туда позвал. Делать ему больше, садисту, нечего. Да где бы он был — если бы вас не позвал? Он ведь тоже подчиненный…

— А, — говорят. — Тогда это министр обороны. Или президент.

— Ага. А где бы был министр обороны, если бы 1 апреля и 1 октября не начинал очередной призыв? И пусть у нас будет президент-пацифист, тоже ведь будет заниматься призывом. Ибо где будет в ином случае? То есть понятно, кто объект власти, а субъекта как бы и нет…

— Но власть ведь всегда чья-то?

— А в пьесе? Кто-то царь, кто-то холоп — можно сказать, что царь властвует над холопом?

— По пьесе?

— Нет. По жизни.

— Нет. Властвует режиссер, или даже сценарист.

— Вот мы и подошли к понятию «отчуждение». Значит, есть пьеса, есть цари, но есть сценарий. И вот теперь — откуда он берется? Никто не писал его лично, но общество его производит. Вроде как пищеварение человека — оно ему присуще, но это не его решение, а так случилось до него… И большая часть общественных правил — случились до нас, за нас и без нас… Вы придумывали деньги? А государство? А традиции?

…И т. д. Кажется, ничего особо не переврал. И все понятно, начиная лет с десяти.

«Патриоты России», «враги России», «друзья России», «пожертвовать за Россию» — я немного серчаю с этой риторики, ибо не понимаю: а какая Россия имеется ввиду? Ибо если друзья, враги, жертвовать — это все касательно некоего образа, а он не бывает «вообще». Он все-таки определен, и эта определенность обязательно произносится. Ну, например, святая православная Русь, с колокольным звоном, с самодержцем. За такое уже можно жертвовать. У такого уже бывает — и друзья, и враги. Или наша советская родина — тоже тема.