– Я согласился на сегодня, – возразил Стерлинг, не позволяя себе хватать наживку. – Я человек слова – и если что-то обещаю, то выполняю. Если вы хотите, чтобы я терпел и дальше, вам придется убедить меня, что оно того стоит. – Ну ладно, может, он чересчур вышел из себя. Он знал, на что это похоже, когда ты пытаешься взять контроль в свои руки – одержать верх.

«Нет», – подумал он при мысли об этом.

– Подождите, – сказал он, прежде чем Сойер успел ответить, хотя ему и нужна была минута, чтобы подумать. В камине громко затрещали ветки. – Простите. Я… все это сложнее, чем я думал. Я всю жизнь делал наоборот. И чувствовал себя несчастным. Я хочу… мне нужно что-то другое.

Сойер нахмурился.

– Может, объяснишь мне, – попросил он, и, да, на этот раз выражение его лица точно было подбадривающим – пожалуй, даже заинтересованным. Может быть, Стерлинг все же не так и облажался. – Ты был полон решительности выбрать для себя Дома, что наводит меня на мысль, что тебе пришлось побывать в ситуации, когда этого выбора тебе не предоставили… но ты сказал, что все это для тебя внове, так что… – он развел руками, – рассказывай.

– Мой отец... – начал Стерлинг. – У нас всегда были, ну, как говорят, сложные отношения. – Он горько улыбнулся. – И это еще мягко сказано. Он хотел, чтобы я был как он – меня даже назвали в его честь, поэтому я представляюсь вторым именем. Не хочу, чтобы нас сравнивали, понимаете?

Сойер поощряюще кивнул, и Стерлингу сразу же стало легче. Он очень много думал, но никогда не пытался облечь мысли в слова, поэтому ему нужно было время. Он говорил с длинными паузами и от этого чувствовал себя глупо.

– Поначалу, когда я был маленьким… я пытался угодить ему. Хотел, чтобы он мной гордился. Но я все делал не так, все, чего я хотел – было неправильным. Когда я понял, что гей – наверное, мне было двенадцать или тринадцать – я осознал, что это конец. Мне никогда не стать тем, кем он хотел, чтобы я стал, поэтому я решил даже не пытаться. Мы ругались каждый день. Не могу вспомнить ни одного разговора, который бы не закончился ссорой.

Хотелось встать, начать мерить шагами комнату. Но Сойер сказал ему сесть. Боже, как же это трудно. Он чувствовал, как в животе все скручивается в узлы от усилий объяснить вещи, о которых даже думать не хотелось.

– В общем, я все это терпеть не могу. Меня тошнит от этого так, что хочется кричать. Столько стараний.Почему я не могу получить то, чего хочу, без борьбы?Почему недостаточнотого, что я просто этого хочу? – Стерлинг закусил губу и заглянул в лицо Сойеру. – Я не знаю, как мне вас называть.

– Понимаю. – Сойер задумчиво поджал губы и наконец сказал: – Пока, пожалуйста, называй меня Оуэном. Достаточно отличается от профессора Сойера, чтобы мы оба помнили, что ситуация изменилась, но не думаю, что ты готов к чем-то более традиционному. – Он кивнул, не сводя глаз со Стерлинга. – Значит, ты боролся с его влиянием, потому что оно было тебе навязано, хотел сам все контролировать или подчиняться, но не ему, только не ему… А еще ты пытался занять егоместо, потому что думал, что это необходимо, чтобы победить. – Рука Сойера – Оуэна – резко рассекла воздух. – Все. Забыли. Я обещаю, что никогда не стану тебя ломать, но это будет именноборьба, и она потребует больших усилий. – Оуэн встал, подошел к Стерлингу, сжал его подбородок и заставил поднять голову и посмотреть ему в глаза. – И оно того стоит, – мягко добавил он. – Поверь мне.

У Стерлинга защипало в носу, эмоции грозили взять верх. Но нет, он много лет назад научился держать себя в руках, он решил, что отец никогда не увидит его слез, и привычка въелась в кровь. Даже понимание, что глупо и бессмысленно считать, что плакать неправильно, ничего не меняло. Он мог утешать друзей, пока они рыдают над неудавшимися отношениями или смертью родителей, и не думал о них хуже, но он просто не мог позволить это себе.

А сейчас, когда осторожные, слегка шершавые пальцы Оуэна касались его лица, Стерлингу почти хотелось, чтобы мог.

– Верю, – сказал он хриплым голосом. – Я вам верю. И я не… не хочу, чтобы вы думали, что я ищу замену отцу. Мне это не нужно. Мне нужен кто-то, с кем… я могу быть самим собой, наверное. Просто… я так устал, Оуэн. – Его имя на губах казалось таким правильным. Таким надежным.

– Вот и хорошо, – прошептал в ответ Оуэн. «Совсем не похоже на резкий тон отца, – отметил про себя Стерлинг, – как будто тот считал, что чем громче – тем вернее слова». – Я тоже не люблю ссор. Это пустая трата времени, а у тебя его не так много. – Стерлинг нахмурился, не понимая, о чем он. Оуэн похлопал его по щеке и убрал руку. – Может, ты забыл, что учишься на последнем курсе, но я – нет, – пояснил он и снова сел, совершенно непринужденно скрестив ноги. – Мне нужна копия твоего расписания как можно скорее, чтобы мы могли посмотреть, когда наше свободное время совпадает.

– Хорошо. Я еще подрабатываю, но у меня гибкий график. – Стерлинг чувствовал себя странно – какой-то необычный коктейль облегчения с предвкушением. Это происходит на самом деле или просто сон? – Так… эмм… И что теперь?

– Будем разговаривать. Пожалуй, дольше, чем тебе хочется. Но обычно своих сабов я знаю гораздо лучше, – сказал Оуэн. – Я вижу их в клубе, смотрю, как они ведут себя на сцене, иногда обсуждаю их с их Домом. Все не всегда так… поспешно, и я давно не имел дела с кем-то столь неопытным. – Оуэн провел рукой по волосам, какое-то мгновение он казался обеспокоенным. – Не говоря уже об этике отношений со студентами. – Он заинтересованно посмотрел на Стерлинга. – Повтори-ка, почему я на это согласился?

– Потому что я удивительно сексуален? – предположил Стерлинг. Он знал, что это правда, но на самом деле ему хотелось верить, что это не единственная причина. – Вообще-то – и наверное, мне не следует в этом признаваться, потому что это даст вам повод передумать, но – я не знаю почему. Я не думал, что вы согласитесь. Я представлял себе, как буду неделями «случайно» кругом на вас натыкаться.

При одном только взгляде на Оуэна у Стерлинга заныло в паху, и он неловко поерзал в кресле. Ему хотелось, чтобы Оуэн поцеловал его. Всего лишь поцеловал. Секса он готов был ждать несколько недель (конечно, не месяцев, как предлагал Оуэн), но столько же дожидаться прикосновения губ Оуэна к своим… Он не думал, что сумеет. Да и не желал.

Но сейчас речь не о том, чего хочет он, напомнил себе Стерлинг. А мысль о том, чтобы отдать власть другому, вызывала такое невероятное облегчение, что, казалось, у Стерлинга расслабились даже кончики ушей.

– Я могу задавать вам вопросы? О вас? – спросил Стерлинг.

– Можешь задавать, но я не могу обещать, что отвечу на них, если они касаются кого-нибудь еще, – отозвался Оуэн, немного его успокоив. – Я не буду обсуждать своих сабов и делиться прошлым, пока не узнаю тебя получше или пока не решу, что это необходимо. Вопросы о том, чем мы будем заниматься, или о том, чего я хочу от тебя – задавай сколько угодно. – Он улыбнулся, еще одно едва заметное подрагивание губ, которое начинало так завораживать Стерлинга. – Если, конечно, у тебя не заткнут рот, и я не приказывал тебе молчать. – Он уставился в огонь, и Стерлинг наконец смог вдохнуть; взгляд Оуэна был таким тяжелым. – Почему я согласился… Частью – чтобы спастись от преследования, и частью – да, потому что ты очень привлекателен, хотя, наверное, и не тем, о чем думаешь. – Он искоса поглядел на Стерлинга. – И еще, может быть, чтобы получить шанс задать тебе трепку, на которую ты так напрашивался весь первый год. Ты задумывался над такойвозможностью, когда выбирал меня?

– Не… осознанно, – признался Стерлинг. При мысли об этом джинсы показались еще туже, и он снова заерзал, пытаясь устроиться в кресле, которое казалось таким удобным, когда он садился в него. – Наверное, мне хотелось узнать, как вы попали во все это, и много ли у вас было партнеров. – На самом деле он хотел спросить Оуэна, делал ли тот когда-нибудь кому-нибудь больно, по-настоящемубольно, потому что, хотя идея быть отшлепанным его и заводила, он не был в восторге при мысли о сломанных костях и швах.