Клемансо. И почему генерал Бийо ничего не сказал Шереру-Кестнеру,[48] когда тот спрашивал его об этом? Ведь все можно было уже давно разъяснить!

Председатель (нервно). Все это вы скажете в своей защитительной речи.

Генерал Гонс (снова выступая вперед). Я хочу кое-что добавить к своему показанию относительно бумаг Генерального штаба. Я уже говорил, что эти документы секретны: они не могут не быть секретны, вся корреспонденция Генерального штаба секретна. И когда говорят «документ о том-то» или «документ об этом-то», значит речь идет о секретном документе. Еще замечание: когда утверждают, будто Дрейфус не знал, что происходило в Генеральном штабе в сентябре тысяча восемьсот девяносто третьего года, ошибаются. Дрейфус сначала провел шесть месяцев…

Председатель (без всякой учтивости прерывая его). Мы не занимаемся делом Дрейфуса… (Генералам де Пелье и Гонсу.) Вы можете сесть, господа.

На минуту все оцепенели.

Председатель пользуется этим.

(Судебному приставу повелительным тоном.) Введите следующего свидетеля!

Пристав колеблется.

Лабори (встает и подается вперед, выставив перед собой руки, как будто желая приостановить ход судебного заседания). Господин председатель, совершенно невозможно после такого события…

Председатель (сухо). Продолжим…

Лабори (возмущенно). О, господин председатель, это невозможно! Вы сами понимаете, что подобный инцидент, если он не исчерпан, приостанавливает дальнейшее судебное разбирательство. Вот почему мы обязаны выслушать генерала де Буадефра.

Председатель. Мы его выслушаем сегодня. (Судебному приставу.) Введите следующего свидетеля.

Лабори (настойчиво). Разрешите, господин председатель…

Председатель (с яростью приставу). Вызовите следующего свидетеля!

Судебный пристав выходит.

Лабори. Господин председатель, прошу прощения, по я требую от имени защиты отложить!..

Майор Эстергази входит в сопровождении судебного пристава.

Председатель (к Лабори). Мы вынесем решение после того, как будут выслушаны свидетели.

Эстергази подходит к свидетельскому месту. Это сутулый, худой человек, какими бывают чахоточные, с желтоватым цветом лица, с красными пятнами на скулах, с быстрым, лихорадочным взглядом. Зал разражается аплодисментами.

Председатель уже повернулся было к нему, но тут Лабори с удвоенной энергией вмешивается в последний раз.

Лабори. Я все же прошу, чтобы опрос других свидетелей был отложен до тех пор, пока не будет выслушан генерал де Буадефр! Суд должен принять то или иное решение до опроса других свидетелей!

Председатель, растерявшись, яростно вращает глазами.

Эстергази, картинно скрестив руки на груди, с беспокойством ждет, не понимая, что происходит.

Лабори, сидя, торопливо пишет заявление от имени защиты.

Председатель (резко и грубо). Сколько времени вам нужно, чтобы сформулировать ваше требование к суду?

Лабори (не поднимая головы, высокомерно). Десять минут.

Заседание прерывается.

Председатель знаком предлагает судебному приставу увести Эстергази в комнату для свидетелей.

Возбужденная публика провожает Эстергази громкими приветственными возгласами.

Судьи, делая вид, будто они не замечают шума, поднимаются и медленно покидают зал, за ними уходят присяжные, обвиняемые и защитники.

Скрытое возбуждение публики, сдерживавшееся до сих пор присутствием суда, вырывается наружу.

В накаленном воздухе уже почти невозможно дышать; со всех сторон слышны крики, страстные восклицания, вопли: стоит оглушительный шум.

Сотрудники «Сеятеля» собрались вокруг Люса.

Порталь в мантии присоединяется к ним; выражение разочарования омрачает его честное толстощекое лицо; из-под судейской шапочки выбиваются белокурые волосы.

Порталь (устало садится). Еще один секретный документ!

Баруа. Что же это за документ?

Зежер (высоким, резким голосом). Насколько мне известно, о нем еще никто ничего не слышал.

Люс. Нет, я знал о его существовании. Но никогда не думал, что они осмелятся к нему прибегнуть.

Зежер. Откуда взялся этот документ?

Люс. Он якобы написан итальянским военным атташе, а затем обнаружен в корреспонденции германского атташе.

Баруа (живо). От него так и несет фальшивкой.

Люс. О, то, что документ подделан, не вызывает сомнений. Он попал в министерство уж не знаю каким путем, но при весьма странных обстоятельствах… Как раз в канун того дня, когда министру предстояло отвечать в палате на первую интерпелляцию относительно процесса; к тому времени в Генеральном штабе уже царило сильное беспокойство по этому поводу!

Зежер. А содержание документа…

Юлия. Мы толком не знаем, что в нем сказано. Генерал цитировал его на память.

Люс. Но он утверждал, будто там полностью упомянуто имя Дрейфуса. Совершенно неправдоподобно! Одного этого достаточно, чтобы возбудить подозрения. В то время пресса уже деятельно занималась процессом, и невозможно допустить, чтобы два военных атташе запросто упоминали имя Дрейфуса в своей частной переписке. Если даже предположить, что они действительно имели связь с Дрейфусом, то никогда бы они не поступили так неосторожно, особенно после неоднократных официальных опровержений, сделанных их правительствами!

Баруа. Это очевидно!

Порталь. Но кто же может фабриковать подобные документы?

Зежер (с безжалостной насмешкой). Генеральный штаб, черт побери!

Арбару. Это национальная лаборатория по изготовлению фальшивок.

Люс (медленно). Нет, нет, друзья мои… В этом я с вами не согласен!

Его прямой и решительный тон заставляет. всех умолкнуть. Один только Зежер пожимает плечами.

Зежер. Позвольте, однако, ведь факты…

Люс (твердо, обращаясь ко всем). Нет, нет, друзья мои… Не будем преувеличивать… Генеральный штаб все же не шайка мошенников, так же как и мы – не шайка продажных людей… Никогда вы не заставите меня поверить, что такие люди, как генералы де Буадефр, Гоне, Бийо и другие, могут сговориться и подделывать документы.

Крестэй д’Аллиз, – с горящим взором, с горькой улыбкой, со страдальческим выражением лица, – прислушивается к спору, нетерпеливо поглаживая длинные усы.

Крестэй. Ну конечно! Я знавал генерала де Пелье раньше: это воплощенная честность.

Люс. К тому же, достаточно было видеть и слышать его, чтобы убедиться: он верит в то, что говорит, красноречие его, несомненно, искренне. Пока мне не докажут обратного, я буду верить в искренность и других генералов.

Крестэй. Их обманывают. Они сами же верят в то, что утверждают с чужого голоса.

Зежер (с ледяной улыбкой). Вы им приписываете ослепление, которое мало правдоподобно.

Крестэй (живо). Напротив, весьма правдоподобно! О мой друг, если бы вам пришлось ближе узнать офицеров… Вот та группа, позади нас… Взгляните на них без предубеждения. На их лицах – выражение ограниченной самоуверенности, согласен, – это результат привычки всегда считать себя правыми перед людьми… Но у них лица глубоко честных людей!

Люс. Да, посмотрите на публику, Зежер. Это весьма поучительно. Что вы хотите? Эти люди не привыкли к быстрым умозаключениям… И вдруг перед ними поставили ужасную дилемму: виновный существует, но кто именно? Может быть, правительство, армия, все эти. генералы, которые торжественно клянутся солдатской честью и заявляют, что Дрейфус осужден справедливо? Или этот никому не известный еврей, осужденный семью офицерами, о котором вот уже три года говорят столько дурного. А, как известно, клевета порою убедительна.