— Ревнует? — бросила Дороти. — Зачем ей ревновать?

— Конечно, она ревнует к твоим успехам. Дороти вздохнула. Мама никогда не узнает о той

отвратительной сцене на чердаке.

Прошло несколько недель. Дэйли сдержал слово и дал ей лучшую роль; ее настроение улучшилось. Потребуется много времени, чтобы рассчитаться с долгом, но и это время наступит.

Куда бы Дороти ни шла, всюду она чувствовала на себе взгляд Дэйли. Она начала испытывать беспокойство, ибо знала, что он не потерял интереса к ней. Поэтому его ультиматум не застал ее врасплох. Добренький мистер Дэйли исчез, и перед ней стоял негодяй, доверившись которому она получила трагический урок. На сей раз у него было новое предложение: он

хочет, чтобы она принадлежала ему по своей доброй воле, у него нет ни малейшего желания применять силу.

— Все будет иначе, — сказал он ей. — Первый раз... это было развлечение. Но мы не хотим повторения спектакля. Я снял для нас квартиру, мы будем ходить туда, когда я этого захочу, и вы будете довольны, моя дорогая, я вам обещаю.

— А я вам обещаю, что вы можете сохранить это гнездышко для других.

— Я сыт по горло другими, но не Дороти.

— Вы невыносимы.

— Я знаю это. А вы восхитительны. Поэтому я вынужден идти на все, чтобы добиться вас. Вы слишком холодны, дитя мое. А я никогда не мог терпеть холодных женщин. Вам следует измениться, и думаю, что нам это удастся. Я подозреваю, что наш первый опыт не столь неприятен вам, как вы хотите внушить мне и себе.

Она отвернулась, но он поймал ее руку.

— Не забывайте, вы должны мне деньги. Я могу упрятать вас в долговую тюрьму.

Долговая тюрьма! Тень ее всегда висела над бедняками. Полный крах отчаявшегося человека, которого так часто не удавалось избежать!

Он рассмеялся, увидев, как она побледнела.

— Не нужно бояться, моя дорогая. Лучше будьте ласковой. Это все, о чем я прошу.

— Вы обещали мне, что я смогу выплачивать долг по частям.

— Я передумал.

— Но...

— Я хочу, чтобы вы вернули долг сейчас. Не будьте дурой, Дороти, вам не понадобятся деньги, чтобы расплатиться со мной.

— О... Вы...

— «Невыносимы!» Это вы уже говорили. Не повторяйтесь, моя дорогая. Можем мы увидеться сразу после спектакля? Я дам вам адрес. Это недалеко. Перестаньте ломаться, это вам не к лицу. Вы созданы, чтобы наслаждаться жизнью, и, Бог даст, будете. Сегодня вечером вы станете нежной и любящей, и я обещаю вам, что вы забудете все свои неприятности с долговой тюрьмой и маленькими ролями. Все это для вас кончится. Дороти, дорогая, единственное, что вы должны помнить, — нельзя платить хозяину насмешками.

Он слегка подтолкнул ее, он не сомневался в успехе.

Дороти уходила, не разбирая дороги, как слепая. Что ей делать? Сбежать вместе с семьей? Куда? Грейс еще не вполне здорова. Это убьет ее. Если же она согласится, Грейс ничего не узнает... Она вернет свои большие роли... Что мне делать, спрашивала она себя.

С того дня она стала любовницей Дэйли.

На сцене Смок-Али Дороти пела песню о девушке, продавщице устриц, пришедшей в город с корзиной, которую она непринужденно и изящно несла на голове. Дни и ночи ходила она по городу, предлагая всем устрицы. А потом... потом, после того, как ее бросил возлюбленный, она стала развлекаться с разными людьми на маскарадах, и больше не продавала устриц... Дороти пела под гром аплодисментов. Зрителей не трогали ни банальные слова песни, ни ее простая мелодия. Их волновала сама Дороти Фрэнсис, маленькая, изящная, искренняя, смотрящая на мир так, словно это она сама раньше бродила по городу с корзиной устриц, а теперь превратилась в гулящую девицу и веселится, где придется.

Теперь, когда к ней вернулись лучшие роли, слава ее росла, и на спектаклях, в которых она была занята, театр всегда был полон; когда она исполняла свои песни, публика не отпускала ее и заставляла бисировать.

Популярность Дороти не вызывала сомнений. Миссис Дэйли слегка ворчала.

— Неужели эта молодая особа должна получать все лучшие роли?

— Нет, дорогая, только те, которые не годятся для вас. Дороти — комедийная актриса. У нее нет вашего величия. Пусть себе играет легковесные роли. Вам нужна настоящая драма, — отвечал ей Дэйли.

И миссис Дэйли соглашалась с этим. Она перестала ревновать Ричарда. Было прекрасно известно, что у него в любовницах побывали все заметные молодые женщины в труппе, и она устала бороться с этим. Единственное, о чем она беспокоилась, были роли, лучшие роли должны были принадлежать ей. И если она их получала, а театр приносил доход, она не мешала мужу развлекаться.

Зима и весна были трудными для Дороти. Она презирала себя и положение, в котором находилась; ее ненависть к Дэйли, виновнику ее унижений, росла с такой силой, что оставаться в театре она больше не могла.

Лежа в своей комнате, по соседству с комнатами матери и сестры, она думала о возможном отъезде. У нее есть некоторая известность, но достаточно ли этого? Слышал ли кто-нибудь про нее на том берегу Ирландского пролива? Кажется, нищета ей не грозила. Дэйли отказался взять небольшие проценты за деньги, которые она была ему должна, и она знала, что этим он намерен еще больше привязать ее. В нем не было благородства, он любил ощущать свою власть над женщиной, особенно если она была хорошей актрисой и физически привлекательна для него.

До сих пор ей удавалось скрывать свою связь, но есть ли у нее надежда, что эта возможность сохранится? Из беззаботного сорванца она превратилась в женщину, имеющую обязательства. Если бы она должна была заботиться только о себе, все было бы иначе. Она вспоминала с тоской о былых днях в Кроу-Стрит и чем больше она думала, тем сильнее ненавидела Дэйли. Она всегда была уверена, что надо что-то делать. Вопрос был один — что? Она уже твердо знала, что ей предстоят перемены, когда сделала ошеломляющее открытие — у нее будет ребенок.

Это не могло больше оставаться тайной, и Грейс, всегда наблюдательная, поняла все; она не могла в это поверить, хотя именно этого больше всего боялась, думая о своих дочерях. Никогда еще Дороти не ненавидела Дэйли так сильно, как сейчас, глядя в полные страдания глаза матери.

— Да, — сказала она, — у меня будет ребенок. Он изнасиловал меня, а потом угрожал долговой тюрьмой.

Грейс рыдала.

— Ты сделала это ради нас, — сказала она, — ради меня и ради семьи.

— Я не видела другого выхода, и после того... первого случая...

Она задрожала, и Грейс воскликнула:

— Не продолжай, не надо. Я все понимаю, мое дорогое дитя. Но этому надо положить конец. Я не могу позволить, чтобы с тобой так обращались.

— Но что же нам делать? Куда деваться? Не забудь, что сейчас... что будет ребенок.

Грейс забыла про свои недуги и снова превратилась в мужественную женщину, которая убежала из отцовского дома искать счастья на театральных подмостках. Речь шла о ее дочери, которую чрезмерная преданность семье поставила в такое ужасное положение. Грейс всегда боялась именно этого, но сейчас худшее произошло, и она должна встретить беду мужественно.

— Мы должны немедленно уехать.

— Куда же мы можем ехать?

— В Лидс, — ответила Грейс уверенно. — Не так давно я читала про труппу Тэйта Уилкинсона. Когда-то я выступала вместе с ним, он играл Отелло, я — Дездемону. Он не сможет отказать в помощи старому другу.

Дороти почувствовала облегчение. Наконец она смогла поделиться своей ужасной тайной, и ее мать, слишком хорошо знающая театральные нравы, не могла не понять все. Она уже давно не чувствовала себя такой счастливой.

ТРУППА ТЭЙТА УИЛКИНСОНА

Денег хватило на билеты для всей семьи на паром до Ливерпуля, и в течение нескольких следующих дней они готовились к отъезду втайне от всех. Когда наступило время, они потихоньку выскользнули из своей квартиры и сели на ливерпульский паром. Так начался их путь в Лидс.

Найти Тэйта Уилкинсона не составило труда: многие знали владельца театральной труппы, который незадолго до этого, после смерти своего компаньона, унаследовал театры в Йорке, Ньюкасле и Галле.