А если они еще и оплачиваются обильно долларами из-за океана… Да при наличии в столице тысяч и тысяч обезличенных, лишенных нравственного стержня маргиналов, духовных бомжей… Кое-кого из якобы задержанных налетчиков показали вчера с экрана. Я не поклонник теории Чезаре Ломброзо, но морды у них были бандитские, это точно… Впрочем, такие морды и у многих нынешних городничих, персонально не указываю, дабы не дать им повода вынуть у меня из кармана денежку за якобы моральный ущерб. В конце концов, Одинокий Моряк учился в юридическом институте и не даст поймать себя на якобы оскорблении и якобы клевете.

Но я отвлекся.

Отдушиной в блокаде, которую объявили русскому народу поборники якобы гласности и плюрализма, явились «Шестьсот секунд» Невзорова. В эти дни грозного орла ждали с нетерпением и душевным трепетом: дадут или не дадут Саше Невзорову выйти в эфир.

Пока, слава Всевышнему, выходил… И ободряюще улыбаясь, рассказывал правду. Вовсе не поддерживают Ельцина регионы, вовсе не пытались по команде Терехова проникнуть в штаб СНГ вооруженные люди, вовсе не сник и не смирился рабочий класс Ленинграда, который формирует боевые дружины для защиты Советов и посылает в поддержку отряд в Москву.

Мне неизвестно, как развернутся события в реальном мире. Мне подвластен лишь мир параллельный, в котором отрешение президента от должности я уже описал.

Но таинственный и жуткий парадокс заключается в том, что уж очень похожи эти миры, и придуманное мною, записанное на бумаге, через две-три недели становится реальностью, увы…

Одинокий Моряк завершил последнюю фразу и посмотрел налево, в окно, за которым высился кран, поднимающий панели последнего в районе Заозерной улицы жилого дома: места для новых строений уже недоставало.

Мне еще хотелось записать рассказ Димы Королева, который уже дважды ездил к Дому Советов, раздавал там спецвыпуск «Русского пульса» с рассказом о Товариществе Станислава Гагарина, рекламную листовку «Волшебная страна Папы Стива», наблюдал за теми, кто собрался на берегу Москвы-реки, а потом сообщал мне, каковы дух и настроение у находившихся там патриотов.

Доклады Дмитрия были оптимистичными, сам он искренне переживал случившееся, и вкупе с тем, что говорил с экрана Невзоров, это вселяло надежду.

Вещий Олег…

Именно на этих, теперь уже явно символических словах оборвался мой рассказ о встрече с русским великим князем, когда он предложил мне пройти в кустовскую хату и соорудить там по чашке чая.

«Далось им словечко соорудить, — насмешливо подумал я. — Оно характерно для лексики Папы Стива, но почему-то понравилось моим удивительным пришельцам…»

Соорудив с помощью мгновенно закипающего электрочайника Гены Кустова чаю, я принялся потчевать князя Олега душистым мёдом, который впервые в этом году накачал из собственных ульев мой зять — доцент Харьковского путевого института.

— Хорош медок, — нахваливал Вещий Олег. — Истинно русская еда, когда, значит, свежий хлеб со свежим мёдом…

Я смотрел на легендарного князя и думал о нем, собирателе земли русской, не находил внешнего сходства с товарищем Сталиным, но чувствовал в них духовных близнецов-братьев.

— Ну-ну, — сказал мне вдруг мой знаменитый гость и, хитро улыбаясь, заговорщицки подмигнул, — валяйте, Папа Стив, валяйте… Читателя вы ошарашить не боитесь, и это превосходно, Мастер! Тогда и напишите: князь Олег и товарищ Сталин — аристократы духа. И окажетесь правы. Истинный аристократизм именно в этом, в богатстве духовном, в идейном, если хотите. Наделить наследников таким могучим содержанием государственного духа, чтобы хватило его на тысячу лет, если не больше… Вот что!

— Вы сумели свершить такое! Но как это получилось у вас, князь? — просто сказал я.

Младший брат Рюрика открыто и доверчиво улыбнулся и напомнил мне ликом Валерия Гукова, доброго моего знакомца по Свердловску, только покряжистее был мой предок, могутнее, что ли…

— Частью по трезвому размышлению после чтения книг по античной истории, а читал я много, вызывая недоумение у моих в массе неграмотных, хотя и зело боевых соратников, — ответил после некоторой паузы князь Олег. — И, наверное, по наитию, руководствуясь, что называется, шестым или седьмым чувством державного свойства.

«Недаром тебя называли Вещим, — подумал Станислав Гагарин. — Ты предвидел, что строишь Великую Русь, возводишь ее на тысячу лет, и потому так заботился о том, чтобы уложить серьезный для подобного здания фундамент…»

— Знаете, Папа Стив, нынешние мои и ваши соотечественники закопались в куче ими же самими придуманных измов и не видят за деревьями леса, — запив ложку меда чаем, проговорил неторопливо и степенно основатель Русского государства. — А ларчик открывается архипросто, Станислав Семенович… В геополитическом пространстве России всегда играл, играет и будет играть определяющую роль — вплоть до Страшного Суда! — русо-славянский этнос. Разумеется, русский этногенез, развитие русской нации, тесно связан и с друга ми народами, в первую очередь с евразийскими этносами, с их верованиями, традициями, бытом и культурой. Разве мало в нас от половецкого или, скажем, татарского, финно-угорского, например?

— Хватает, — согласился я с князем. — Есть даже и принесенное монголами китайское слово из трех букв…

— Вот именно, — усмехнулся Олег. — Об особенностях русской души уживаться с любым народом, не подавляя его физически и духовно, я достаточно хорошо ведал и прежде. Потому на этой национальной доминанте, позвольте мне употребить иностранный термин, хотя вы и не любите чужих слов в собственных сочинениях, на этой направляющей русского национального характера я и начал собирание вокруг Киева славянских и иных земель.

Он вздохнул.

— Из Новгорода это сделать было географически несподручно, Папа Стив, — ответил князь Олег на мелькнувшую у меня мысль-вопрос. — Потому и пришлось спуститься вниз по Днепру, придумывая по дороге повод, как устранить мешавших моим государственным соображениям Аскольда и Дира. Пусть земля будет им пухом! Кстати, порой мы встречаемся друг с другом в Ином Мире, и братья полагают, что понадобись им для державных целей Новгород, они бы меня не пожалели…

А потом, в Одиннадцатом веке, на Руси был подписан федеративный договор, за что князя Ярослава с полным на то основанием назвали Мудрым.

Между прочим, уже тогда появились в руководстве Русского государства две своего рода партии, одна придерживалась поглядывания на запад, были-были и у нас собственные Козыревы и шахраи-мошенники, другие ратовали за развитие национальных особенностей, достижения благополучия и самостоятельности собственными, русскими силами.

— Мне кажется, — заметил я, вклинившись в паузу, князь Олег обязательно останавливался на минуту, высказав ту или иную мысль, будто давал мне покрепче усвоить высказанное им, — мне кажется, что борьба тогдашних «западников» и патриотов довольно скоро стала не борьбой внутри России в поисках лучшего варианта ее развития, сколько сражением за обладание Русским государством.

— Намек, как говорится, понял, — усмехнувшись проговорил Олег. — Конечно, конечно! Прозападной шпаны и швали, прямых агентов влияния европейских наших врагов при дворах киевских князей, затем и московских царей, околачивалось предостаточно.

С этими просто и ясно. При выявлении — к стенке. Или на плаху… Можно и повесить, хотя последнего зрелища я не любил. Виселица — скорее западное новшество. Да…

Но были и добровольно заблуждающиеся. К сожалению, находились те, кто недопонимал сущности исторической и геополитической миссии России, заблуждался по поводу наиболее верной направленности русской политики, а это всегда, я подчеркиваю — всегда! — приводило Державу к кровавым разборкам и жутким трагедиям для народа.

Князь Олег снова замолчал, а я подумал о том, что на сию сложнейшую тему не токмо роман — серию книг из сотни сочинений можно и нужно написать…