Все молчали. Похоже, услышанное поразило присутствующих до глубины души. Пизо упивался тем вниманием, которое ему удалось привлечь к себе. Наконец, римлянин произнес завершающее предложение своей речи:

— Именно поэтому, великий Дивикон, договор с Римом может оказаться для вас жизненно необходимым.

— Если этот дамский угодник решит напасть на нас, пусть нападает. Мы, кельты, не привыкли покупать мир за золото. Да, мы хотим жить в согласии с нашими соседями, но не собираемся платить за него своими сокровищами!

На лице Пизо появилась вымученная улыбка:

— Великий Дивикон, о храбрости твоего народа в Риме слагают легенды, ведь вы живете в непосредственной близости от германских племен и каждый год отправляете тысячи германских рабов в Рим. Однако я на вашем месте не стал бы недооценивать Цезаря. За время своего правления в Испании он не только обогатился, он приобрел большой военный опыт и прославился в боях. Не зря же сенат устроил ему триумфальное шествие![14]

Дивикон лишь пренебрежительно отмахнулся и пнул ногой курицу, оказавшуюся достаточно наглой, чтобы попытаться клюнуть свиное жаркое, которое рабы внесли на огромных бронзовых подносах и расставили на невысоких деревянных столах.

— Я не раз слышал от торговцев, что в Испании Цезарь полностью уничтожил некоторые малочисленные племена, живущие в горах. Но если он решится вторгнуться в края, которые римляне называют Галлией, то он найдет здесь свою смерть. Потому что Галлия — это земля, принадлежащая кельтам!

Дивитиак был явно огорчен тем, что разговор был направлен в такое русло. Друид хотел любыми правдами и неправдами заключить мирный договор с Римом. Его нисколько не интересовало, какую цену придется за него заплатить, поскольку только римляне могли помочь ему вновь стать вождем эдуев. Дивитиак, очевидно, даже не задумывался над тем, что именно из-за предательства Рима он когда-то лишился этого почетного звания и своего положения в племени, а его брат Думнориг, настроенный против дружественных отношений с римлянами, стал пользоваться популярностью среди воинов.

Пизо попросил, чтобы его вино еще сильнее разбавили водой. Похоже, напиток богов уже начал действовать на разум римлянина. Его глаза покраснели, речь стала неразборчивой.

— Цезарь разграбил и опустошил Испанию, чтобы вернуть свои долги Крассу. Его ничто не остановило. Теперь он сделает то же самое и с Галлией.

Дивитиак попытался было защитить Цезаря, утверждая, что времена, мол, сильно изменились. Но друида никто не слушал: присутствующие, включая и меня, не верили ни одному его слову.

В этот момент рабы внесли главное блюдо — зажаренный на огне свиной балык. Как вождь и хозяин дома Дивикон имел право первым выбрать самый лучший кусок. Вряд ли кто-либо из присутствовавших отважился бы оспаривать данную привилегию у пожилого вождя. Во время пиршеств нередко случалось так, что два равных по происхождению знатных воина могли затеять драку из-за лучшего куска мяса и убить друг друга. Конечно же, дело было не в мясе. Каждый стремился при всех доказать свое право называться главным среди участвующих в пире. Римлянин с отвращением смотрел, как мы руками рвали мясо на огромные куски и жадно глотали его, почти не пережевывая. Будучи довольно богатым гражданином Рима, Пизо привык, что рабы подавали ему мясо разрезанным на небольшие кусочки, и он, лежа на обеденном ложе, мог неторопливо есть его при помощи столового прибора. Мы с Базилусом накинулись на еду с такой жадностью, будто несколько месяцев питались только горькими кореньями. Золотисто-коричневая корочка пахла любистоком, измельченным перцем и семенами фенхеля. Мы с Базилусом довольно переглядывались и глотали куски мяса, словно два голодных волка. Откуда мы могли знать, когда нам представится возможность еще раз отведать такое изысканное блюдо? У моих ног сидела Люсия. Она уже успела вымазаться и была такой же грязной, как несколько часов назад, когда дети еще не успели отмыть ее. Я намеренно уронил кусок мяса, отвел взгляд в сторону и тут же сделал глоток вина. Люсия с громким чавканьем проглотила угощение и вновь смотрела на меня тем умоляющим взглядом, перед которым не может устоять ни один сидящий за столом человек. Теперь я понимаю, за что некоторые люди ненавидят собак: они способны одним-единственным взглядом испортить нам аппетит и заставить отдать им лучшие куски со своего блюда. Я протянул своей любимице косточку, на которой оставалось еще довольно много мяса. Ей так долго приходилось питаться мокрыми, наполовину разложившимися мышами! Наверное, полученное от меня угощение казалось сейчас Люсии пищей богов (конечно, если у собак есть боги). Я в очередной раз сделал глоток вина и, передавая кубок дальше, нечаянно уронил еще один кусок мяса. Похоже, это было уже слишком. Нахальная курица с кудахтаньем подбежала ко мне и попыталась завладеть лакомым кусочком. Неизвестно откуда появилась кошка. Она с шипением преградила путь курице, которая, громко закудахтав, предпочла спастись бегством. Через открытую дверь дома я заметил, что на улице собралась целая стая тощих, облезлых собак. Из их пастей на землю капала слюна, они жадно смотрели на поедавших мясо людей.

На речь друида Дивитиака, который изо всех сил пытался оправдать политику Рима и действия Юлия Цезаря, все присутствующие ответили молчанием. Наконец опять заговорил Дивикон:

— Мне вновь и вновь приходится слышать, что у Цезаря огромное количество врагов. Каким же образом человек, к которому в Риме мало кто питает симпатию, вдруг становится проконсулом? И к тому же полководцем?

Мне казалось, что это вполне закономерный и логичный вопрос.

Пизо рассмеялся.

— У Цезаря, о великий Дивикон, есть не только враги. Ты даже не представляешь себе, сколько у него в Риме кредиторов, — на глазах римлянина от смеха выступили слезы. Через несколько мгновений он, немного успокоившись, продолжил: — Все, кто служит Риму, делают это на добровольных началах и официально не получают ничего. Однако все готовы перегрызть друг другу глотки за возможность управлять провинцией. А если существует много желающих завладеть чем-либо, то решающую роль играет цена. В Риме должности и посты покупают. Если кому-то удается это сделать, то, как правило, он оказывается по уши в долгах, а это значит, что у новоиспеченного чиновника нет другого выхода — ему приходится пользоваться своим положением, чтобы откупиться от кредиторов и собратьдостаточное количество денег на покупку следующей должности. Юлий Цезарь получил в свое распоряжение незначительные провинции — Цизальпийскую Галлию[15] и Иллирию лишь благодаря тому, что смог подкупить народного трибуна Ватиния. А пост в третьей провинции, Нарбонской Галлии, достался Цезарю вследствие внезапной смерти его предшественника Метелла Целера. Хотя, скорее всего, великий полководец должен благодарить за такое удачное стечение обстоятельств не судьбу, а Клодию…

Мы с отвращением смотрели на римлянина, который от безудержного смеха поперхнулся и закашлялся. Его лицо покраснело еще сильнее, но он продолжал кашлять и смеяться одновременно, с довольным видом держа себя за живот обеими руками. Раб подал Дивитиаку богато украшенную черным орнаментом греческую чашу с фруктами. Слово взял друид:

— Цезарю больше интересен Рим, чем Галлия. Он победил арвернов, но не забрал у них свободу. Для него не составило бы труда захватить и Массилию. Но он этого не делает, ведь Цезарь уважает Массилию. А те, кто платит Массилии дань, уважают этот город по той причине, что он поддерживает прекрасные отношения с Римом. Арверны же с почтением относятся к эдуям, поскольку мы с ними живем в мире и у нас есть договор о дружественных отношениях с Римом. Может быть, мы стали из-за этого народом, который потерял свою свободу? Может быть, нам приходится платить дань или налоги? Нет и еще раз нет! Мы господствуем во всей средней Галлии, а племена, которые платят нам дань, гордятся тем, что находятся под нашей защитой. Вот почему, Дивикон, я тебе настоятельно советую поговорить с Цезарем. Цезарь человек чести.