— А со мной тебе уютно?

— Очень. И это я говорю честно.

«Значит, я утоляю его потребность в тихом уюте. — Эшли вздохнула и позволила руке Кевина бесцеремонно улечься на ее грудь. — А Тереса нужна, для жарких безрассудств? Вначале беготня по корту, красноречивые переглядывания через сетку, затем безумство в постели? Впрочем, с этими тощими дамочками хорошо безумствовать где угодно — в машине, под деревом, в озере… Хоть на крыше. Они для этого и существуют. А я смирная наседка. Действительно, волнующий контраст».

— Я не очень толстая?

— Нет! И ради всего святого, Эшли, не начинай худеть по модным книжкам! Глупости все это, только грудь обвиснет. А она у тебя роскошная.

— Обвиснет — силиконом накачаю.

— Не вздумай, идиотка! Проще сразу обе отрезать. Бог мой, работаешь в фармацевтической компании, а ничего не соображаешь!

— Мы же идем на эти жертвы ради вас. Мы хотим выглядеть обольстительно. Вы же при необходимости лопаете «Виагру».

— Некорректное сравнение… И неправомерное. А кстати, знаешь, как появилась «Виагра»? Забавная история. Некая фирма пыталась создать препарат для расширения коронарных сосудов сердца. Была потрачена куча денег, но «прорывное» лекарство так и не получилось. Ребята разочаровались и продали право на создание препарата другой фирме. А там сидели ребята поумнее: они вскоре обнаружили интересный побочный эффект: сосуды это снадобье действительно расширяет, но не в сердце, а в другом месте. «Ого, — сказали они, — мы наткнулись на золотую жилу! Осталось лишь доработать и пустить на рынок». Да… Насколько я знаю, «Виагра» побила все рекорды не только по продаваемости, но и по окупаемости исследований. Это уж потом стали появляться другие подобные лекарства. Некоторые совместимы с алкоголем, некоторые действуют до двух суток. Представляешь? Можно не планировать заранее час, когда потащишь даму в постель. Выпил таблеточку — и иди себе в театр, в ресторан. Или выезжай на природу. Готов к бою в любой момент.

— Тебе-то уж точно, не нужны никакие таблеточки.

Кевин отреагировал неожиданно пессимистично:

— Пока не нужны. Эти поганые изменения сосудов, происходят с возрастом. Неизбежно. Кто знает, что будет со мной лет через двадцать… Я могу превратиться в пузатого хрыча, с красной физиономией и сварливым характером. Буду с руганью гоняться за малыми детишками, пытаясь огреть их клюкой, и, брызгая слюной, проклинать юных дев за бесстыдство. Хотя дико представить, что рано или поздно наступит момент, когда я не захочу женщину. Особенно если она лежит рядом со мной — вот так, именно так — и светится в темноте. Мягкая, нежная, гладкая… Оладушек, с джемом… Сдобная пышечка… Да, пока мне точно не нужны таблетки…

Ноябрь тянулся ни шатко ни валко. В расстановке сил сохранялся статус-кво: насколько Эшли могла догадываться, Кевин посещал ее примерно с такой же частотой, с какой и Тересу. Но ни голос воли, ни доводы рассудка не могли помешать ей, честно признать: присутствие Кевина в ее жизни становится воистину необходимым. И ничего нельзя было поделать ни с этим фактом, ни с собой. В одиночестве Эшли еще пыталась трезво оценивать ситуацию, но едва лишь она оказывалась в его могучих веснушчатых лапах, все ее здравомыслие улетучивалось, словно дурной сон: Кевин сокрушал ее рассудительность, подобно атомному ледоколу.

В середине месяца, в один из промозглых мерзких дней, Эшли вновь забрела после работы в «Амадеус», чтобы выпить чашку кофе с ликером и ломтиком лимона. Она сидела у окна, подперев щеку рукой, и с отвращением следила за слабыми попытками мелкого ледяного дождя превратиться в снег. Когда рядом с баром затормозил красный «ниссан», Эшли, в радостном воодушевлении, уже собиралась вскочить и помахать выходящему из машины Кевину, но в этот момент с другой стороны автомобиля из пелены дождя выплыла маленькая стройная брюнетка в клетчатом пальто и фривольно сдвинутом набок берете.

Эшли засуетилась. Она не хотела сталкиваться с ними лоб в лоб, не хотела никаких публичных сцен и, что самое забавное, не хотела вынуждать Кевина выкручиваться и врать. Зная всю правду и так, она предпочитала придерживаться страусиной политики и о многом попросту умалчивать, нежели отравлять отношения с любовником, пакостным и бесполезным враньем. Выход был один: Эшли бросила свой кофе и торопливо нырнула в туалет. Оставалось только надеяться, что Кевин и его теннисистка не станут чересчур долго засиживаться в баре — Эшли вовсе не улыбалось коротать вечер в компании равнодушно-сверкающих раковин.

Минут через десять (показавшихся Эшли вечностью) снаружи послышались шаги, дверь туалета растворилась, и внутрь просочилась субтильная дамочка, в которой несложно было опознать ненавистную Тересу. Эшли, с трудом умудрившаяся не ахнуть, при ее появлении, немедленно уткнулась в зеркало и принялась усердно разглядывать свои глаза, то и дело озабоченно проводя пальцем по векам. Тереса бросила на нее косой взор, вытащила из сумочки кроваво-красную помаду и тщательно подрисовала губы. Затем помада вновь исчезла в недрах сумочки, на свет явилось маленькое зеркальце. Отойдя от большого зеркала на несколько шагов, Тереса повернулась к нему спиной и при помощи блестящего кружочка стала изучать сзади собственную прическу: она водила ладонью по затылку вверх-вниз, взъерошивала волосы, приглаживала их к шее. Эшли недобро молчала, украдкой наблюдая за ней и моргая от слепящих отблесков ее многочисленных колец. Наконец Тереса коротко вздохнула, швырнула зеркальце в сумочку и посмотрела на Эшли:

— Как же неудачно меня постригли… Затылок какой-то… выщипанный. И шею открыли больше, чем нужно… Вам так не кажется?

Эшли покачала головой:

— По-моему, вполне пристойно.

Несколько секунд они внимательно глядели друг на друга со всей возможной благожелательностью. Затем пурпурные губы Тересы слегка изогнулись в улыбке.

— Я всегда завидовала таким женщинам, как вы, — с длинными густыми волосами. А у меня никогда не было времени и терпения за ними ухаживать. И мне не идут сложные прически. Поэтому я просто стригусь — чем короче, тем лучше.

Она фыркнула. Эшли вежливо улыбнулась в ответ, но промолчала. Тереса отвернулась, вновь взъерошила свои вороньи перья, щелкнула замочком сумочки и, стуча каблучками по кафельному полу, вышла из туалета. Выждав, еще минут пять, Эшли последовала за ней. Она покинула свое убежище, как раз вовремя: Кевин уже выводил стриженую Тересу, из дверей, открывая над ней зонт. Как мило и любезно! Эшли следила за ними, тяжело дыша, привычно вонзив ногти в ладони. Пока они шли к машине, Тереса, оживленно что-то говорившая Кевину, пару раз игриво толкнула его бедром. Эшли невольно прикрыла глаза: подсмотренная сценка была настолько доходчивой и рельефной — прятаться от реальности за какими-то бредовыми теориями она больше не могла. Тереса завидует ее волосам! Черт возьми, очень трогательно. А она, Эшли, завидует ее стройности, спортивности, яркости, пикантности. Невыносимо представлять, как Кевин услаждает эту помесь стрекозы с божьей коровкой! А еще более невыносимо, сознавать собственную безропотность и яростное нежелание вышвырнуть Кевина из своей жизни. Она не может этого сделать. И она не может бесконечно терпеть подобное положение вещей. Каков же вывод? Продолжать молчать, смиряться и маяться.

В ближайшую субботу Эшли пришлось вновь вспомнить тезис, многократно себя оправдывавший: неприятности любят наслаиваться друг на друга. Кевин обещал приехать, но в последний момент позвонил и сообщил: его планы изменились, он должен навестить сестру. Эшли не понравились его чрезмерно задушевные интонации, и она после тяжелой внутренней борьбы отважилась на небольшой эксперимент. Кевин имел глупость дать ей телефон своей дорогой сестрицы — на всякий случай. Набравшись храбрости, Эшли решила позвонить этой исследовательнице старинных преданий, прикинуться идиоткой, перепутавшей номера всех телефонов Кевина, и подозвать его. Она так и поступила.