Изменить стиль страницы

Теперь русские, поняв, что, приобретя Украину, получают они в довесок войну с Речью Посполитой, стали с опаской оглядываться на соседей. Как бы турок и татар сторонними наблюдателями удержать? А то ввяжутся в войну на стороне Польши. Им ведь такое усиление России ни к чему.

На самой Москве абсолютно не вовремя началось моровое поветрие, и московские жители, спасаясь, кинулись по монастырям, «мужья от жон постригалися, а жены от мужей». Тяжелое время…

И полетели на Дон грамоты с запретами: на турок вообще не нападать, а на крымчаков нападать с разбором — если крымский хан сам на русские земли пойдет.

Помимо этого приглашали московские люди крымских татар в совместный поход на поляков.

Летом 1654 года умер крымский хан Ислам-Гирей, а новый хан, Магмет-Гирей, явившийся в Крым осенью из Турции, отправил московских послов из Крыма на родину и велел передать царю, что говорил де ему, Магмет-Гирею, турецкий султан: «воры де донские казаки ежегод приходят морем, землю его воюют и людей побивают, и в поло емлют, и разоряют, и досады большие чинят, и такие де ему обиды ни от которые земли не бывает, что от тех донских казаков». И чтоб царь тех донских казаков велел унять, иначе пришлет султан хану 100-тысячное войско и пошлет с тем войском донских казаков разорять, а разоряя их, идти хану войною на Московское государство. «И та вся ссора чинится от тех воров, малых людей донских казаков».

Русские, как заведенные, ответили Магмет-Гирею, что донские казаки русскому царю не повинуются, а разбои свои творят самовольно.

На Москве к зиме полегчало. Поветрие прошло, жители, что в монастыри уходили, вернулись нерасстриженными, и сетовал царь Алексей Михайлович: «а ныне многие живут в своих дворех с женами и многие постриженные в рядех торгуют, и пьянство и воровство умножились».

Поляков больше не боялись, в 1655 году напали на них еще и шведы, и король польский бежал в Силезию. Патрик Гордон, шотландец, служивший тогда в шведской армии записал тогда: «По всей Польше не было ни единого уголка, не опустошенного ее врагами». Спасло поляков то, что «русские, от природы подозрительные и недоверчивые, были крайне возмущены победами и могуществом короля шведского» и, подстрекаемые цесарским двором, вскоре заключили временное перемирие с поляками и задрались со шведами.

Магмет-Гирей, завоевывая популярность у подвластных ему крымчаков, стал готовиться к походу на Север, в пределы терзаемой всеми соседями Украины и Польши, и первым ему под руку должен был попасть Хмельницкий. Потому весной 1655 года пошла на Дон из Москвы грамота, чтоб шли донцы на крымские улусы «и над ними промышляли, сколько милосердный бог помочи подаст; а на турские юроды и места однолично б естя не ходили». Еще и калмыцкую орду русское правительство направило против Крыма.

Донцы, не дожидаясь калмыцкого прихода, собрались великою силою (3000 молодцов) с атаманами Павлом Чесночихиным и Семеном Варгуном и вышли морем к Судаку, взяли город приступом и деревни вокруг истребили до основания. Потом пошли на Кафу, где взяли и разорили земляной город. У Кафы перевстретили они торговый морской караван, из шести судов отхватили два с пшеницею и с богатой добычей без урона возвратились восвояси.

Крымский хан, как завороженный, ждал у Перекопа калмыцкую орду, и донцы повторно на 34 стругах пошли с Павлом Чесночихиным к крымским незащищенным берегам. По пути налетом взяли они Тамань, своих потеряли человек 30, но и местных всех порубили, город сожгли и пленных захватили четыре сотни. Затем высадились они между Кафой и Керчью и стали разорять татарские деревни. Выступивших против них татар (их и набралось-то в Бахчисарае всего сотни три) рассеяли. Напоследок разграбили деревни вокруг Карасу-Базара и с огромной добычей беспрепятственно ушли на Дон.

Павел Чесночихин зимой поехал в Москву, где все свои подвиги расписал. Его хвалили и с ним жалование на Дон дали — 2 тысячи рублей денег, 2 тысячи четвертей хлеба, 100 пудов пороху, 50 пудов свинца и вестовой колокол в 20 пудов. Выходило, между прочим, меньше чем по рублю на человека. Если самим на море не ходить за зипунами, то ложись да помирай.

Венецианцы в это время с турками воевали и московских правителей просили: пошлите донских казаков на море турок грабить. Но на Москве пока с турками связываться побаивались.

А насчет Крыма казакам сказали: Хмельницкий против татар пограничные городки укрепляет, и вы, пока он не укрепится, на Крым не ходите и татар не дразните.

Ну, что ж, нельзя на татар, пойдем на Азов… То ли русские про Азов донцов предупредить забыли, то ли еще как приключилось, но в 1656 году, не усидев в бездействии по своим городкам, явились казаки в который раз под азовские стены. Так и манил он к себе наших ребят…

Об этом походе данные отрывочные и странные. Собрались в Черкасском городке более трех тысяч донских и запорожских казаков, пристали к ним «промышленники» из российских украинных городов, и выступило это войско к Азову во главе с такими славными и опытными атаманами, как Наум Васильев и Павел Чесночихин.

Из всего похода известно, что турки на вылазке перебили полторы тысячи казаков и многих захватили в плен, а еще захватили в плен самого Павла Федоровича Чесночихина и убили его. Голову несчастного казака отправили в Крым, а оттуда в Турцию к самому султану.

И гарнизон в Азове стоял невелик — 1000 янычар. Как они могли столько казаков на вылазке перебить? Или те спали и не остерегались?

Да может и спали… Единственная зацепка в этом деле — русские «промышленники», приставшие к казакам в надежде Азов пограбить. А русские люди и ночью спят крепко и днем после обеда любят вздремнуть. Вот их, наверное, турки сонными и порубили…

Опомнившись, послали донские казаки в Москву зимой старшину Панкрата Степанова с извинениями, а заодно и жалования попросить.

У русских в Посольском приказе от донцов сплошная головная боль. Все лето, пока донцы под Азовом неудачно промышляли, татары русским посланникам в Крыму на казаков жаловались и требовали, чтоб прекратили им русские жалование платить, а царь чтоб на этих разбойников войско послал.

Русские посланники жалование упорно отрицали, это, говорили, кто-то придумывает, чтоб хана с царем лишний раз поссорить. А войско на них де посылать бессмысленно — они сядут на струги и уйдут в море. А в море их и турки со своим флотом поймать не могут…

Вспомнив неловко положение своих посланников в Крыму, но блюдя государственные интересы, русские правители на казачьи просьбы повздыхали и сказали: «За ваше ослушание, что на Азов полезли, не следовало бы вам жалование давать. Но мы по своему милосердному нраву и в чаянии будущих ваших служб жалование вам дадим…».

Крымчаки, сами двуличные (полякам помогали, а с русскими отношения поддерживали), все прекрасно понимали, на русского царя в борьбе с казаками нисколько не надеялись и в феврале 1657 года, собрав тысяч пять войска в Крыму и на Тамани, сами пришли под Черкасск. Приходили с крымчаками горские черкасы, темрюкские черкесы, кабардинцы, азовские люди и улусники с Малого Ногая. Посидели донцы в осаде немалое время, но до штурма, похоже, дело так и не дошло.

Зато, как только пришла весна, 2000 казаков на 33 стругах нагло прошли мимо Азова и высадились на крымском берегу, грабя и выжигая деревни. Вел их на этот раз молодой еще тогда Корней Яковлев по прозвищу Черкес. Турок и татар взяли в плен человек 600, своих отбили человек 200, но оказались эти «свои» в большинстве запорожцы, и их домой отпустили.

С этого времени начинается для донских казаков, на море промышляющих и Крым разоряющих, время удачное и благоприятное. Дело в том, что Зиновий Богдан Хмельницкий умер, а на место его встал бывший генеральный писарь Иван Выговский, который Москве сразу же изменил, вернулся под польского короля и одновременно заключил с Крымом союз против России. Казаки украинские реестровые и запорожцы, пустившие реки польской крови, обратно в Польшу, под польскую корону, не собирались, справедливо опасаясь шляхетской мести, и многие выступили против Выговского. Война на Украине и в Польше затянулась, а крымский хан стал открытым врагом русского царя. Русские войска в Литве устали. Денег на жалование в казне не было, и жили войска за счет грабежа. Дьяк Ордин-Нащокин жаловался царю, что вызванные царем в Литву «донские казаки пустошат Друю с волостями», и сколько Нащокин рейтарам и донцам ни приказывал на врагов выступать, они не трогались, «отяжелев награбленными пожитками, которые нахватали у людей, присягнувших царю».