Берта вздохнула, но промолчала.
— Скажи Джейн, чтобы уложила твои чемоданы, — произнесла мисс Лей. — Хочешь, я отправлю Эдварду телеграмму?
Когда племянница наконец уехала, мисс Лей погрузилась в раздумья. Ее, как всегда, мучили сомнения: правильно ли она поступила? Она сидела на вращающемся табурете перед фортепиано, пальцы перебирали клавиши. Слух вдруг различил начало хорошо знакомой мелодии, и она почти неосознанно стала наигрывать песенку герцога из «Риголетто». «Сердце красавицы склонно к измене, — гласили слова, — и перемене, как ветер мая…» Мисс Лей улыбнулась себе под нос: «Мало кого из женщин устраивает один супруг. Полагаю, единственное решение проблемы брака — узаконенное многомужество».
Сев в поезд на вокзале Виктория, Берта с облегчением вспомнила, что в этот день в Теркенбери проходит ежегодная ярмарка скота и что Эдвард вернется в Корт-Лейз только вечером; у нее будет возможность устроиться дома без лишнего шума и беспокойства. Всю дорогу Берта пребывала в тягостных раздумьях, путешествие прошло незаметно, и вот уже она оказалась в Блэкстебле.
Она вышла в тамбур, рассчитывая, что муж пришлет экипаж, и, к своему удивлению, увидела на платформе Эдварда, который поспешно подбежал к ней и помог выйти из вагона.
— Наконец-то ты приехала! — воскликнул он.
— Я думала, ты будешь на ярмарке в Теркенбери.
— Я как раз отъезжал, когда принесли твою телеграмму, и, разумеется, все отменил.
— Извини, что задержала тебя.
— За что тут извиняться? Не мог же я отправиться на какую-то ярмарку, когда приезжает моя ненаглядная женушка!
Берта изумленно посмотрела на супруга. Честное, румяное лицо Эдварда сияло от удовольствия — он был искренне рад встрече.
— Ей-ей, здорово, что ты приехала! Мне жутко надоело быть соломенным вдовцом.
Они подъехали к подножию холма, и Крэддок пустил лошадь шагом.
— Оглянись, — вполголоса произнес он. — Видишь?
— Что?
— Погляди на шляпу Паркера.
Паркером звали лакея. Берта еще раз оглянулась и заметила кокарду.
— Ну, что скажешь? — Эдвард почти давился смехом. — Вчера меня избрали председателем муниципального совета, так что я теперь официально в должности мирового судьи. Как только узнал, что ты едешь, сразу раздобыл кокарду.
По прибытии в Корт-Лейз Крэддок заботливо помог Берте выйти из экипажа. Она немало удивилась, увидев накрытый к чаю стол, цветы в гостиной и все остальные приготовления, сделанные для того, чтобы она чувствовала себя комфортно.
— Устала? — спросил Эдвард. — Приляг на кушетку, я подам чай.
Он любезно прислуживал Берте, заставлял есть и оказывал всяческие знаки внимания.
— Черт возьми, как же я рад, что ты дома!
Его неподдельная радость тронула Берту.
— Если не очень устала, может, пройдемся по саду? Я хочу показать, что сделал для тебя. Сейчас там все в лучшем виде.
Крэддок накинул на плечи жены шаль, чтобы свежий вечерний воздух не навредил ей, и настоял на том, чтобы она держала его под руку.
— Вот, смотри: я высадил розовые кусты перед окном гостиной, чтобы ты могла видеть их, когда сидишь на своем любимом месте у окна и читаешь.
Эдвард подвел Берту к месту, с которого открывался красивый вид на море.
— А здесь между двумя деревьями я поставил скамейку. Будешь приходить сюда и любоваться видом.
— Очень мило, что ты так постарался. Посидим там прямо сейчас?
— Пожалуй, не стоит. Выпала роса, а я не хочу, чтобы ты простудилась.
К ужину Крэддок заказал любимые блюда Берты и радостно хохотал, видя, что угодил, а когда она легла отдохнуть на кушетку, подложил ей под спину и голову подушки — в общем, вел себя, как самый любящий супруг.
«Ах, Эдвард, — думала Берта, — будь ты хотя бы вполовину таким же заботливым три года назад, ты мог бы сохранить мою любовь». Ее мучил вопрос, то ли разлука пробудила в нем нежные чувства, то ли изменилась она сама. Неужели она ошибалась, считая мужа непрошибаемым как скала? Берта знала, что ее собственная натура изменчива и непостоянна, точно вода или летние ветра. Возможно ли, что Эдвард всегда был добр и внимателен к ней, а она, требуя страсти, которой тот не пылал, попросту не замечала его глубокой привязанности? Теперь, когда Берте от него ничего не нужно, оказывается, что Эдвард способен дать очень многое! Однако жаль, если он действительно ее любит, ведь все, что Берта может предложить ему взамен, — это лишь холодное равнодушие. Осознав это, она сама удивилась своей черствости.
Вечером Берта пожелала Крэддоку спокойной ночи и поцеловала в щеку.
— Я велела постелить мне в гостевой спальне, — сообщила она.
— А-а, — протянул Эдвард и, взглянув на нее, добавил: — Не хочу ни к чему тебя принуждать.
В Блэкстебле все шло по-прежнему. Знакомые Берты были живы-здоровы; низкий уровень смертности в этом тихом местечке был предметом их гордости, и повышать его они не собирались.
Артур Брандертон женился на хорошенькой барышне с пушистыми волосами, воспитанной и, как полагается, ничего собой не представлявшей. Результатом этого события стало только то, что у его матери появилась новая тема для разговоров.
Берта вернулась к прежнему образу жизни и уже сама с трудом верила, что когда-то уезжала из Корт-Лейз. Она твердо вознамерилась забыть Джеральда и была довольна, что воспоминания о нем не преследуют ее неотступно. Как подметил сентиментальный человек, со временем превратившийся в циника, женщина хранит вечную привязанность к своему первому любовнику, а затем испытывает страсть к самой любви, поэтому раны, нанесенные второй и последующими связями, затягиваются довольно быстро. Берта питала горячую благодарность к мисс Лей за своевременное возвращение тетушки в ту ночь, когда она осталась наедине с Джеральдом. Теперь Берта стыдилась того безумия, которое погнало ее на Юстонский вокзал и шептало ей на ухо самые страшные искусы. Она не простила Джеральду того, что едва не опозорила себя. Понимая, что он всего-навсего ветреный мальчишка, готовый волочиться за каждой юбкой, Берта с презрением повторяла себе, что никогда не любила его по-настоящему.
Через две недели мисс Лей переслала ей письмо, полученное из Америки. Увидев знакомый почерк, Берта побледнела. Прежние чувства нахлынули волной; она вспомнила изумрудные глаза Джеральда, его пухлые девичьи губы, и голова вновь закружилась от любви. Берта взглянула на адрес и почтовую марку, а затем отложила письмо в сторону.
— Я же просила его не писать, — пробормотала она.
Ею овладела злость: почему один вид письма от этого юнца причиняет ей такую боль? В этот момент она почти ненавидела Джеральда и одновременно горячо желала поцеловать бумагу и каждое слово, написанное на ней. Однако сила охвативших Берту чувств заставила ее стиснуть зубы и устоять против соблазна.
— Не буду читать, — решительно произнесла она.
Ей хотелось доказать себе, что у нее есть сила воли и что по крайней мере этот экзамен она выдержит. Берта зажгла свечу и поднесла письмо к огню, но затем снова убрала. Таким образом дело решилось бы слишком легко, а она хотела растянуть проверку и сполна убедиться в стойкости своего духа. Испытывая странное удовольствие от того, что сама обрекает себя на пытку, Берта оставила письмо на каминной полке, на самом виду, так чтобы оно непременно бросалось в глаза при входе и выходе из комнаты. Желая наказать себя, она стремилась сделать искушение как можно более сильным.
Берта смотрела на конверт, вызывающе лежавший на полке, целый месяц. Порой на нее накатывало нестерпимое желание прочесть письмо; она просыпалась среди ночи, думая о Джеральде и о том, что он хотел ей сказать. Ах, она так легко представляла себе эти строчки! Джеральд клянется в любви, вспоминает последний поцелуй, подаренный Бертой перед расставанием, и жалуется, как тяжело ему жить без нее. Она смотрела на письмо и стискивала кулаки, чтобы не схватить, не вскрыть конверт, не покрыть его поцелуями. Наконец она усмирила свое желание и уже могла смотреть на почерк без какого-либо волнения. Берта заглянула к себе в сердце и не нашла там и следа чувств. Испытание закончилось.