Голубя научили клевать 5 зерен. Не больше и не меньше. Перед ним 3 зерна и куча зерен в стороне. Он склевывает эти 3, подходит к куче, берет из нее 2 (только два!) зерна и вопросительно смотрит на экспериментатора: «Я правильно сделал?»

Обучению счету поддаются даже курицы, которых принято считать эталоном глупости в пернатом мире. Что же касается соек, то они просто изумили исследователей. На стенде расставлены десятки разноцветных коробок. Между ними прохаживается птица, время от времени поднимая длинным клювом то одну крышку, то другую и заглядывая внутрь. Она будет делать так, пока не выполнит задание: из коробок с черными крышками она должна съесть 2 зерна (и ни одним больше!), из зеленых – 3, из красных – 4, из белых – 5 зерен. Перепробовав несколько коробок с черными крышками и найдя в них одно зерно, а потом, наконец, второе, она переходит к зеленым и так вплоть до последних. В другом эксперименте немецкого исследователя А. Келера сойка должна была открыть коробку с тем же числом точек, что и на «предъявленной» ей карточке. При этом размеры и расположение точек разнились весьма значительно. Важно было уловить именно числовое соответствие. В другом случае эту же задачу, но в усложненном варианте решал ворон Якоб. Стрелка на рисунке указывает на ту единственную коробку, которую ворон должен был выбрать. «Такое поведение, – заключает исследователь, – можно объяснить только тем, что птицы действительно умеют считать».

До последнего времени принято было полагать, что птицы способны считать до 7, не больше. Попугай Жако перешел этот птичий предел, научившись считать до 8. Когда загорается 3, 6, 8 лампочек, Жако важно подходит к коробке, в которой насыпаны зерна, и съедает из нее ровно столько зерен, сколько горит лампочек. Но вот лампочки гаснут. Вместо них раздаются подряд несколько звуков флейты. Никто не обучал Жако, не объяснял ему, что должен делать он в этом случае. После секундной паузы он снова подходит к коробке и берет столько зерен, сколько раз прозвучала флейта. Тогда опыт усложняют еще больше. Зерна убирают. Вместо них на стенде коробки с разным числом точек на них. Снова звучит флейта – два раза. Жако ходит между коробок, пока не находит ту, на крышке которой две точки. Как и в предыдущем случае, попугая этому никто не учил. Он «угадал», «догадался», «сообразил сам» – связать два следующих друг за другом звука и две точки, расположенные рядом. По словам Реми Шовена, «такие решения близки к человеческим».

Близки к человеческим и некоторые реакции шимпанзе, связанные со счетом. Обученный счету шимпанзе вынимает из коробки столько соломинок, сколько его попросят, – 4, 2, 3. Но вот, когда у него осталось всего 4 соломинки, экспериментатор просит дать ему 5. После секундного замешательства обезьяна ломает одну соломинку пополам и, торжествуя, протягивает требуемые 5 соломинок.

Как и в опытах с попугаем Жако или другими шимпанзе, Сарой и Уошо, ситуация эта из тех, с которыми они не могли бы встретиться вне контакта с человеком. Контакты эти оставляют свои следы в мире живого. Пусть на уровне отдельных особей, они содействуют их «поумнению».

Спасающие других

Нам все галки, вороны или воробьи кажутся «на одно лицо» (как, возможно, и мы им). Сами же они весьма точно распознают членов своей стаи и друг друга в отдельности. Иногда молодые галки, еще не уразумевшие, как важно в жизни иметь свою стаю и держаться своей стаи, случайно прибиваются к чужим сообществам. Взрослые галки, усмотрев своих в чужой компании, особыми криками тотчас отзывают их обратно. Птицы без особого труда отыскивают своего брачного партнера и детей даже в огромной, двухтысячной стае.

У некоторых животных и птиц, живущих сообществами, встречается феномен, обозначить который скорее всего можно было бы человеческим словом «дружба». «Дружить» может пара птиц, пара животных. Поскольку они – представители одного пола, их предпочтение и интерес друг к другу не носит характера брачного интереса или брачного предпочтения. Так, две «подружившиеся» в неволе гориллы, когда их рассадили в разные клетки, «угощали» одна другую, протягивая друг другу лакомства через прутья клетки. Пара ворон, которые «дружат», при встрече выполняют своего рода приветственный ритуал, сопровождая его определенным набором звуков. Эти звуки они адресуют только друг к другу. Именно эти звуки, которыми они не обращаются ни к какой другой птице, издают вороны, когда хотят подозвать друг друга. Что это, неужели начало индивидуального обозначения, зарождение «имени» или «клички»? Этот же удивительный феномен «индивидуального обозначения» обнаружен у другой птицы семейства вороновых – малабарской сорочьей славки.

Но если эмоциональные привязанности присущи птицам, то тем более они свойственны высшим животным. Об устойчивых «дружеских узах», возникающих, в частности, у шимпанзе, рассказывает Е. Н. Панов.

Трогательную деталь упоминает чешский исследователь Б. Гржимек: шимпанзе, увидев на плакате изображение другого шимпанзе, старается обычно поцеловать своего сородича.

В какой мере животные действительно способны сопереживать, сострадать друг другу? Был поставлен эксперимент на существах, казалось бы, меньше всего предрасположенных к этому чувству.

Группу крыс обучили: чтобы получить пищу, надо нажать на рычаг. Когда они освоили это, опыт был усложнен: нажимая на рычаг, крыса всякий раз причиняла другой крысе сильную физическую боль, она слышала ее писк и видела, как другая корчится от боли.

Едва крысам стала понятна эта связь, как большинство из них тут же перестали нажимать на рычаг. Другая, тоже многочисленная группа, перестала нажимать на рычаг после того только, как сама побывала в положении тех, кому причиняется боль. И лишь небольшая часть продолжала нажимать на рычаг, чтобы получать пищу ценою страданий других. Поведение последних – жестокость исследователи квалифицировали как отклонение от нормы. Нормой же было поведение большинства – крысы готовы были терпеть голод, но не причинять боли собратьям.

Выводы эти получили подтверждение в экспериментах на крысах, проведенных в Институте высшей нервной деятельности АН СССР.

Фактов, свидетельствующих о дружбе животных, об их способности «сострадать» друг другу, слишком много, чтобы исследователи могли их не заметить. Такие поведенческие акты описываются некоторыми из них как «проявления альтруизма». Как констатирует английский исследователь У. Томпсон, «эта способность, требующая высокоразвитого интеллекта и являющаяся одной из особенностей психики человека, может в то же время встречаться, конечно, в значительно менее развитой форме, и у животных».

Об «альтруистическом поведении», наблюдаемом у птиц и зверей, писал и известный советский исследователь член-корреспондент АН СССР Л. В. Крушинский. Подчеркивая внимание и нежность, которыми окружают своих детенышей павианы, он пояснял это следующими словами: «Думаю, не будет сильной натяжкой сказать, что они ощущают то чувство к детенышам, которое можно охарактеризовать словом «любовь».

Множество наблюдений свидетельствуют о том, что животные и птицы с готовностью приходят на помощь друг другу. Вороны и сороки с криком летят выручать своих раненых. Сурки никогда не бросают своих раненых, а, рискуя собой, стараются затащить их в норы. Всегда помогают своим раненым и больным дельфины и обезьяны. Убегая от хищника или охотника, обезьяны несут на себе своих раненых, хотя это увеличивает их собственный риск. Так же поступают в минуту опасности и слоны. Во время бегства они поддерживают с двух сторон раненых и больных, помогая им скрыться.

Безусловно, можно сказать, что здесь действует механизм инстинкта. Сурок не думает: «Вот какой хороший сурок ранен. Спасу-ка я его, чтобы нас, сурков, было много». Как не думаем мы, когда бросаемся спасать человека, хороший ли это человек. А может, он растратчик, браконьер или морально неустойчив? Как и вороны, дельфины или слоны, мы не задаемся таким вопросом. Мы видим представителя нашего вида в беде и бросаемся ему на помощь.