Лотэр смеялся, читая это письмо.

О, уж он сумеет так подвинтить гайки, что золото дождем посыплется в карманы акционеров! Сегодня утром он уже послал коменданта форта с двадцатью солдатами в одну из близлежащих деревень, потому что в последние месяцы поставки каучука оттуда значительно отставали от нормы как по количеству, так и по качеству.

По его расчетам Лакруа должен вернуться лишь к вечеру. Поэтому когда в полдень едва держащийся на ногах от усталости и обливающийся потом Лакруа появляется в конторе, Лотэр не сразу находит, что сказать от удивления при виде посеревшего от страха и волнения лейтенанта.

— Как вы меня напугали! Черт вас побери совсем! — взволнованно восклицает он наконец. — Послушайте, дружище! У вас такой вид, словно вы кого-нибудь отправили на тот свет!

— Вот именно! — вырывается у Лакруа. — Вот именно отправил!

Резким движением он вытирает пот со лба тыльной стороной ладони и мешком валится на стул.

— Что-нибудь случилось? — спрашивает Лотэр. — Уж не собрались ли наши приятели еще разок немного повоевать с нами?

Он зовет секретаря.

— Порран! Вы же видите, в каком он состоянии.

Секретарь возвращается с бутылкой вина. Лакруа чуть ли не в ужасе отмахивается.

— Нет, это не припадок! Избиение…

Он умолкает.

— Да рассказывайте же, — тормошит его Лотэр, с трудом сохраняя спокойствие.

— Они защищались… Мы ворвались в деревню… Троим мои солдаты отрубили руки, среди них была женщина… Остальные набросились на нас с дубинками…

— Они осмелились?

Лакруа тупо повторяет:

— Среди них была женщина…

— Ну, а дальше?

— Мы их перебили… много убитых…

После минутного молчания Лотэр бросает секретарю:

— Оставьте нас одних!

И когда дверь за ним затворяется, Лакруа почти шепотом признается:

— Я сам… застрелил… женщину… и одного мужчину…

— А хижины?

Лакруа втягивает голову в плечи. Крупная капля пота скатывается на ворот мундира.

— Вы не сожгли деревню? — спрашивает Лотэр.

Лейтенант беспомощно опускает руки. Наконец он с усилием выдавливает:

— Я зарубил саблей одного из солдат. Он хотел изнасиловать девочку… совсем еще ребенка…

У Лотэра перехватывает дыхание.

— Ну, ладно. — Язык плохо слушается его. — А где же ваши люди? Солдаты? Где они?

— Не знаю…

Прежнее мягкое выражение давно исчезло из глаз лейтенанта. С тех пор как Лотэр начал посылать его в карательные экспедиции, даже тень улыбки ни разу не промелькнула на его лице. Несколько недель назад Лотэр, находясь на пристани, заметил, что при звуке пароходной сирены, очень похожем на человеческий крик, Лакруа вздрогнул от испуга.

Тут лейтенант сказал, словно угадывая мысли своего начальника:

— В последнее время вы то и дело посылаете меня в деревни, господин майор. Вы гоняете меня как собаку… И всюду одно и то же…

Его голос дрогнул.

— Я больше не могу…

Лотэр хмуро глядит на него. Потом вынимает пачку сигарет. Но лейтенант отказывается, и Лотэр, закурив, прохаживается по комнате, потом останавливается и неожиданно спокойным тоном говорит:

— Видите ли, я знаю одного человека, который раскис вот так же, как вы. Он тоже был офицером. И дошел до того, что допустил тяжкие провинности по службе. Я говорю о капитане Тилькенсе, моем бывшем друге. Вы его знаете.

Он повышает голос.

— Нельзя распускаться, нельзя поддаваться своим нервам… В любых обстоятельствах необходимо сохранять спокойствие и присутствие духа… Знаете, что стало с Тилькенсом? Его вышвырнули из «Анверсуаз». Отдали под суд. Ему пришлось расстаться с погонами… Видите, к чему все это приводит! Вот почему я и говорю: надо держать себя в руках!

Он подходит к лейтенанту вплотную.

— Вы бросили свой отряд на произвол судьбы. Видимо, вам необходимо отдохнуть. Вероятно, я переведу вас в какой-нибудь другой район. В самом ближайшем будущем. Через четыре-пять месяцев. Но покамест вы нужны мне здесь.

— Здесь совершаются преступления! — выпаливает Лакруа.

— А теперь отправляйтесь. Разыщите своих людей, И чтобы к вечеру от деревни остались одни головешки!

— Господин майор…

— Я приказываю вам! — вне себя от ярости вдруг выкрикивает Лотэр.

С тех пор, как они оба живут здесь, в Мобеке, Лакруа еще ни разу не смотрел на директора такими глазами.

Лотэру едва удается выдавить из себя:

— Как… как вы смеете?!

Но Лакруа молча выходит из комнаты.

На улице он резко останавливается и, повернувшись к дому, ищет глазами окно, за которым стоит Лотэр со скрещенными, на груди руками.

— Не могу я этого сделать! — в отчаянии бормочет он. — Но почему, почему не могу?

И сжав руки в кулаки, так что ногти впились в ладонь, выкрикивает:

— Я трус! Я жалкий трус!

Третьего апреля 1901 года в антверпенской газете «Ньуве газет» появилась статья, автор которой, лейтенант Лакруа, дотоле неизвестный брюссельским каучуковым магнатам, разоблачал беззастенчивую эксплуатацию туземцев компанией «Анверсуаз» и обвинял самого себя в том, что в ноябре 1900 года по приказу своего начальника уничтожил всех жителей одной конголезской деревни. Признаваясь, что сжег заживо, утопил, распял на кресте сто пятьдесят безоружных туземцев, шестьдесят человек искалечил, чтобы для устрашения остальных насадить отрубленные руки и ноги на изгородь, окружающую деревню, а пятерых женщин обрек на голодную смерть, он требовал предания самого себя суду.

В бельгийской столице эта статья произвела впечатление разорвавшейся бомбы.

12

Решено спешно созвать четвертого апреля во второй половине дня собрание членов наблюдательного совета «Анверсуаз дю коммерс о Конго».

В четвертом часу эти господа собираются в ярко освещенном электрическими лампами зале для совещаний огромного административного здания компании. Стоит холодная, сырая погода. Судья Верней, первым вошедший в зал вместе с заведующим канцелярией, задергивает гардины на окнах.

Постепенно зал заполняется. На лицах членов наблюдательного совета написано беспокойство, которое грызет их в течение вот уже полутора суток. Два директора компании, ответственные за брюссельское отделение фирмы и поэтому приглашенные на совещание, также явно взволнованы.

Александр де Тьеж поднимается с председательского кресла.

— Господа! Событие чрезвычайной важности заставило нас сегодня собраться здесь. Чудовищное, весьма прискорбное событие! Разрешите вкратце изложить суть дела. Все вы прочитали эту злосчастную статью в «Ньуве газет». Все вы знаете, какие подлые обвинения возводятся на нас. И кем? Служащим нашей компании. Это-то и прискорбно! Именно теперь, когда наши дивиденды столь неуклонно растут, а наш директор африканского отделения в Конго употребляет всю свою энергию и все свои способности, для того чтобы реорганизовать на новых началах условия труда туземцев в двух наших округах, именно теперь против нас предпринимается выпад — совершенно необоснованный, но кладущий пятно на честь компании. И не только против нас, но и против нашего директора, господина майора Лотэра! И кто же позволяет себе этот выпад — его подчиненный! Это чудовищно! Это позорно! Мне не нужно объяснять вам, какими роковыми последствиями для фирмы чревато это злосчастное происшествие. Думается, нет необходимости останавливаться подробнее на самом факте. Мы собрались здесь, чтобы обсудить, как предотвратить эти последствия… Господин Марсель!

Седовласый секретарь поднимает голову.

— Вы записали имена присутствующих?

— Да, месье.

— Хорошо. А теперь прекратите ведение протокола до конца совещания… Господа! Прошу выслушать и обдумать мое предложение. Оно заключается в следующем: если мы хотим оградить доброе имя компании, у нас нет иного выхода, кроме публичного отрицания какой-либо связи между нами и этим человеком. Этот никому неведомый субъект пробрался в число наших служащих, злоупотребил нашим доверием, а теперь пытается прикрыться именем своего начальника, майора Лотэра, чтобы оправдать убийства и другие злодеяния, которые совершены им, Лакруа, по своей собственной воле и за которые только он один и должен нести ответственность. Господа, я полагаю, что не стоит настаивать на детальном расследовании и проверке содержащихся в статье утверждений, ибо уже сам факт опровержения компанией возведенных на нее обвинений лишь повредит нашим интересам и будет выглядеть в глазах общественности как отсутствие уверенности в своей правоте, более того, как признание своей виновности! Вот причины, породившие внесенное мною предложение, которое, возможно, покажется вам несколько банальным и слишком примитивным. И все же я призываю вас серьезно его обдумать.