Жан. Как у меня?

Доктор…Она не оправилась после болезни: плохо спала, ворочалась, ее мучила лихорадка… (Ребенок вздрагивает.) У нее кололо в боку… (Доктор наклоняется.) Вот здесь.

Жан (с тоской). Как у меня?

Доктор. Когда обнаружилось, что мама больна, я стал настаивать, чтобы она лечилась. Я сказал ей приблизительно то, что скажу тебе сегодня. К несчастью, она не послушалась меня… (Молчание. Выбирая слова, но решительно.) Видишь ли, твоя мама была добрая женщина, нежная и преданная… я ее очень любил… Но она была намного моложе меня… и очень набожна… (Устало.) Я никогда не имел на нее никакого влияния… Она постоянно видела, как я лечил людей, ставил их на ноги, и все же не верила в меня… К тому же она не сознавала, что серьезно больна. Меня поглощала работа в больнице, я был крайне занят и не мог уделять ей должного внимания. Я хотел, чтобы она поселилась здесь, в деревне, но она отказывалась… Начался кашель… Мы обращались к различным врачам… Но было уже поздно… (Молчание.) Да… все произошло очень быстро… Лето… осень, зима… Весной ее уже не стало…

Жан заливается слезами.

Доктор, не двигаясь, смотрит на него внимательно и испытующе: так он ждет у изголовья больного, когда начнется действие укола.

Проходит несколько минут.

Я рассказываю обо всем этом не для того, чтобы огорчить тебя, малыш. Я говорю с тобой, как с мужчиной: так нужно… Ты унаследовал от мамы предрасположение к ее болезни. Понимаешь: только предрасположение, не больше. Если ты будешь находиться в неблагоприятных условиях, болезнь может обрушиться на тебя. И как раз сейчас ты в таком положении. С осени у тебя общая слабость, и необходимо, совершенно необходимо…

Жан в испуге соскальзывает со скамьи и бросается к отцу, который неловко прижимает его к себе.

Не бойся, малыш, не бойся: я с тобой.

Жан (сквозь слезы). О, я не боюсь… Мне однажды уже снилось… будто я на небе…

Доктор внезапно отстраняет мальчика и смотрит ему в лицо.

Доктор (с силой). Не о смерти ты должен думать, Жан, а о жизни. Ты можешь защитить себя, защищайся!

Мальчик озадачен; он перестает плакать. Смотрит на отца. Ему хочется, чтобы тот усадил его на колени, приласкал. Но холодный блеск стекол пенсне отпугивает ребенка.

Новое чувство наполняет душу Жана: чувство страха и обиды; но, под влиянием разума и силы отца, оно уступает место полному, безграничному доверию.

Ты этого еще не понимаешь… Человеческое тело кажется нам гармоничным, упорядоченным… На самом же деле, оно – обширное поле битвы. Мириады клеточек сталкиваются и пожирают друг друга… Я объясню тебе все… Миллионы маленьких вредоносных существ непрестанно нападают на нас, и среди них туберкулез, он подстерегает всех, кто предрасположен к этой болезни, как ты… Так что все очень просто: если организм сильный, он отражает нападение; если он ослаблен, то уступает болезни… (Сжимает руку Жана, отчетливо выговаривает слова.) Есть только одно средство, единственное: стать сильным, и как можно скорее, чтобы победить. Выздоровление вполне возможно, стоит только захотеть! Сделай это своей целью. Все зависит от твоей воли и настойчивости… Понимаешь?… Все наше существование – борьба; жизнь – долгая цепь побед… Ах, как скоро ты в этом убедишься, если захочешь бороться по-настоящему!

Инстинктивно мальчик снова прижимается к отцу.

(Обнимая его.) Если б я мог бросить своих больных, клинику, операционную и заняться только тобой, я бы помог тебе, ручаюсь… (С силой.) Так вот, то, чего не могу, не имею права сделать я, можешь сделать ты, а я буду руководить тобой. (В упор.) Хочешь?

Жан (в порыве). Ах, папа, обещаю тебе… Я буду стараться!..

Молчание. Доктор улыбается.

(Задумчиво, вполголоса.) Аббат Жозье станет молиться за меня…

Доктор (мягко). Если хочешь. Но этого недостаточно. Сейчас важнее другое.

Жан отступает на шаг.

(Медленно.) Пойми, малыш, и поверь в то, что я тебе говорю… Повторяю, твоя бедная мама умерла потому, что не верила мне…

Ребенок подходит ближе.

Я вовсе не хочу огорчать тебя. Я даже рассчитываю, что вера в бога поможет тебе в борьбе. Только, видишь ли, есть такая поговорка: «На бога надейся, а сам не плошай». Молись от души, дитя мое, но не забывай никогда, что надо подчинить все – даже твои молитвы, слышишь, – режиму, который я тебе предпишу. (Настойчиво и пылко.) И если хочешь выздороветь, следуй моим предписаниям, и не только строго, – неукоснительно, понимаешь, дорогой…

Перезвон колоколов, возвещающих возношение святых даров.

Доктор говорит громче, стараясь перекрыть гул, от которого сотрясается воздух.

…Не только с мужеством, но и со страстью, с неистовым упорством! С яростной волей ты должен идти наперекор всему, победить враждебные силы, одолеть болезнь, одолеть смерть! С исступленной жаждой жизни!.. Жизнь, Жан… Если бы ты только мог понять, что это такое! Жить, любить то, что любишь, видеть, как солнце играет на увитой плющом стене твоего дома… Еще долго ощущать, как тебя оглушает и пьянит перезвон колоколов… Оглянись вокруг: как чудесен солнечный свет, деревья, небо, колокольня… (Берет сына за плечи и встряхивает.) Жить, Жан!

Трепещущий, взволнованный, захваченный новой надеждой, мальчик стоит перед отцом, щеки его пылают, глаза блестят.

Доктор долго и серьезно смотрит на него, затем привлекает к себе.

Колокола умолкают. Несколько мгновений их отзвуки еще наполняют двор и замирают в воздухе.

Молчание.

(Взвешивая слова.) Три вещи: питание, воздух, покой… Запомни хорошенько, что я тебе сейчас скажу…

III

В Бюи, у госпожи Пасклен, крестной матери Жана.

Комната, погруженная в полумрак. За окном зимние сумерки, идет снег.

Пламя камина освещает г-жу Пасклен; она склонилась к Жану, который рыдает у нее на плече; маленькая Сесиль не в силах видеть горе Жана; она жмется к матери, задыхаясь от слез и прижимая платок к губам.

На ковре две скомканные телеграммы.

IV

Три года спустя.

Келья с каменным полом позади ризницы, освещенная слабым светом. Два стула, две скамейки для молитвы. На стене распятие.

Аббат Жозье – молодое лицо, высокий лоб с залысинами; светлые волосы, коротко остриженные и вьющиеся. Веселый и ясный взгляд свидетельствует о душевном покое человека, искренне верующего и деятельного. Верхняя губа – тонкая и поджатая, нижняя – пухлая, придающая лицу выражение добродушной и в то же время чуть вызывающей иронии.