Ричард велел ему сделать все молча: дескать, на женщину наденут жучка. Разбирается кое в чем, чудище болотное, правда, далеко не во всем.

Судя по звуку, «кадиллак» торопится, шины визжат на поворотах. Вот он — уже показался нос, подымается по пандусу. Все громче и громче. Он шагнул вперед, вытягивая правую руку и останавливая машину, точно заправский супермен, она коснулась бампером его руки, легонько, бесшумно. Дамочка уставилась на него. Он поднял правой рукой кирпич — она поспешно отвернулась, заслонилась рукой, когда он обрушил кирпич на стекло со стороны пассажира, отпер дверь и распахнул ее. Да, красивая дамочка и очень хладнокровная, глядит на него во все глаза. Он не мог забрать пакет, не сказав ни слова, так что он поклонился ей: «Большое спасибо, мадам!» — и опрометью кинулся к запасному выходу на лестницу.

Теперь нужно спуститься на первый этаж и пройти позади магазина, чтобы выйти на Двадцать шестую авеню, где дожидается новенький, только что угнанный «бьюик». Плевое дело. Жаль, что нельзя рвануть сегодня же, отправиться прямиком в Джорджию, сперва нужно вернуться в Майами-бич за своей машиной. Он, конечно, мог бы купить себе другую, но уж очень Кундо любил свой автомобиль. В нем ему было вольготно.

— Ну? — спросил он самого себя. — Как тебе нравится быть богатым? — И сам себе ответил: — Смешно, да?

Она не могла ждать чересчур долго— не более двадцати секунд после того, как захлопнулась дверь на лестницу. Снова сосредоточилась, нарабатывая эмоции: страх на грани паники, но все же не срываясь в истерику. Громко крикнула:

— Он забрал деньги! Разбил стекло! — Передохнула, открыла дверцу автомобиля и услышала визг шин: несколько машин мчалось к ней на выручку. Поспешно захлопнула свою дверь:— Скорее, пожалуйста! Он уходит!

И при этом она «забыла» указать, в каком направлении скрылся преступник— потом она объяснит это упущение страхом, растерянностью, все произошло чересчур быстро, скажет она, ломая руки и беспомощно глядя на них. С третьего яруса поднимался черный «мерседес», уже выруливал на ее пандус, за ним вторая машина, третья. Снаружи доносился вой сирен. В зеркальце заднего вида она увидела Торреса — он бежал к ней, сжимая в руке радиопередатчик.

Сейчас она распахнет дверцу и выскочит ему навстречу, огромные карие глаза умоляюще распахнуты, блестят от невыплаканных слез. Может быть, она даже бросится в его объятия. Посмотрим.

Глава 24

Поздний час. Ла Брава сидит один на веранде гостиницы «Кардозо» и думает о зебре, которую он видел несколько часов тому назад по телевизору. Дикие собаки затравили зебру, одна удирает, зажав в челюстях верхнюю губу животного, другая вцепилась зебре в хвост, псы отталкивают друг друга, пробиваются вперед, их товарищи уже рвут снизу брюхо, вываливаются на землю внутренности зебры. Голос за кадром — обычно этот актер играл солидных героев, но в этот фильм его пригласили в качестве специалиста по поведению животных — утверждает, будто у зебры наступило состояние шока и она ничегошеньки не чувствует. Да неужели, усомнился Ла Брава. Поглядите в глаза этому животному и объясните нам, каково это, на хрен, — чувствовать, как у тебя заживо отъедают задницу.

Он никак не мог отвязаться от мыслей об этой зебре и об актере, который так хорошо ориентировался в переживаниях зебры и точно знал, каков ее болевой порог. А что при этом думала сама зебра?

Вышедший из «Делла Роббиа» Торрес устроился за его столом на границе уличного света и тени и открыл первую из шести банок пива, которые поставил перед ним официант, пожелав ему приятного вечера. Поставив на стол магнитофон, Торрес сообщил:

— Это из Хиллсборо. — И включил его.

Ла Брава слушал голос Джин Шоу, и перед глазами у него проплывал ее образ. Он видел ее очень отчетливо, большинство кадров были в новинку для него, но, как и раньше, они оставались чернобелыми.

— Это в ее квартире.

Ла Брава слушал, на кадры с актрисой накладывались черно-белые кадры с зеброй, и он не понимал, о чем думала та или другая.

— Это Маккормик, агент ФБР из Уэст-Палм.

Ла Брава внимательно слушал.

— Это супермаркет «Галлериа».

Ла Брава дослушал до конца, а когда пленка закончилась, остался сидеть в темноте, глядя на силуэты пальм по ту сторону полосы света, на звезды над океаном. Он больше не видел зебру. Дотянувшись до кнопок магнитофона, перемотал назад, вновь прослушал последнюю часть до слов: «Скорее, пожалуйста! Он уходит!»

Перемотал, нажал на «стоп», проиграл еще раз: «Скорее, пожалуйста! Он уходит!»

Он явственно видел ее, но не в белом «кадиллаке» на многоэтажной парковке, а в старом кадре: какая-то дорогая длинная черная машина, ночь, она с испуганным видом кричит: «Он уходит!»— а потом преспокойно откидывается на спинку сиденья.

Он перемотал пленку до середины, поискал, нашел заинтересовавшее его место и стал слушать, как она говорит: «Почему тут никого нет?.. Надо проверить почту». Пауза. Потом она сказала: «Вхожу в лифт». Ла Брава остановил пленку. На веранде показался Маккормик и сказал:

— Надеюсь, и для меня припасли баночку? Не мешало бы.

Крепко сбитый, увесистый, в шортах-хаки «Брук бразерс», в синей наглухо застегнутой рубашке с бежевым платком— резидент ФБР из Уэст-Палм.

— Очень красивая леди, очень умная, — нахваливал Маккормик. — Не прошло и пяти минут, как мне стало ясно, что я не узнаю от нее ничего такого, чего бы я уже не знал или не подозревал, и всетаки я проговорил с ней полтора часа. На ходу подметки рвет.

— Впервые вижу, чтобы парень из ФБР сам признался, что ничего нового не узнал, — съязвил Торрес.

— На то есть две причины, — отбрехался Маккормик. — Во-первых, это дело, строго говоря, не мое, так-то, мой бедный друг! Во-вторых, в конце этого месяца я ухожу в отставку и займусь игрой на бирже, так что мне по-любому наплевать. Это твое дело, дружище, и ты его упустил. Никаких улик, она не сумеет опознать парня, который вырвал мешок, и того, который помахал ей и направил в гараж — тоже. Никогда раньше не видела ни того ни другого. Я показал ей снимки тех парней, на которых ты ставил, Пата и Паташона, — нет, это не они. Я спросил, зачем ее понесло в гараж — говорит, она думала, что тот, который ей помахал, был из полиции, к тому же она была уверена, что мы следуем за ней по пятам, а мы где-то застряли, черт бы нас побрал!.. Кроме того, меня беспокоит одна мелочь. — Маккормик выдержал паузу и повернулся к Торресу. — Догадываешься, какая?

Торрес призадумался, глядя на океан.

Маккормик налил себе пива и с жадностью отхлебнул.

— Почему она решила заглянуть в почтовый ящик? — высказал свое предположение Ла Брава — то ли затем, чтобы опередить Маккормика, то ли чтобы выразить, наконец, обуревавшие его самого сомнения.

Маккормик отставил стакан:

— Вы не ищете работу? Дяде Сэму вы бы пригодились.

— Я свое отслужил, — сказал Ла Брава. — Так вы спросили ее об этом?

— Она сказала, привычка. Мол, всегда заглядывает в почтовый ящик, когда возвращается домой. Я спросил: даже когда у вас при себе шесть сотен кусков в пакете из-под мусора?

— Погоди-ка… — попытался остановить его Торрес.

— Может, это и так, — сделал уступку Маккормик. — Условный рефлекс: вошла— проверила почту. Итак, она поднимается в свою квартиру, проводит там несколько минут, я поднимаюсь вслед за ней из вестибюля. Она меня спрашивает: «Как вы думаете, он позвонит?» — и начинает просматривать почту. А если бы она не вынула ее из ящика? Вся схема полетела бы к чертям. И потом, эти минуты, когда она была дома одна…

— Черт, вы превращаете ее в подозреваемую, — упрекнул коллегу Торрес— Она жертва, вы что, забыли?

— На данном этапе расследования подозреваемыми являются все, — гнул свое Маккормик. — Мне плевать, жертва— не жертва. Кстати, интересно, откуда взялись шесть сотен грандов? Она говорит, что обналичила акции. Может, и так, а может, она одолжила деньги и не собирается их возвращать. Я ничего не знаю об этой женщине, но вам я скажу, что надо сделать для пущей надежности. Завтра же утром— я сам это сделаю, пособлю вам, поскольку это вне вашей компетенции, — завтра я загляну к ней домой и слегка осмотрюсь, нет ли где пакетов из-под мусора, может, печатная машинка завалялась. Такое случается сплошь и рядом, мы ничего не узнаем, пока не откроем ящик-другой, не пощупаем, что там лежит под бельишком, иной раз такое найдешь, чего и не думал. — Он быстро глянул на Ла Браву. — Что, я не прав? Ах да, я забыл, вы же работали в налоговой.