Изменить стиль страницы

Что касается моей супруги Клары Танненберг, – продолжал Ахмед, – то она уже многие годы является моим помощником, и мы вместе проводим раскопки. Ее дедушка и ее отец были людьми, которых необычайно интересовал древний мир, и они в свое время помогали финансировать некоторые археологические экспедиции…

– Расхитителей могил! – выкрикнул кто-то из зала.

Этот выкрик и последовавший за ним нервный смех некоторых из присутствующих в зале острыми ножами вонзились в сердце Клары Танненберг. Однако Ахмед Хусейни ничуть не смутился и продолжал говорить, как будто не услышал ничего оскорбительного.

– Мы уверены, что автор двух глиняных табличек, хранящихся у дедушки Клары, все-таки записал те истории, которые, как он утверждает, ему собирался рассказать Аврам. По сути дела, это можно считать необычайно важным открытием, имеющим огромное значение для археологии, а также для религии и для библейской традиции. Мне кажется, нужно позволить госпоже Танненберг выступить. Клара, пожалуйста, продолжай…

Клара с благодарностью посмотрела на мужа, глубоко вздохнула и, робея, продолжила свое выступление. Для себя она решила: если еще какой-нибудь ученый старец перебьет ее и начнет насмехаться над ней, выкрикивая оскорбления, она уже не будет молча это терпеть. Ее дедушка почувствовал бы глубокое разочарование, если бы стал свидетелем того, что сейчас происходило. Он не хотел, чтобы она обращалась за помощью к международному сообществу. «Они все – лишь заносчивые ублюдки, которые считают, что им что-то там известно». Ее отец тоже не позволил бы ей поехать в Рим, однако он уже умер…

– В течение многих лет мы концентрировали свои усилия на Харране, пытаясь найти остальные глиняные таблички из этой серии, ибо мы твердо верили, что они существуют. Однако мы ничего не нашли. В верхней части тех двух табличек, которые обнаружил мой дедушка, упоминается имя Шамас. В те времена писцы иногда указывали в верхней части таблички свое имя, а также имя того, кто затем проверял написанное. На этих двух табличках упоминается лишь одно имя – Шамас. Невольно возникает вопрос: кем же был этот Шамас?

С тех пор как Соединенные Штаты объявили Ирак своим злейшим врагом, – продолжала Клара, – авиационные налеты на нашу страну стали обычным явлением. Вы, наверное, помните, как пару месяцев назад пилоты нескольких американских самолетов, пролетавших над территорией Ирака, заявили, что по ним с земли выпустили зенитные ракеты, и в ответ на это они сбросили бомбы. В зоне, подвергшейся бомбардировке, между Басрой и тем местом, где когда-то находился древний город Ур, возле деревни под названием Сафран, в образовавшейся от разрыва бомбы воронке стали видны развалины здания и окружающей его оборонительной стены, периметр которой, по нашим подсчетам, составляет более пятисот метров. Сложившаяся в Ираке ситуация не позволяет уделить должное внимание этим сооружениям, хотя мы с моим мужем, наняв небольшую бригаду рабочих, начали проводить там раскопки, рассчитывая, в основном, на свои силы, за неимением необходимых средств. Мы полагаем, что это здание могло быть хранилищем глиняных табличек или же, являясь пристройкой к храму, выполнять какие-нибудь другие функции. Пока мы этого точно не знаем. Мы нашли там различные глиняные таблички, и, к нашему удивлению, среди них оказалась одна табличка с именем Шамаса. Тот ли это Шамас, который записал повествование Аврама? Этого мы, опять-таки, не знаем, хотя вполне возможно, что это именно он. Аврам предпринял путешествие в Ханаан вместе с родом своего отца. Считается, что он на некоторое время осел в Харране и находился там до тех пор, пока не умер его отец, а затем отправился в Землю Обетованную. Принадлежал ли Шамас к роду Аврама? Шел ли он вместе с ним в Ханаан?

Сделав небольшую паузу, Клара стала говорить дальше:

– Я хочу попросить вас о помощи. Мы мечтаем о том, чтобы была организована международная археологическая экспедиция. Если нам удастся найти эти таблички… Я уже много лет задаю себе вопрос, в какой именно момент Аврам, в отличие от своих современников, перестал поклоняться многим богам и уверовал в Бога Единого.

Профессор Гий снова поднял руку. Этот старый профессор Сорбоннского университета, один из самых уважаемых в мире специалистов по культурному наследию Месопотамии, был явно настроен испортить Кларе Танненберг сегодняшний день.

– Госпожа Танненберг, я требую, чтобы вы показали нам таблички, о которых говорите. В противном случае позвольте продолжить нашу научную дискуссию, ибо нам и без вас есть что обсуждать.

Клара Танненберг уже не могла сдерживаться. В ее голубые глазах сверкнул гнев.

– Что с вами происходит, профессор? Вы не допускаете даже мысли о том, что кто-то может знать о Месопотамии больше, чем вы, да еще и сделать очень важное открытие? Так сильно уязвлено ваше самолюбие?

Гий медленно поднялся на ноги и обратился к аудитории:

– Я возвращусь на заседание, когда возобновится разговор о серьезных вещах.

Ральф Бэрри почувствовал, что ему пора вмешаться. Прокашлявшись, он обратился к двум десяткам археологов, мрачна смотревшим на никому не известную женщину, выступление которой вызвало у аудитории весьма противоречивые чувства.

– Позвольте выразить сожаление по поводу того, что сейчас происходит. Мне непонятно, почему мы не можем проявить немного терпения и выслушать госпожу Танненберг. Она, так же как и мы, – археолог, зачем же относиться к ней со столь явным предубеждением? Она пытается выдвинуть некую теорию. Давайте выслушаем ее и затем обменяемся мнениями. А если мы станем отвергать ее тезисы, толком в них не разобравшись, то это, как мне кажется, вряд ли можно назвать научным подходом.

Профессор Рен из Оксфордского университета – женщина средних лет с загорелым лицом – подняла руку, прося слова.

– Ральф, мы тут все друг друга знаем… Госпожа Танненберг появилась в нашем обществе впервые и стала рассказывать о неких глиняных табличках, которые она нам так и не показала – ни сами таблички, ни хотя бы их фотографии. Она, так же как и ее супруг, рассказала нам о сложной политической ситуации в Ираке, по поводу которой я могу лишь высказать свое сожаление, и изложила некую гипотезу относительно Авраама. Эта гипотеза, откровенно говоря, больше похожа на плод ее фантазии, чем на научное исследование. Мы ведь находимся на научном конгрессе, и пока в залах этого здания наши коллеги, специалисты в других областях археологии, обсуждают различные научные исследования и сделанные в их результате выводы, мы… мы, как мне кажется, попусту теряем время. Сожалею, но я солидарна с профессором Гием. Я за то, чтобы мы обсуждали серьезные вопросы.

– Именно это мы сейчас и делаем! – возмущенно воскликнула Клара.

Ахмед поднялся и, поправив галстук, обратился к присутствующим, не глядя ни на кого конкретно:

– Позвольте напомнить всем вам, что великие археологические открытия были сделаны людьми, которые умели слушать других и находить рациональное зерно в древних легендах. А вы не хотите хотя бы выслушать то, о чем мы пытаемся вам рассказать. Вы заняли выжидательную позицию. Да, именно так, вы выжидаете, чем закончатся угрозы Буша напасть на Ирак. Вы – выдающиеся профессора и археологи из так называемых «цивилизованных» стран, и поэтому в той или иной степени симпатизируете Бушу. К тому же вы не собираетесь рисковать своей карьерой ради того, чтобы попытаться защитить археологический проект в Ираке, который, возможно, получит развитие, а возможно, и нет. Это я вполне могу понять, однако мне совершенно непонятно, почему вы так упорно не хотите нас выслушать и хотя бы попытаться проверить, является ли то, что мы говорим, правдой.

Профессор Рен снова подняла руку.

Профессор Хусейни, я настаиваю на том, чтобы вы предоставили нам хоть какое-нибудь подтверждение того, о чем вы нам рассказали. Прекратите беспочвенно упрекать нас и – главное – прекратите свои попытки превратить данное заседание в политический митинг. Мы – серьезные люди и собрались здесь, чтобы говорить об археологии, а не о политике. Не пытайтесь выставить себя безвинной жертвой. Предоставьте нам наконец, доказательства в подтверждение своих заявлений!