— Возьмите его, капитан. Но будьте уверены, он сейчас вам покажет, на что способен.

Дориан быстро вскочил на коня. Корсар начал выделывать свои обычные трюки, но Дориан крепко держал поводья. Бетани видела, как поморщился, словно от боли, Эштон, когда Дориан рванул за удила, успев поправить на голове высокую шляпу, хотя все в его туалете было безупречно; затем властной рукой взялся за поводья, развернул лошадь и пустил галопом через двор в направлении луга, оставляя за собой пыль из-под копыт и свою шляпу. Вдруг Дориан, развернув коня, помчался назад, на этот раз перебросив ноги на одну сторону и постепенно касаясь земли, но затем его ноги стремительно снова взлетели вверх, и он перебросил их на другую сторону; дважды повторив это движение, всадник наконец опустился в седло. Ошеломленная Бетани с восхищением наблюдала за его действиями.

— Эштон! Ты когда-нибудь видел такое?

— Цирковые трюки, — пробормотал Эштон. — Неужели твой капитан научился этому во время охоты?

— Вот это да! — весело отозвалась Бетани. — Но тебе, кажется, не понравилось, что кто-то другой может ездить на твоей лошади.

Прекрасным августовским днем Эштон, устроившись в таверне «Белая лошадь» на Мальборо-стрит, мрачно смотрел в кружку с элем. Чуть раньше он выиграл четырехмильные скачки на беговой дорожке в Чэлтэме, получив небольшое серебряное блюдо и приличную сумму денег — обычную награду, установленную элитой Ньюпорта, — однако почему-то не испытывал ни возбуждения от победы, ни удовлетворения от того, что оставил позади более десятка самых лучших наездников Наррагансетта.

Что-то в его жизни не заладилось, и дело было не только в смерти отца и вызывающем поведении Кэрри, и не в том, что ему хотелось быстрее уехать отсюда. Работа на острове Эквиднек ему уже гарантирована.

И все-таки что-то было не так. Он хмуро смотрел на кружку с элем, не желая признаться, в чем причина его недовольства, — и все же, как ни старался, он не мог избавиться от мыслей, которые, словно коварная болезнь, овладели всеми его помыслами.

Эштон продолжал смотреть на кружку, наблюдая, как медленно она заполняется пузырьками от эля, едва ли замечая стройную, игриво улыбающуюся девушку, которая подсела к нему, догадываясь о его настроении. Эштон, взяв кружку, пересел в отдаленный угол таверны. Его мысли всякий раз возвращались к мисс Бетани Уинслоу, которая прибегала к нему ребенком, ища успокоения, поиграть в мяч на пляже и весело посмеяться, страстно желать его поцелуев. Пробуждающаяся чувственность девушки обещала превратить ее в страстную женщину… Но Бетани уже давно перестала приходить к нему.

Эштон беспокойно поерзал на стуле, настроение его становилось все хуже и хуже. Зря не поддался ее порыву, послав к черту все приличия. Вместо этого он благородно отверг ее прелести. Ради чего? Чтобы бросить ее в объятия этого франта, капитана Дориана Тэннера? В последнее время парочка была неразлучной, уезжая в далекие прогулки на лошадях, выращенных и взлелеянных им; проводя долгие часы вместе, — каждому понятно: предаваясь удовольствиям, которые Эштон запретил для себя.

«Все ясно — женщины предпочитают хорошо воспитанных джентльменов». Эштон сделал глубокий глоток, презирая себя за то, что не удовлетворил пробудившиеся желания Бетани, а теперь этим занимается другой. Так и должно было случиться, мрачно сказал он себе. Но почему тогда ему так тоскливо?

Появление нового человека отвлекло его от мрачных мыслей: капитан Дориан Тэннер, одетый в красный мундир, уверенный в себе, важной походкой вошел в таверну и бросил презрительный взгляд на посетителей.

«Белая лошадь» была любимым местом патриотов, где обсуждались мятежные памфлеты, а тосты поднимались совсем не за здоровье короля Георга, а в честь другого человека — генерала Вашингтона, выступившего летом этого года во главе мятежных сил, осаждавших город Бостон.

Сначала Эштон не обратил внимания на вошедшего, но затем до его ушей донесся его голос:

— А-а, это Финли Пайпер. — Взгляд черных глаз Тэннера остановился на человеке среднего возраста в помятой и перепачканной чернилами рубашке. — Как дела, мистер Пайпер? Я слышал, как ваш печатный станок работал вчера до поздней ночи.

Пайпер взглянул через стол на своего сына, долговязого юношу по имени Чэпин, и промолчал.

Эштон хорошо знал Пайпера и его сына. Отец был простым человеком, отличался острым умом и получил хорошее образование. Его сын Чэпин, худой, со впалыми щеками, долговязый юноша, на несколько лет младше Эштона, отличался молчаливостью, хотя всегда имел что-то на уме. Сейчас, например, из его головы не выходила Кэрри Маркхэм. Что касалось «красных мундиров»[5], то Пайпер относился к ним с молчаливым вызовом.

Тэннер подошел к столу, коснувшись его шпагой.

— В чем дело, сэр? Вы что-нибудь скрываете?

— Мне нечего скрывать, сэр. — Финли неожиданно стал совсем не похож на обычного работягу. Плечи его расправились, подбородок поднялся, крупные, перепачканные чернилами руки сжались в кулаки. — Нет такого закона, сэр, который запрещал бы человеку трудиться столько, сколько он хочет.

— Я заинтригован, сэр. Вы работали почти до рассвета, но мне не удалось найти ни единого экземпляра вашей продукции.

— Мои публикации, сэр, пользуются большой популярностью в последнее время.

Тэннер прижал кулаки к грубой поверхности стола и угрожающе наклонился к собеседнику.

— Мистер Пайпер, — четко выговорил он. — Ваши мятежные памфлеты — это пока только слухи. — Тэннер наклонился еще ниже, приблизившись к самому лицу Пайпера. Печатник даже не шелохнулся. — Но я смогу найти доказательства вашей предательской деятельности, если не завтра, то послезавтра или позже… и тогда надейтесь только на Бога.

Эштон с шумом отодвинул стул и поднялся на ноги.

— Вам, надеюсь, не хочется, чтобы офицера армии Его Величества обвинили в бездоказательных угрозах, не так ли, капитан Тэннер? — спокойно произнес он. — Незапятнанная репутация так важна в эти неспокойные времена.

Тэннер вспыхнул от злости, но мгновенно взял себя в руки.

— Конечно, — засмеялся офицер. — Это ты верно заметил, Маркхэм. Хотя удивляюсь, что простой работяга говорит о подобных вещах. — Демонстративным жестом он достал из жилета часы и уточнил время. — В любом случае мне уже пора. Ждет мисс Уинслоу. — Тэннер насмешливо скривил рот. — Бедняга, при каждом упоминании этого имени твои глаза мечут молнии.

Эштон сжал кулаки. Только рука Пайпера удержала его, иначе он нанес бы удар в красивое лицо капитана. Эштон крепко сжал зубы и сдержал гнев. Офицер вышел из таверны и уверенной походкой направился вдоль Мальборо-стрит.

— Не советую связываться с ним, мой друг, — пробормотал Финли, подавая Эштону новую кружку эля. — Бессмысленно драться из-за чепухи, когда будущее предоставляет нам безграничные возможности бороться за более важные цели.

— Меня это не касается, Финли. — Эштон почувствовал внезапную неприязнь к таким ярым агитаторам, как печатник. — Не собираюсь вступать в ваше братство. Это подходит тем, кто готов убивать ради ваших целей. Я не отношусь к их числу.

— Но придется включиться в борьбу, — уверенно заявил Финли. — Уже вижу, как в тебе растет гнев. Это только вопрос времени. Обстоятельства заставят тебя примкнуть к нам.

Эштон с сомнением покачал головой, но когда Чэпин поднял кружку в честь генерала Вашингтона, он невольно присоединился к этому тосту.

Бетани жадно читала письмо Гарри, первое после его отъезда в Бристоль. Послание брата отличалось оптимизмом; несмотря на крайнюю бедность, он и Фелиция несказанно счастливы, весной ждут ребенка. Гарри приглашал Бетани в гости. В конце письма была приписка: «Доверяю тебе запечатанное письмо и прошу со всеми предосторожностями передать его Эштону Маркхэму».

Она повертела в руках запечатанное послание. Почему Гарри пишет Эштону? Почему просит передать письмо тайно? Недоуменно пожав плечами, она отправилась в конюшни — по крайней мере, есть повод повидаться с Эштоном.