Главной же новостью было то, что Владимир Иванович вместе со всеми пьёт. Ещё памятны были его слова о том, что вино скотинит и разлучает, то, как матушка после стремительного его ухода и отказа поднять тост в качестве оправдания, выдвинула гипотезу, что брат её не здоров. А тут, рюмка за рюмкой. Выходила неувязочка.

Мама стала не столько переживать за меня, за сына, уходящего на два года, быть может под пули, как за брата. После очередной рюмки Владимиром Ивановичем выпитой она не выдержала и сказала:

- Володечка, не повредил бы себе. То тебе нельзя было, а то, ты вдруг стал пить.

Эти слова задели депутата Верховного Совета, он стал оправдываться:

- Я же не говорил, что совсем нельзя. Нужна культура пития. Десертное вино с фруктами, рюмка водки перед обедом. Кто же против? Не надо злоупотреблять, терять человеческий облик, ставить бутылку в красный угол и молиться на неё. Надо знать меру, помнить, что ты хозяин бутылки, а не раб её. А если ты, Маша, переживаешь за моё здоровье, то спешу тебя успокоить. Я совершенно здоров.

В доказательство своих слов он назвал матушке число эритроцитов и лейкоцитов в своей крови. После столь исчерпывающего ответа матушка успокоилась.

В армии, на первом году службы, я, вместе с сослуживцам, смотрел по телевизору ту незабываемую трансляцию, которая обошла телеканалы всего мира. Горел Белый Дом на Краснопресненской набережной, место, где заседал мой дядя депутат. Очень скоро я получил от матушки письмо. Она сообщала, что дядя лишился работы, что от него ушла жена, а точнее он ушёл, оставив ей всё нажитое, и живёт теперь рядом с нашим районным военкоматом.

Я не осмелился, он сам мне написал. Странные были письма. Вот, от корки до корки, содержание первого письма: «Врачи, Костя, установили, что алкоголики умирают чаще всего от цирроза печени и почти никогда от инсульта и инфаркта. Из чего вывели, что если перед сном принимать по столовой ложке водки, то не будет ни инсульта, ни инфаркта, ни цирроза печени. В ограниченных количествах, драгоценный мой, и яд выполняет функции лекарства».

Таким было первое письмо, не «здравствуй», не «до свидания». Письмо - совет. Я ему не ответил. На что было отвечать? Вскоре пришло второе письмо: «Костя, если хочешь, что бы весь твой организм очистился от шлаков и радиации, в ядерный век живём, от неё никто не спрячется, пей зелёный чай и по стакану сухого красного вина ежедневно.

N. B. Костя, как мне сказала твоя мама, моя родная сестра, ты служишь в ракетных войсках. Возможно, ты подвергаешься воздействию радиации. Знай, что тебе необходимо пить красное сухое вино «Каберне». Оно выводит из организма радионуклиды. Пей стакан утром и два вечером».

Я опять не ответил. Писать, что зелёный чай ещё куда ни шло, но со спиртным у нас строго? Что не разрешают пить стаканами сухое вино и даже за столовую ложку водки перед сном можно лишиться в лучшем случае этого самого сна, столь желанного на службе отдыха, а в худшем случае заработать гауптвахту? Я думаю, это было бы ему не интересно. А самому мне беспокоиться не было причин, служил я не в ракетных войсках, матушка не могла ему такое сказать, а связистом, от радиации был далеко.

Дядины рецепты были полезнее ему самому. Мне кажется, он сам себе их и выписывал, но почему-то через меня. Возможно, ему так было удобнее. Вскоре от дяди атеиста я получил третье, мистическое, письмо: «Бесы, Костя, подносят человеку спиртное повсюду и радуются, когда он спивается. Им от этого весело, ещё одна душа в Ад попадёт. Но я им не потворствую. Напиваться грех, но два стакана водки в день это не грех. Два стакана водки в день это от Бога».

На это письмо я дяде тоже ничего не ответил. Полемизировать о Боге и бесах в то время, когда твои письма читает военный цензор, а в кармане у тебя комсомольский билет, скажем прямо, не совсем удобно. Да и не ждал, я думаю, дядя на это письмо ответа, как и на два предыдущие. Оно писалось неровным почерком, и всё было в водяных подтёках, то ли от капель дождя, то ли от пьяных слёз. Более писем от дяди на службу не приходило.

В третий раз увиделся я с дядей Вовой, когда демобилизовался и ходил в военкомат за паспортом. Был я, как положено, в военной форме, хотел зайти после военкомата в обувной магазин, купить себе новые туфли. Вдруг, неожиданно для себя самого, взял да и зашёл к дяде. Думал, что пробуду с четверть часа, покажусь во всей красе, попью чайку и откланяюсь. Но вышло иначе.

- О, кого я вижу, гвардии сержант! - Встретил меня дядя с неожиданным радушием. - Ты в отпуск или насовсем?

- Демобилизовался.

- Смотри, как быстро годы пролетели. Ну, поздравляю. Это надо отметить. Ты не куришь?

- Нет.

- Ах, да, я и позабыл. Куда же сигареты подевались?

Он прошёл на кухню, посмотрел в ящиках стола, в буфете, отыскал в горшке с засохшим цветком, вся земля в котором была утыкана окурками, не совсем искуренную. Прикурил её от огня, горящей газовой камфорки, и мы отправились в магазин.

Дядя был не брит, отпустил себе длинные волосы, которые не мыл не расчёсывал. Был он в своём, когда-то выходном костюме, в коем блистал на свадьбе у моей сестры, который от бессменной носки утратил величественные формы и нуждался кое-где в мелком, незначительном, а кое-где и в серьёзном ремонте.

К моему удивлению выходя из дома, дядя рубашку не надел. Получалось, что под пиджаком была у него обычная майка с лямками, предмет нижнего белья. В ответ на моё замечание, он сослался на то, что рубашки грязные, да и дескать, было бы о чём говорить. Магазин рядом, скоро вернёмся.

Когда вошли в винный отдел, дядя вежливо, но твёрдо сказал:

- Товарищи, прошу прощения. Но, защитникам родины, оберегающим наш с вами сон, дано право приобретать всё без очереди.

- Ты-то не солдат. - Резонно заметили ему из очереди.

- А я и не претендую. Проходи, Костя, вперёд. Сигарет купи, помираю без курева.

Спросить у дяди деньги я не решился и рассудил так. Раз он собирается пить за мой счёт, значит, будет пить то, что куплю. Я решил купить дяде сигарет, спичек побольше, чтобы не жёг он газ ночью и днём, а за встречу бутылку шампанского. Когда я оказался у прилавка, за спиной, голосом дяди, были мне выкрикнуты дополнительные инструкции:

- Костя, племянничек мой дорогой, бери четыре бутылки водки и бутылку портвейна.

Деньги на новые туфли лежали в кармане, было чем заплатить. Я купил сигареты, спички, бутылку шампанского и всё то, что дядя попросил явно не для себя. За что его друзья, как я полагал всё это заказавшие, со мною тотчас расплатятся. Вопреки своим предположениям я рядом с дядей никого не обнаружил. За то сам он сиял и светился ярче солнца.

- Ну, племяш! Ну, уважил! Ты мне что, «Яву» купил?

Дядя достал сигарету из пачки и хотел закурить её прямо в магазине, но его пристыдили, и он, распихав бутылки с водкой по карманам, две в брюки, две в боковые карманы пиджака, взяв в руки портвейн, вышел на улицу.

Как я смотрел с недоумением на весь этот портвейноводочный заказ, дескать, это чьё-то, не наше. Так и Владимир Иванович рассматривал купленную мной бутылку шампанского с отчуждением, видимо полагая, что это угощение, предназначенно для матери и сестры, но никак не для предстящего застолья.

Я очень рассчитывал на то, что дядя вернёт мне потраченные деньги, хотя теперь, кажется, хватило бы одного только пристального взгляда на его облик, чтобы сразу перестать так думать. Но тогда я ещё плохо ориентировался в гражданской жизни.

Часть пути от магазина к дому прошли в молчании, дядя шёл улыбаясь чему-то своему, да и я смотрел по сторонам, на прохожих, на автобусы, всё ещё не веря, что демобилизованный, вольный человек. Заговорил дядя, когда вошли в подъезд.

- Мы так просто пить не будем. - Сказал он. - Сейчас зайдём к соседке, капустки квашенной возьмём, холодца с горчицей. Она портниха, у неё подруги директора магазинов. Дусей её зовут. Ей сорок пять, но на вид не дашь больше двадцати. Увидишь, она тебе понравится.