— Вставай! — прорычал громила с перебитым носом, замахиваясь короткой дубинкой с металлическим шариком на конце.

— Не встану! — проорал Треплос, чувствуя, что еще немного, и он заплачет от унижения и боли.

Налетчик зарычал, и бородатый едва успел перехватить его руку.

— Стой! Врал велел сильно не бить!

— Этот недоносок не хочет идти, — как-то обиженно промычал приятель.

Вместо ответа бородач рывком поставил несчастного поэта на ноги.

— Хватай с другой стороны и потащили, а то вон уже люди оглядываются.

Услышав эти слова, юноша воспрянул духом.

— Только пикни! — осклабился обладатель уродливого шрама. — Прирежу!

В доказательство серьезности своих слов он показал Треплосу широкий кинжал с кривым, хищно изогнутым лезвием.

Подхватив юношу с двух сторон, они легко поволокли его за собой по каким-то узким улочкам, переулкам, полным неряшливо одетых людей и куч отбросов. Два раза им навстречу попались вооруженные патрули городской стражи. Тогда бандиты прислоняли юношу к стене, и громила с перебитым носом упирался ему в живот острием кинжала.

За время их путешествия по городским закоулкам Треплос немного пришел в себя и начал соображать. Похитители приволокли его в какой-то трактир. В столь ранний час там никого не было. Только сухой, сгорбленный старик со страшными шрамами поперек спины лениво водил лысым веником по заваленному мусором полу.

Дверь в обеденный зал оказалась слишком узкой. Поэта поставили на ноги, а когда он попытался рухнуть, наградили чувствительным тычком.

— Шагай, лысая обезьяна!

Бородач уверенно направился к завешенному грязной тряпкой входу на кухню. За ним, охая и потирая спину, поплелся Треплос, подгоняемый вторым разбойником.

В лицо пахнуло жаром очага, запахом подгорелого масла, жареного мяса и еще чего-то не слишком аппетитного.

За широким столом возились двое молодых людей с тупо равнодушными лицами. Один из них раскатывал тесто, другой лепил пирожки, беря горстью рубленое мясо из деревянного корытца. Рядом на полу стояла корзина для отбросов. В груди у юноши похолодело, а ноги враз ослабели, когда он заметил в ней отрубленную человеческую руку с длинными, изящными пальцами.

— Пошел! — толкнул в спину бандит.

Пройдя через кухню, они оказались на небольшом крылечке, огражденном хлипкими перилами. Треплос испуганно огляделся и понял, что находится в замкнутом дворике, окруженном высокими стенами из сырцовых кирпичей.

В переднем углу за бочкой, заменявшей стол, сидел широкоплечий, голый по пояс мужчина с могучей грудью, поросшей седыми волосами. Нахмурив кустистые брови, он разделывал сушеную рыбину толстыми пальцами, отправляя куски в рот, красногубой щелью выделявшийся на поросшем щетиной лице.

— Вот этот молокосос, Врал, — прорычал разбойник с перебитым носом.

Мужчина облизал жирные пальцы и уставился на поэта тяжелым немигающим взглядом.

— Ты убил нашего брата, — проговорил он гулким, хриплым голосом.

— Да я тебя за Хруща на полосы порежу! — заревел бородач, поигрывая кинжалом перед лицом Треплоса.

— Наш обычай требует снять с тебя шкуру, — продолжал Врал. — С живого. И закопать в соль.

От этих слов, произнесенных просто и буднично, на поэта повеяло могильным холодом. Да и глаза предводителя налетчиков не оставляли никакого сомнения в серьезности его намерений.

— Вот! — раздался довольный голос бородача. — На бойне взял.

Он продемонстрировал юноше палку с кривыми крюками.

— Зацепишь за край шкуры и тащи! Только потихонечку, чтобы кожу не испортить. Гы!

Мужчина противно захихикал. И тут Треплос первый раз в жизни ощутил настоящий животный ужас, охвативший его множеством липких холодных конечностей, подобных щупальцам осьминога.

— У тебя только одна возможность остаться в живых, — сказал предводитель, вставая из-за своего импровизированного стола. — Сделать то, что мне нужно. Иначе, ты умрешь.

Юноша сглотнул подкативший к горлу комок и кивнул. Ноги его ослабели, на теле выступил противный холодный пот.

Убедившись, что собеседник проникся серьезностью момента, Врал вышел из-за своего импровизированного стола, и сделав пару шагов, взглянул в глаза Треплосу.

— Ты должен передать нам ту вещь, что принес твоему хозяину сегодня ночью один келл.

— Но…

— Молчи и слушай, дурак! — оборвал его разбойник. — Маг уедет в гости. Как только стемнеет, ты подашь сигнал из окна. Помашешь туда — сюда светильником. Мы тебе свистнем два раза. Понял? Тогда ты сбросишь нам ту штуковину. И сможешь жить дальше.

Вот тут поэт сделал очень большую глупость.

— Я не могу это сделать! — радостно крикнул он.

От неожиданности брови Врала взметнулись вверх.

— Это еще почему?

— Я не служу жрецу! — сказал Треплос и стал торопливо рассказывать, каким образом он оказался в гостиничном номере мага. — Мне очень хотелось кушать, а денег на еду нет. Я узнал, что жрец у наместника и решил навестить служанку. Девчонка от меня без ума. Жрать очень хотелось. А тут вы налетели… Ну и… Не виноват я! Так получилось.

— Хватит! — широкая как лопата ладонь отвесила юноше пощечину. Отброшенный к стене он с трудом поднялся.

— Навестишь свою шлюху еще раз! — прорычал разъяренный бандит. — И сделаешь так, как я сказал!

— Маг запретил мне возвращаться! — попытался объяснить Треплос. — Она меня не пустит!

— Ты же говорил, что она от тебя без ума?

— Была! — юноша поднялся на ноги. — Мы поссорились. Я уговаривал ее взять золото и сбежать со мной. Она отказалась!

— Плохо уговаривал! — заржал налетчик с переломанным носом.

У Врала дернулся угол рта.

— Отпустите меня, — жалобно попросил поэт. Клянусь всеми богами, я никому ничего не скажу.

Предводитель налетчиков утробно захохотал, хлопнув себя ладонями по волосатому животу.

— Только мертвые умеют хранить тайну, — зловеще прошипел бородатый бандит, с кривой ухмылкой вытаскивая кинжал.

В это время на лестнице появился юноша с большим глиняным блюдом полным дымящихся пирожков и амфорой в руках.

— Эй, Врал! — громко крикнул он. — Вот горячие, как ты любишь!

Но заметив оружие в руках бородача, в нерешительности замер.

— Неси! — взмахнул рукой предводитель и плотоядно облизнулся.

— Поживи, пока мы не пообедаем, — сказал он несчастному юноше и хлопнул его по плечу здоровенной лапищей.

От этого удара тот отлетел и приземлился на скамью, стоявшую у стены трактира прямо под дверью.

Бандиты расселись вокруг бочки и стали с жадность поглощать пирожки, запивая прямо из горла неразведенным вином. Треплосу стало дурно, когда он подумал, из чего сделана их начинка. Испуганно глядя, с каким аппетитом едят налетчики, юноша постарался отодвинуться от них как можно дальше. Прижавшись спиной к холодной стене, поэт с тоской посмотрел вверх на радостное голубое небо, такое же светлое, как и несколько минут назад. Вдруг почти над его головой раздался какой-то шум. Юноша замер, отодвинувшись на самый край, и чувствуя, как покачивается под его тяжестью скамейка.

— А я желаю здесь!!! — послышался утробный рык, и на крошечное крылечко выкатилась из двери дородная туша, облаченная в засаленный донельзя хитон. Прямо на широченные плечи была насажена круглая лысая голова с густой свалявшейся бородой. Одной рукой толстяк воздел вверх амфору, а другой обнимал такую же толстую женщину в столь же грязном пеплосе. Та визгливо смеялась, тряся редкими сальными волосами. Объемное брюхо не позволяло ей обнять кавалера, поэтому она обхватила его одной рукой за спину, а другой крепко вцепилась в пояс.

Перед этой парочкой беспомощно метался тощий молодой человек.

— Мне плевать кто тут! — толстяк мощной дланью отправил надоедливого молокососа вниз по лестнице.

Тот с грохотом пересчитал костлявым задом ступеньки и, мяукнув, ткнулся лицом в дурно пахнущую лужу. Его обидчик громко захохотал, задирая вверх лоснящееся от жира лицо.