Люди ещё не пришли в себя после случившегося, когда с тревогой заметили облако пыли, вздымающееся по дороге, ведущей из Харберда. Через несколько минут показались стройные ряды чёрных всадников.

— Чётники! Чётники! — шёпот ужаса передавался по колонне.

Это действительно были чётники. Самые ужасные создания во всей Османской империи. Отряды чётников формировались людьми, проявившими себя крайней жестокостью. Их присутствие всегда заканчивалось бойней или кровопролитием. Все знали это. И поэтому с таким ужасом следили за приближением двух сотен чёрных всадников. Возглавлял отряд чётников турецкий офицер.

Офицер о чём-то переговорил с жандармами, а потом обратился громким голосом к колонне:

— Я Шукри бей из Харберда! Мне нужно триста девушек! Кто хочет по своей воле отправиться с нами, пусть выйдет вперёд!

На несколько минут после этих слов, воцарилась полная тишина. И чётники, и жандармы с солдатами хищными взглядами проходились по всей длине колонны. Люди в колонне все как один опустили головы и смотрели на землю. Девушки закрывали лица платками. Некоторые из женщин пытались незаметно укрыть своих дочерей под складками своих платьев.

Время шло, но ни одна девушка не тронулась со своего места. Шукри бей мрачнел всё больше и больше.

— Ну что ж, — губы Шукри бея искривила мрачная усмешка, — мы сами возьмём. Мы сами возьмём ваших дочерей, — уже громче повторил он и предупредил: — Если кто сдвинется с места, пока мы будем выбирать девушек, он будет немедленно казнён.

По знаку Шукри бея, чётники спешились и направились к колонне. Они подходили к девушкам, срывали с их головы платки и рассматривали лица. После этого либо оставляли на месте и шли дальше, либо выхватывали и выталкивали на дорогу перед Шукри беем, гарцевавшем со злорадной улыбкой на устах. Начались раздаваться крики. Матери и отцы цеплялись за своих дочерей, не позволяя их уводить. Таких людей били кнутами до тех пор, пока они не отцеплялись от девушки. В колонне повисли горькие стенания, люди плакали, но никто не осмеливался противодействовать чётникам. Да и что они могли сделать, кроме того, чтобы просто смотреть?

Меньше чем через полчаса на дороге перед Шукри беем были собраны девушки в возрасте от 12 до 18 лет. Шукри бей едва ли не осмотрел каждую из них и, видимо, пока оставался доволен.

Вдоль дороги разнёсся его голос:

— Раздевайтесь!

Едва прозвучало это слово, как люди с глухим ропотом начали подниматься с земли. Увидев это, жандармы сделали несколько выстрелов в колонну. Несколько человек упали.

— Лечь на землю! — начали кричать жандармы. — На землю, собаки, не то всех перебьём!

Люди, подчиняясь команде, один за другим ложились на землю.

— Руки за голову! За голову, я сказал! — один из жандармов пнул ногой мужчину не достаточно быстро исполнившего команду, а вслед за этим в упор выстрелил ему в голову.

Все, даже дети, лежали на земле, скрестив руки на голове. Никто не осмеливался пошевелиться. Шукри бей приказал привести одну из женщин, лежащих близко к дороге. Четники подняли её с земли и притащили к нему.

Шукри коротко приказал женщине:

— Раздевайся!

Женщина подняла на него растерянное лицо. В следующее мгновение Шукри бей вытащил саблю и зарубил её. Женщина упала замертво. Держа на весу окровавленную саблю, он тронул коня и подъехал к одной из девушек. Кончик окровавленной сабли коснулся подбородка девушки и заставил её поднять опущенную голову.

— Жить хочешь?

Девушка, изо всех сил сдёрживая рвущие слёзы, закивала головой.

— Тогда раздевайся! Все раздевайтесь! Догола раздевайтесь! Я хочу увидеть свой товар полностью!

Не успели прозвучать эти слова, как девушки под хищные и похотливые взгляды турок, начали сбрасывать с себя одежду. Прошло всего лишь несколько минут, и они уже стояли полностью обнажёнными. Девушки переминали пальцами ног, прикрывали длинными волосами свои груди и все до единой, прикрывали руками свою сущность. Вокруг них слышался отвратительный хохот. Их начали трогать руками, поворачивать в разные стороны. Одну девушку оттащили в сторону сразу несколько человек и, бросив на землю, на глазах у всех начали насиловать. Девушка издавала один душераздирающий крик за другим. Но это только раззадоривало насильников.

— Да что же это такое? — Мириам, пылая гневом, оставила ребёнка в повозке, а сама сошла с неё. Мириам пнула лежавших на земле братьев.

— Вставайте!

Турки заметили Мириам и, несомненно, понимали, о чём она говорит. Они не предпринимали ничего. Только посмеивались. Заметил одиноко стоящую фигуру среди тысяч лежащих и Шукри бей.

— Вставайте! — закричала Мириам и ещё раз пнула братьев ногой. — Вставайте все мужчины! — на этот раз её крик разнёсся далеко вдоль колоны. — Вставайте, братья, отцы, сыновья! Армянская честь поругана! Вставайте и убейте их…или умрите… только не лежите как трусы!

— Замолчи…замолчи! — зашикал на неё Констандян, который лежал так же как и остальные, прикрывая голову руками. — Они всех нас убьют. Замолчи, я твой отец, приказываю тебе.

— Ты не мой отец — ты трус! Жалкий трус, и мои братья тоже трусы! Вы все трусы! Слышите — все!

Мириам сняла платок с головы и бросила на спину отца.

— Оденешь после моей смерти!

Сказав эти слова, она, перешагивая через лежавшие тела, направилась прямиком к Шукри Бею. Волосы Мириам развивались. Лицо олицетворяло гнев, ярость, глубокую ненависть и презрение. Она не опуская ни на миг головы, подошла к Шукри Бею и плюнула в его сторону.

— Плюю на тебя, Шукри бей! Плюю на мать, родившую тебя! И запомни клятву, которую даёт жена от имени своего мужа. Ты будешь сожжён заживо за то, что надругался над армянской честью! А теперь можешь меня убить. Смерть мне не страшна. Бойся ты её. Потому что она будет гнаться за тобой по пятам, пока не достигнет и не сожжёт!

Шукри бей с нескрываемой злобой смотрел на Мириам. Но она даже взгляд не отвела. Он отчётливо видел на её лице презрение.

— Гордая, — сквозь зубы процедил Шукри бей, — хочешь, чтобы я тебя убил? Нет. Ты будешь жить. Жить в тысячу раз хуже бродячих собак. Армянская честь…говоришь? Ты сама её отдашь мне. Добровольно…

— Никогда этого не будет! — раздался гневный ответ Мириам. — Можешь делать всё что хочешь, но ты не получишь от меня мою честь. Я умру, но не отдам её.

— Будешь ещё умолять, чтобы я взял её… — Шукри бей кивнул четникам. По его знаку двое схватили Мириам за руки. Шукри бей сошёл с лошади и подошёл к одному из догоравших костров и вытащил головешку. С ней в руках он подошёл к Мириам.

— Встань на колени и умоляй взять тебя. Ты красивая девушка и я пощажу тебя, если ты это сделаешь. Откажешься, я тебя буду пытать до тех пор, пока не сдохнешь…

В ответ на эти слова Мириам плюнула ему в лицо.

— Хорошо! — Шукри бей прижал головешку к щеке Мириам. Сразу запахло горелым мясом. Он прижимал горячую головешку несколько секунд, а затем убрал её и снова спросил:

— Не передумала?

В ответ Мириам опять плюнула ему в лицо.

— Ах ты, нечестивая тварь! — Шукри бей разъярился и снова прижал головешку к тому же месту.

— Кричи, умоляй,…умоляй, тварь!

Мириам закусила губу так сильно, что из-под уголков показалась кровь. Но она не издала ни звука. Даже стонов не было. Такое поведение вконец разозлило Шукри бея. Он приложил головешку к другой щеке и, вжимая в лицо, вертел ею. Затем к шее. Под конец он взял руку Мириам, сунул в неё головешку и сжал её, ожидая, что теперь-то она наверняка закричит от боли. Ни звука в ответ. Ни слёз. Лицо было изуродовано и, несомненно, она чувствовала страшные боли, но в глазах Мириам светилась только ненависть и презрение.

Шукри бей отстранился и со злобой посмотрел на Мириам.

— Я и не таких ломал … Армянская честь, говоришь? Ну что ж, посмотрим, чего она стоит в твоих глазах. Приведите детей этой женщины…

Услышав эти слова, Мириам вздрогнула и рванулась вперёд. Шукри бей заметил её порыв и злорадно засмеялся. Через несколько минут чётники притащили четырёхлетнего Ваана и трёхлетнюю Наринэ. Малютку Сирануш успела спрятать под себя мать Мириам. Ни Констандян, ни братья Мириам, даже не попытались помешать, когда чётники забирали детей. Один из чётников остался и, взяв за волосы Констандяна, приподнял его голову.