— Кто это? — спросил он Учителя, который явно не мог решить, остаться с К. или присоединиться к деревенским.

— Управляющий Замка, — ответил он шепотом.

— Ах, вот что, — К. с неприязненным чувством наблюдал сцену. Замок разгадал его намерение, ну что ж, этого следовало ожидать. Все, что известно тебе, никогда не бывает известно тебе одному. Каждая раскрытая тайна раскрывает новую тайну. Невозможно, чтобы ты знал о Замке, а Замок о тебе не знал. Впрочем, К. успокоило то, что деревенские ничуть не удивились внезапному появлению управляющего. Похоже, его ждали. Не отдых К. был причиной общей задержки в пути — деревенские при любых обстоятельствах остались бы ждать здесь, пожалуй, они и ему не позволили бы идти дальше. Но главное, деревенским, судя по всему, эта дорога была знакома. Кажется, им известно и то, что сейчас должно произойти. В то же время появление странной повозки, не экипажа, а самой настоящей крестьянской телеги, говорило о том, что решение прислать сюда чиновника было принято второпях, в последнюю минуту. Иначе он приехал бы в карете. Что замышляет Замок? Поставить на пути К. новое препятствие? Но управляющий, казалось, вовсе не замечал К. С суровым и властным видом он обернулся к Варнаве:

- Ну?

Варнава опустил голову. Управляющий вскрыл и быстро прочитал письмо, как будто искал что-то новое в давно известном тексте, но, похоже, не обнаружил. Нахмурившись с недовольным видом он поднял листок, показывая его деревенским.

— Ну? — снова изрек он.

Хозяйка смотрела куда-то в пустоту, мимо управляющего, Варнава также отводил глаза, хотя и стоял прямо перед ним. Все остальные еще ниже опустили обнаженные головы и замерли, уставясь в землю, никто не теребил в руках шапку или картуз. С той минуты, как деревенские приблизились к повозке управляющего, ни один из них не пошевелился, и К. показалось, будто оцепенение, сковавшее неподвижностью плоть этих людей, поразило также их мысли и речь.

— Ну? — в третий раз произнес управляющий, правда, чуть приветливей.

Никто не отвечал. Овечки, подумал К. Вот так и гонят их на бойню, сбившихся в стадо, запуганных, знающих о неминуемой катастрофе, чующих ее каждым своим волоском, каждым мускулом и все же неспособных предпринять что-то для своего спасения, неспособных даже помыслить о том, что катастрофу можно предотвратить.

— Что происходит? — спросил К.

— Прошу вас! — шепнул Учитель и, взяв К. за рукав, притянул ближе к себе. — Это святотатство — задавать вопросы в такую минуту! Лучше бы сами дали наконец ответ.

К. неприязненно отстранился.

— На какой вопрос? Если требуют ответа, то, как правило, вначале задают вопрос.

— Вопрос вы знаете, — сказал Учитель.

— Вот как! — К. усмехнулся. — А содержание письма?

— Вы и его знаете.

К. не отрицал, однако и не кивнул в знак согласия. Он закрыл глаза и прислушался к тишине. Вороны летали по небу беззвучно. Ветер в деревьях и над землей беззвучен. И все-таки, казалось К., шел разговор, хотя не раздавалось ни слова. Он вдруг почувствовал, что взгляды деревенских обратились на него. Увидел устремленные на него полные ожидания глаза и прочел в них беззвучное требование людей: он должен наконец заговорить.

— Ну, прошу вас! — прошептал Учитель.

— Что там, в письме? — повторил К. вопрос.

— Но вы же знаете! — Учитель бессильно уронил руки.

— Нет, — сказал К. — Не знаю.

— Ну, разумеется, вы опять за старое! — Учитель уже не мог сдерживаться. — Никто ничего не знает, все — только игра, для вас и тогда, раньше, все было игрой. Дорога, лабиринт… То вы землемер, то вы не землемер, то у вас возлюбленная, то вы эту женщину знать не желаете. Вы сказали, что пошли по этой дороге, решив закончить игру. Ну так откажитесь наконец от игры!

— Это не игра, — прервал его К. — А если игра, то я в ней плачу моей жизнью.

— Вашей?! — Учитель сорвался на крик. — Нет, это нашими жизнями вы платите!

Стоявшие вокруг деревенские испуганно попятились, но тут же снова оцепенели. Учитель замолчал. Управляющий все еще ждал. К. на мгновенье перехватил его взгляд. Спокойный и совершенно пустой, как у всех людей с богатым жизненным опытом. Управляющий сложил письмо и сунул в нагрудный карман.

— Так и доложу в Замке, — сказал он почти приветливым тоном, но в то же время с такой непререкаемой, не допускающей ни возражений ни просьб твердостью, словно огласил решение, принятое окончательно и бесповоротно, что бы потом ни случилось. И кучер мигом развернулся, хлестнул лошадей, телега тронулась, и они ускакали с бешеной скоростью, как и примчались сюда.

Только когда телега скрылась за поворотом дороги, оцепенение покинуло людей.

— Выходит, никаких общих воспоминаний не существует, — сказал Артур.

— Верно, — подтвердил К.

Артур уставился на него:

— Не лучше ли нам похоронить нашу ссору?

— Она похоронена. — И так как Артур по-прежнему глазел на него, К. повторил: — Похоронена. Пойдем. Просто пойдем дальше, или здесь путешествие заканчивается? — Он собрался продолжить путь вверх, на гору.

— Нет, — сказала Фрида, вдруг снова оказавшаяся возле него. — Твое путешествие — нет.

Иеремия, до этой минуты не осмеливавшийся подойти ближе, теперь выскочил вперед и встал посреди дороги. Наклонившись всем телом и балансируя на одной ноге, он попытался задержать К.:

— Не ходи! Ты не понимаешь, в какую историю пустился.

К. пожал плечами.

— Не ходи туда! — не сдавался Иеремия.

— Надо идти, — сказал К. Но Иеремия не уступал дорогу.

— Пойдем с нами! — сказал он.

— Ага, пойдем! Пойдем с нами! — издевательски подхватила хозяйка постоялого двора «У моста», вдруг снова оживившаяся. Она лихо развернулась на пятке и презрительно махнула рукой. — Да оставьте вы его! Он нас погубить хотел, лишить и жизни, и всего добра. И погубил-таки нашу жизнь, а уж добра лишил и подавно. Но это не помешает ему спать спокойно, наоборот, он еще торжествовать будет! Что, не так, что ли?

— Ничего подобного, — сказал К., но Хозяйка не слушала.

— Болтовня, все — болтовня, пустые слова! — Она говорила резко, однако теперь движения Хозяйки противоречили ее тону: усталой походкой она побрела в сторону Деревни, следом потянулись остальные, позади всех Иеремия и Артур. Осталась одна Фрида, и К. подумал: почему она не уходит? Ведь все кончено.

Они стояли близко друг от друга, не дальше вытянутой руки, и ждали.

— Ты видишь ворон? — спросил К., лишь бы не молчать. — Они встревожены.

Фрида, запрокинув голову поглядела на небо.

— Они сегодня с самого утра кружат над землей, будто и не вороны вовсе, а соколы. Странно.

— Весна, — сказал К. — Им стало жарковато. Они ведь здесь не у себя дома.

— Но некоторые живут здесь круглый год. Крестьяне говорят, те, которые остаются, спариваются с другими птицами. Как ты думаешь, это правда?

— Не знаю.

Из-за склона горы послышалось пение. Пели крестьяне, возвращавшиеся в Деревню. Ветер приносил обрывки унылой мелодии, медленно и величаво плывшей над землей.

— Тебе не надо уходить, — сказала Фрида.

— Знаю.

— Ты можешь пойти с нами.

— Да.

Она сделала шаг к нему, но тут же отвернулась, — потому что К. отпрянул.

— Если ты из-за людей…

— Нет, не из-за людей.

— Тогда…

К. незаметно двинулся прочь от Фриды, но она все еще была близкой.

— Если пойдешь с нами, никто не причинит тебе никакого зла, — Фрида решила попытаться снова.

— Еще бы! Все зло уже в прошлом.

— Если вернешься назад со мной, никто не станет тебя упрекать.

— Станет. Я буду себя упрекать.

Фрида опустила глаза, потом посмотрела на К., опять уставилась в землю, на что-то под ногами, видимое только ей.

— Вероятно, да, — пробормотала она. — Но когда-нибудь ты перестанешь упрекать себя. Постепенно все забудешь.

— Может быть. Но это было бы неправильно. Уходи скорей. Уходи.

Она подняла голову, но ее взгляд, минуя К., устремился куда-то вдаль, где с ним уже ничего не было связано.