— Не вини себя, господин, — второй пророк наклонился к лицу верховного жреца. — Ты сделал все, что мог для возрождения славы нашего храма! Ты поверил мне, не побоялся послать в чужие края, и боги щедро вознаградят тебя за смелость.

Больной хрипло засмеялся.

— Я был уверен, что ты вернешься ни с чем. Книга стала для меня подарком небес.

Он закашлялся, костлявое тело выгнулось. Решительно отодвинув Тусета, к Джедефраа подошел лекарь, держа в трясущейся руке глиняную плошку с черным лекарством. Второй пророк отошел в сторону. Из-за его спины вышла служанка и поправила простыню, покрывавшую нижнюю часть тела Джедефраа.

Видимо питье помогло ослабить страдания. Верховный жрец задышал ровнее. Его безутешная супруга комкала в руках платок, героически борясь с подступающими слезами. Лекарь поправил голову больного и, взглянув на Тусета, сделал ему знак рукой.

Встревоженный жрец подошел к Пуатхотепу. Они отошли в угол комнаты, через секунду возле них оказалась жена Джедефраа.

— Он будет еще долго мучиться? — спросила она, все же выдавив из подведенных глаз пару слезинок. — У меня нет сил, смотреть на его страдания!

— Не знаю, — развел руками лекарь. — Я еще не встречался с такой болезнью.

Пуатхотеп был самым старым из жрецов Сета в Абидосе. Он хорошо помнил еще отступника Хотепсета. После того, как он со сторонниками покинули Келлуан, спасаясь от гнева владыки, всех оставшихся в городе жрецов Сета арестовали и полгода допрашивали с применением пыток.

Не желая окончательно ослабить древний и влиятельный храм, Келл-номарх прислал из столицы нового начальника. Поскольку над всеми, кто служил под началом Хотепсета, так или иначе, тяготело подозрение в измене, верховный жрец, предшественник Джедефраа, стал выдвигать на важные должности новых людей. Было много обид, кто-то перебрался в храмы других богов, а Пуатхотеп добровольно отправился на старое кладбище, где и жил вот уже почти тридцать лет.

Лет десять назад он вылечил сына сепаха и ему предложили должность личного врача. Но старик отказался, предпочтя уединение пустыни дворцовой суете. Он считался наиболее опытным из всех врачей княжества. Вот почему Тусет страшно удивился, услышав такие слова из его уст.

— Но ему же было лучше! — всхлипнула супруга Дежефраа. — Вчера он даже посетил храм!

— Я думаю, это колдовство, — тихо проговорил лекарь, обведя всех пристальным взглядом.

— Колдовство! Как колдовство? — в один голос вскричали слушатели.

Среди большинства жрецов Келлуана считалось, что магия существуют только в воображении невежественных простаков, а все, что происходит в мире, лишь воля случая или капризы богов.

— О чем ты говоришь, Пуатхотеп? — ужаснулся второй пророк. — Наш Джедефраа давно страдал от болезни сердца и легких.

— Да, — согласился лекарь. — Но от этих болезней так не умирают.

Он кивнул на кровать, где восковой куклой лежал несчастный старик, и его пожелтевшая грудь лишь чуть вздымалась от слабого дыханья.

— О боги! — вскричала женщина, и её подведенные глаза едва не вылезли из орбит. — В моем доме злое волшебство? Черная магия?

— Тихо! — зашипел Тусет. — Ты хочешь, чтобы от тебя разбежались все слуги, госпожа?

Собеседница попыталась взять себя в руки и быстро-быстро закивала головой. Потом он обернулся к мрачному насупленному Пуатхотепу.

— Ты уверен в своих словах, уважаемый? Что мне сказать первому пророку?

— Я смертный, значит, могу ошибиться, — помолчав, проговорил он. — Подождем, сегодня или завтра все будет ясно.

Второй пророк еще раз посмотрел на несчастного верховного жреца и, поклонившись, вышел из комнаты.

Обратно в храм Тусет почти бежал, стараясь вспомнить, когда он в последний раз слышал об обвинениях в колдовстве. На память приходила только казнь наложницы владыки сепа Газели восемь лет назад. Эту историю долго рассказывали по всей стране.

Несчастная девушка, обиженная долгим невниманием господина, изготовила куклу из воска с добавлением крови и волос князя, чтобы пробудить в нем уснувшую страсть. А тот, как назло, в это время приболел. Кто-то из подруг донес, и наложницу схватили. Та во всем призналась, ей отрубили голову, а тело бросили в пустыне.

Другие подобные случаи происходили еще раньше и касались в основном Келл-номархов или высоких сановников. Правда, простолюдины тоже иногда пытались сводить счеты друг с другом с помощью колдовства, но никто из образованных людей никогда не воспринимал это всерьез.

На храмовом дворе оказалось необычно пустынно. То ли от небывалой жары, то ли еще по каким причинам торговцы позакрывали лавочки и разошлись. В храме стояла напряженная тишина, помощники жрецов и слуги ходили на цыпочках, разговаривали шепотом, то и дело оглядываясь. Очевидно, неприятность с «малой святыней» все-таки стала известна, несмотря на усилия Сетиера сохранить все в тайне.

Жрецы почти в полном составе собрались к комнате отдохновения. Считалось, что здесь должна храниться священная одежда, носилки и украшения для торжественных служб. Но её давно приспособил под личный кабинет первый пророк.

Увидев Тусета, он жестом заставил всех замолчать.

— Ты рассказал Джедефраа о случившемся?

— Нет, — ответил тот в полной тишине. — Верховный жрец умирает.

— Что? Как? Он же вчера был здесь?!

Первый пророк вцепился в подлокотники кресла, сразу став похожим на нахохлившуюся хищную птицу.

— Ты его видел?

— Да, — кивнул Тусет. — Он очень-очень плох.

— Надо послать лекаря, — предложил жрец-чтец.

— У него Пуатхотеп, — сказал второй пророк.

— Не знал, что старик еще выбирается из своей норы, — буркнул кто-то из собравшихся.

— Ничего удивительного! — повысил голос первый пророк. — Он и раньше часто навещал Джедефраа.

— А в храм не зашел, — продолжал бубнить тот же голос.

Не обращая на него внимания, первый пророк спросил у Тусета:

— Ты с ним разговаривал? Неужели нет никакой надежды? Верховный жрец и раньше часто болел.

— Пуатхотеп думает, что это колдовство, — ответил второй пророк.

В комнате повисла мертвая тишина, стало слышно, как в углу жужжит попавшаяся в паутину муха.

— Наш верховный жрец — жертва магии? — решился уточнить первый пророк.

— Так говорит Пуатхотеп, — развел руками Тусет.

— Не может быть! — вскричал жрец-чтец. — Он же верховный жрец Сета и находится под его покровительством. Неужели великий бог не способен защитить своего любимого сына от какого-то колдовства?!

Все собравшиеся в комнате посмотрели на раскрасневшегося оратора, кто с иронией, кто с удивлением, а Сетиер с откровенным презрением.

— Мы должны немедленно навестить его, — предложил кто-то. — И самим все узнать.

— Не нужно! — поднял руку второй пророк. — Пуатхотеп велел передать, что все будет ясно только завтра.

— Я буду у него с утра, — решил первый пророк. — А пока мы должны помалкивать. Незачем лишний раз распускать всякие тревожные слухи.

— Может быть, известим главного инспектора? — робко предложил жрец-чтец. — Колдовство — это же страшное преступление.

— Пока рано, — прервал его первый пророк. — Ты же слышал, что говорит Пуатхотеп? Он еще и сам не уверен.

Приняв мудрое решение подождать до утра, жрецы разошлись.

В библиотеке Тусет застал настоящее собрание. Четверо помощников жрецов что-то горячо обсуждали. Второй пророк быстро разогнал их и углубился в чтение папируса из Амошкела, но никак не мог сосредоточиться. У него перед глазами стояло восковое лицо Джедефраа с запавшими глазами, его длинные, когда-то сильные, а теперь беспомощно лежащие поверх покрывала руки, старческие ноги с потрескавшейся кожей ступней и черными пальцами.

Вдруг он заметил, что помощник смотрит куда-то за его спиной. Недовольный жрец обернулся. В дверях переминался с ноги на ногу смущенный Небраа. Встревоженный второй пророк поднялся. Брат не любил заходить в библиотеку, даже когда это было необходимо для работы, предпочитая кого-нибудь посылать. Очевидно, произошло что-то очень важное, раз он решился прийти сам.