— Джим.

Он готов был добавить: «Тогда вы примете на веру все, что угодно».

— Но я уверена, никто из моих знакомых не имеет отношения к этой истории. Я имею в виду, никто из прошлого… Джим. — Главную роль играл Боб Мичем, а она так хотела сыграть роль, которая досталась Джейн Грир, — смотреть на него в упор широко распахнутыми карими глазами. — Разумеется, кроме мистера Золя. Он помогал мне советом, это он предложил продать часть акций, а не закладывать квартиру. Теперь у меня почти ничего не осталось. — Подбородок вздернут, на лице решимость, глаза слегка заволокло туманом. — Ладно, я справлюсь. Можно продать квартиру, вернуться на Побережье. — Опять эта ностальгическая улыбка. — Здесь, конечно, тоже побережье, но для человека, который снимался в кино, Джим…— внимание, трудная реплика! — существует только одно Побережье.

— Понимаю, — сказал Джим.

— Мне кажется, нужно сосредоточить все усилия на поисках Ричарда, — предложила Джин. — Хотя он, наверное, уже далеко. — Взгляд ее устремился в безбрежную даль, но внезапно возвратился оттуда, встретив взгляд фэбээровца. — Как-то раз он говорил, что хотел бы отправиться на Побережье, попробовать сниматься в кино. Сотни таких же, как он, парней отправляются туда каждый год, парочке из них удается попасть в вечерние новости, когда они начинают курочить чужие машины. Вот что я могу посоветовать, — устало, но все еще с готовностью помочь властям, — известите ваше отделение на Побережье, перешлите им фотографию Ричарда… Если тем временем мне еще что-то придет в голову, Джим, я…

Джим заверил ее, что с того момента, как Ричарда объявят в розыск, будет оповещено все ФБР, от центрального отдела до каждого агента на местах, делу придается первостепенное значение.

— Я польщена, — восхитилась Джин.

— Мы могли бы как-нибудь выпить вместе, — предложил Джим.

— С удовольствием, — ответила Джин. Пауза. — С огромным удовольствием.

Не сказать чтобы блестящее представление, но вполне сойдет. В общем, средне. Это было не так трудно, как придать достоверность любовной сцене в «Сокровищах ацтеков», — господи, твердить Эдди Мерфи, что ни жреческий кинжал Монтесумы, ни победоносный меч Кортеса не уничтожит дрожь желания в ее сердце, в ее языческом сердце, «о мой золотой господин», а Эдди, в кожаной куртке, в панталонах с набрякшим гульфиком жадно пожирает каждое слово. Может, стоит подправить текст и разыграть эту роль еще разок перед Ла Бравой — просто так, чтобы развлечься.

Да, это просто игра. По автобану она за четверть часа доедет до убежища Ричарда, она наизусть помнила адрес. Они договаривались выждать по меньшей мере с неделю, пока полицейские не угомонятся, но отсюда так близко, и настроение как раз подходящее.

Захлопнулась дверь, лифт тронулся, увозя вниз Маккормика и двух полицейских из Палмбич.

Именно сейчас. Застать Ричарда врасплох. А то мало ли что ему в голову взбредет…

Отойдя от двери, Джин приостановилась и посмотрела на свое отражение в стеклянной стене позади дивана. Улыбнулась. Нет, это чересчур. Глядя на себя в зеркало, она воспроизвела на лице тревожное выражение с легким намеком на улыбку: «Ну как, Ричард, все обошлось?!» Нет, надо теплее: «Ричард, ты в порядке?» Или даже: «Ричард, я не утерпела, так спешила к тебе!» Пойдет— надо его сразу обезоружить, только не переигрывать.

Ла Брава стоял у окна с телефонной трубкой в руках. Внизу, в парке на той стороне улицы он видел Фрэнни — она сидела в тенечке у мольберта, творя портрет очередной постоялицы «Делла Роббиа», сидевшей лицом к океану. В трубке послышался голос той стройной девушки, Джил Уилкинсон, и Л а Брава спросил:

— Ну как там в Ки-Уэсте?

— Бесподобно, — ответила она. — Единственное место, где девушка может отдыхать, не боясь, что ее в любой момент могут треснуть по голове. Подождите минуточку. — Она отлучилась на несколько минут. Вернувшись, пояснила: — Простите, у нас тут один клиент разобрал часть потолка и заполз наверх. Не хочет спускаться — дескать, в приемной кишмя кишат аллигаторы. Знай себе твердит: «Лищ гаторы, лигаторы». Вообще-то он прав, но мы не должны это признавать.

Он спросил ее, как зовут того полицейского, дружбой с которым похвалялся Ричард, — Пэм еще говорила, что знает его.

— Не кладите трубку, — попросила Джил. Он слышал, как она окликает Пэм и переспрашивает у нее. Вернувшись, Джил ответила:— Гленн Хикс, служит в Бока. Расскажите мне про Ричарда. Что еще затеял этот кусок дерьма недоделанный?

В солнечном свете перед мольбертом Фрэнни казалась обнаженной, странная прическа превращала ее в маленькую девочку. Старуха из «Делла Роббиа» поднялась, зашла Фрэнни за спину, чтобы полюбоваться своим портретом. Не сводя с них глаз, Ла Брава набрал номер полиции и продиктовал сержанту Торресу данные о приятеле Ричарда, Гленне Хиксе.

Он пересек улицу, прошел от «Кардозо» до парка Луммус, держа в каждой руке по банке ледяного пива. До чего же она хороша: лиловатый топ от купальника в сочетании с обрезанными джинсами, художница, усердно рисующая под сенью пальм, прекрасный снимок, если суметь его сделать, если ты вообще что-то умеешь. Художница сосредоточивается, прикусив кончик языка, поднимает глаза — складной стул, где только что сидела ее модель, опустел. Диковинная прическа заколебалась — она поворачивает голову, выжидающе смотрит на него.

— Как дела?

— Как дела? — переспросила она. — Я на три дня уезжала домой на свадьбу, а ты даже не заметил моего отсутствия.

— Вышла замуж? А я-то тебя повсюду искал.

— Пылал страстью?

— В разумных пределах.

— Нельзя пылать страстью в разумных пределах, Джо, — ты либо пылаешь, либо нет.

— Я не просто пылал страстью, я скучал по тебе. — Он протянул ей банку пива, остановился на минутку, прежде чем занять освободившееся кресло, глянул на мольберт. — Очень здорово. Ты сама-то это знаешь?

— Кто это?

— Миссис Хеффель. Ты что, не знаешь, кого рисуешь? — Он безошибочно узнал миссис Хеффель.

— Я-то знаю. Думала, может, ты не знаешь.

— Я ее узнаю даже без нашлепки от солнца на носу. Знаешь, почему я ее узнал? Я ее фотографировал. Внутри нее прячется маленькая девочка, она выглядывает порой, когда не боится, что ее заругают. Ты заметила эту девочку и сумела ее нарисовать. Уловила. — Он сел и открыл банку.

— Ты так думаешь?

Он отдал ей открытую банку, взял другую из ее рук, открыл ее для себя.

— Да, я так думаю. А что же ты больше не рисуешь гостиницы?

— Гостиницы я люблю, но они не живые. Я решила, что люди меня интересуют больше. Твое влияние, Ла Брава. Я посмотрела твои работы, и мне захотелось увидеть то, что видишь ты.

— Ты это видишь. Ты многое видишь.

— Не знаю. Я вижу что-то на твоей фотографии, потому что ты это поймал — вот оно, в рамочке. Но я не уверена, что замечала это раньше. Не уверена, что у меня есть «глаз».

— Про миссис Хеффель ты все поняла.

— Я целую неделю изучала ее.

— У тебя есть «глаз». Весь секрет в том, чтобы не пытаться поймать все сразу, сосредоточиваться на каждой детали по очереди.

— Может быть, это у меня получается, — сказала она. — Надо это выяснить. — Отхлебнув пива, она поинтересовалась:— Чем же вы тут занимались, пока я торчала в Нью-Йорке с милыми родственничками?

— Да ничем особенным. Пытался припомнить один фильм, который я давно уже смотрел.

— Можешь не объяснять: в главной роли Джин Шоу. Ты все так же неровно к ней дышишь? Она чересчур стара для тебя.

— Это действительно фильм с Джин Шоу. Ты тоже его видела, ты упомянула о нем в тот вечер, когда мы смотрели «Поехали!».

— И как он называется?

— «Некролог».

— Это где ее муж знает, что скоро умрет от неизлечимой болезни, и кончает с собой, подстроив все так, будто это она виновата, в отместку за то, что она со своим дружком выманила у него кучу денег?

— Да, этот.

— Я смотрела его не весь.

— Но что тебе запомнилось?