Очевидно, пытаясь показать, что гнев Наммея и Дивикона его нисколько не пугает, Пизо выпрямил спину, поднял голову, вновь наполнил свой кубок разбавленным водой вином и сказал:

— Победы кельтов запомнятся на века, о великий Дивикон, но с тех пор, как ты прогнал под ярмом римских солдат, в Риме стал полководцем Марий! Дядя Цезаря! Он провел реформы в римской армии. Теперь за Рим сражаются опытные, хорошо обученные солдаты, для которых война — их жизнь. Нет, это больше не крестьяне, которые хотят как можно быстрее вернуться на свои поля, к своим семьям. Сегодня легионеры Рима получают жалованье за то, что рискуют своей жизнью. Сейчас при необходимости легионы могут воевать даже зимой! И ты должен понимать, что они больше не дерутся за Рим. Они сражаются за своего полководца. А Цезарь обращается со своими солдатами наилучшим образом. Он обещает им богатую добычу. Сейчас легионеры готовы всю жизнь оставаться солдатами. До самой смерти. С такими войсками можно завоевать целый мир!

— Римлянин, — сказал Дивитиак, — ты сеешь в этом доме раздор и пренебрегаешь гостеприимством, которое тебе оказал великий Дивикон.

Пизо нагло ухмыльнулся — такую ухмылку можно увидеть только на лице самых отъявленных негодяев и подлецов. Похоже, римлянин был вполне доволен тем, как развивались события.

Однако Дивикон не находил себе места от переполнявшей его ярости.

— В провинции Нарбонская Галлия у Цезаря будет один-единственный легион, — пророкотал он. — Это шесть тысяч солдат. Я же поведу к Атлантикусу больше воинов, чем когда-либо приходилось видеть Риму: сто тридцать тысяч гельветов, восемнадцать тысяч тигуринов, семь тысяч латовиков, одиннадцать тысяч рауриков и шестнадцать тысяч боев. Из них сорок шесть тысяч — опытные и бесстрашные кельтские воины. Даже если Цезарь решит вывести против нас свои четыре легиона, его имя будет покрыто позором и навсегда забыто. Потому что я, Дивикон, уничтожу его!

Вдруг с лица Пизо исчезла улыбка, он стал абсолютно серьезным. Он тоже встал со своего места и взглянул прямо в глаза Дивикону:

— Победы не всегда одерживаются на поле боя, великий Дивикон. Разреши мне представлять в Риме твои интересы. Поверь, я смогу убедить самых влиятельных мужей моего отечества в том, что Дивикон, имя которого прославлено в легендах, не собирается разорять римскую провинцию. Я знаю, у тебя достаточно золота, чтобы оплатить мои услуги.

— Немедленно исчезни из моего дома! — прорычал князь тигуринов. — Ты больше не имеешь права называться моим гостем!

Лицо Дивикона выражало глубокое разочарование — он тут же отвернулся от Пизо. Слова римлянина были восприняты им как личная обида. Да, Дивикон был стар, но при одном взгляде на него в голову невольно приходили мысли о могучем ясене, словно отлитом из чистого железа. Теперь я понял: рассказы тигуринов о том, что их князь мог одним своим присутствием повергнуть в панику целый римский легион, оказались чистой правдой. У меня создалось впечатление, что этот старец высечен из каменной глыбы и может повелевать стихиями. Дивикон не знал страха, он был готов в любой момент пожертвовать своей жизнью. Римляне испытывали настоящий ужас перед такими людьми.

Пизо самодовольно усмехнулся и облизнул губы. Я почти не сомневался, что он хотел отпустить еще одно замечание. Мне стало жаль этого невежу, поэтому я знаком дал понять, что ему лучше немедленно исчезнуть, — указывая глазами на выход, я кивнул в том же направлении головой, а затем показал на дверь указательным пальцем. Однако римлянин, похоже, ни за что не хотел отступать. Пизо решил, что последнее слово должно остаться за ним.

— Дивикон… — начал он было вновь. Кулак Дивикона врезался в лицо Пизо и разбил ему переносицу. Римлянин, не успев издать ни звука, рухнул на пол. Куры с кудахтаньем разлетелись в разные стороны. Размазывая руками по лицу кровь, Пизо изумленно смотрел на князя тигуринов. Он хотел сказать еще что-то, но, заметив, как энергично я качаю головой из стороны в сторону, благодарно кивнул мне и вышел из дома с натянутой улыбкой на окровавленном лице.

Теперь всем нам стало ясно, что Пизо прибыл сюда с одной-единственной целью — он хотел описать Дивикону положение в Риме таким образом, чтобы вождь кельтов принял решение воспользоваться услугами этого проходимца и заплатил за них золотом нашего народа.

Довольно долго все собравшиеся молча сидели на полу. Наконец, Дивитиак нарушил молчание:

— Дивикон, тебе следует отправить в Рим послов, чтобы они начали переговоры с сенаторами Цицероном и Катоном. Это уважаемые мужи, к тому же они знают язык кельтов. Гельветы должны наконец понять, что они смогут спокойно жить в Галлии лишь в том случае, если им удастся заручиться поддержкой Рима.

Дивитиаку никто не ответил. Все молчали, давая таким образом друиду понять, что ему лучше удалиться. Он подчеркнуто вежливо попрощался и вышел из дома Дивикона. Тут же мы услышали, как друид, оказавшись за дверью, раздраженно кричит на своих рабов и сопровождавшую его свиту.

Дивикон обратился к Веруклетию:

— Друид, отправляйся в Генаву и попытайся найти зерно правды в этой навозной куче мерзких слухов и лжи. Позаботься о том, чтобы ни один кельт не нарушил новые границы Римской империи. Я не желаю войны. Моя цель — провести доверившиеся мне племена к Атлантикусу.

Веруклетий молча кивнул. Дивикон взял в руки золотой обруч нашего деревенского старосты Постулуса и протянул мне его со словами:

— Ты по праву можешь носить этот золотой обруч, Корисиос. Мои друиды часто рассказывали мне о молодом кельте, который в одной из деревень рауриков сидит под огромным дубом. И вот ты оказался здесь, в моем доме. Мне кажется, что тем самым боги подают мне знак. — Затем Дивикон вновь обратился к друиду Веруклетию: — Возьми Корисиоса под свое покровительство и отведи его в следующем году, как того хотят боги, в священную школу друидов на острове Мона. — Дивикон поднялся со своего места и сказал, обводя взглядом всех собравшихся: — Я хочу принести жертву богам, потому что должен умилостивить их. Ведь я нарушил священный долг гостеприимства, выгнав из своего жилища римлянина.

Веруклетий вышел вместе со мной из дома князя тигуринов и, когда мы оказались снаружи, сказал, приветливо улыбаясь: — Что же, Корисиос, я согласен позаботиться о твоей судьбе. Однако ты слишком сильно любишь вино и мясо, поэтому, как мне кажется, ты вряд ли сможешь стать друидом. С другой стороны, среди наших богов есть такие, которые не имеют ничего против женщин и вина. Именно они, похоже, чувствуют себя в твоем теле как дома. Пусть боги сами решат, хотят они говорить с нашим народом твоими устами или нет. Придет время, и нам все станет известно. Ждать осталось недолго, однако сейчас мы ничего не можем знать наверняка.

Весь вечер я провел с Базилусом, сидя под открытым небом. Крыши и стены домов давили на нас, поэтому мы хотели побыть на свежем воздухе. Играя с бегавшими вокруг собаками, мы в очередной раз пересказывали друг другу все детали нападения германцев. На наш взгляд, эту историю следовало дополнить красочными подробностями. От скуки мы пошли еще дальше и начали размышлять, каким образом могли бы развиваться события, если бы… Игра оказалась довольно захватывающей. Конечно же, мы ругали на чем свет стоит друида Дивитиака, строили грандиозные планы на будущее, мечтали о Массилии и Риме. Когда же Базилус спросил меня, сплю ли я с Вандой, я ответил, что она всего лишь моя рабыня. Не больше и не меньше.

Мы переночевали в доме мастера Куртикса, который славился своим умением выливать из меди украшения и самые разнообразные предметы быта. Дочери Дивикона одели Ванду в такие роскошные одежды, что мне было немного неловко обращаться с ней как с рабыней.

Но я ведь сам сказал Дивикону, что она моя жена. Именно поэтому Ванду уложили спать рядом со мной. Так что, засыпая, я видел прямо перед своим лицом ее ноги. Базилусу же, в свою очередь, приходилось мириться с тем, что мои ноги были в непосредственной близости от его головы. Так спят кельты — мы не ложимся друг возле друга, а располагаемся вдоль покрытых мехами и шкурами земляных возвышений, расположенных у стен дома. Рано утром Ванда встала и легла так, что наши головы оказались рядом. Она спросила: «Ты спишь?» Похоже, мое молчание ее вовсе не устраивало — Ванда продолжала шепотом раз за разом задавать мне этот вопрос, пока я, наконец, сердито не ответил ей: «Нет!»