Сабан улыбнулся, думая о том, как будет злиться Скатэл, если узнает, что его собственный храм может быть отправлен в Рэтэррин.

— Мы посмотрим на него, — пообещал ей Сабан, хотя он предпочёл бы остаться с Орэнной — для чего, он не мог сказать. Скоро она будет мёртвой, мёртвой и унесённой к своему торжеству в сияющие небеса.

На следующее утро, когда густой туман накатывался с моря, Орэнна начала свой путь на юг, а Камабан с Сабаном отправились на север, поднимаясь в гору сквозь густую пелену тумана.

— Опять только потеряем время, — ворчал Камабан. — Ещё один простенький круг из камней.

Но он, тем не менее, вёл Сабана наверх по сырой траве и по покрытым осыпанным щебнем склонам, пока, наконец, они не выбрались из облаков на ослепительный солнечный свет. Теперь они были над туманом, расстилающимся вокруг них подобно белому безмолвному морю, в котором вершины гор были островами расколотых скал, таких спутанных и искромсанных, как будто бог в гневе разбил молотком их вершины. Сабан теперь понял, почему все колонны в храмах Сэрмэннина были похожи. Потому что камни, отколовшиеся от вершин, имели естественную прямоугольную форму, и всё, что нужно было человеку, чтобы построить храм, это просто доставить вниз с высокогорья обломки скал.

Храма было не видно, но Камабан предположил, что он стоит где-то внизу в густом тумане, и поэтому он уселся на край камня и стал ждать. Сабан расхаживал взад-вперёд, затем спросил Камабана:

— Зачем нам храм Скатэла, если Скатэл враг?

— Он мне не враг.

Сабан презрительно усмехнулся.

— Тогда кто же он?

— Он человек, похожий на тебя, братец, — сказал Камабан, — человек, который ненавидит что-то менять. Но он верный служитель Слаола, и в своё время он станет нашим другом.

Он повернулся и посмотрел на восток, где вершины гор виднелись подобно гряде островов над белоснежным морем.

— Скатэл хочет триумфа Слаола, и это очень хорошо. А вот чего хочешь ты, братец? И не говори об Орэнне, — добавил он, — так как она всё равно скоро умрёт.

Сабан покраснел

— А кто говорит, что я хочу её?

— Твоё лицо об этом говорит. Ты смотришь на неё, как голодный телёнок на вымя.

— Она прекрасна.

— Дирэввин тоже была прекрасна, и какое значение имеет красота? В тёмной хижине ночью, какая разница? Я не об этом, скажи, чего ты хочешь?

— Жену, — сказал Сабан, — детей. Хороший урожай. Много оленей.

Камабан рассмеялся.

— Ты говоришь как наш отец.

— А что в этом плохого? — вызывающе спросил Сабан.

— Ничего плохого в этом нет, — сказал Камабан устало, — но как это ничтожно! Ты хочешь жену? Так найди себе какую-нибудь. Детей? Они появляются, хочешь ты того или нет. И одни разобьют тебе сердце, а другие умрут. Урожай и олени? Так они и сейчас есть!

— А чего же хочешь ты? — спросил Сабан, уязвлённый презрением брата.

— Я говорил тебе, — спокойно сказал Камабан. — Я хочу всё изменить, а потом ничего не менять, потому что мы достигнем точки равновесия. Солнце не будет удаляться, и не будет зимы, не будет болезней и слёз. А чтобы добиться этого, мы должны построить для Слаола подходящий храм, и это то, чего я хочу.

С этими словами он внезапно замолчал, и широко раскрытыми глазами стал всматриваться вниз в туман. Сабан повернулся, чтобы посмотреть на то, что привлекло внимание его брата.

Сначала он не видел ничего кроме тумана, но затем медленно, как земля проявляется на рассвете, сквозь белизну проявились очертания.

И какие очертания. Это был храм, не похожий ни на один из всех, которые видел Сабан. Вместо одного круга камней было два, один внутри другого, и сначала Сабан мог видеть только тёмные вершины этих камней в тумане. Он попытался сосчитать столбы, но их было очень много. А на дальней стороне двойного круга, смотрящей на место захода Зимнего Солнца, был проход, сделанный из пяти пар каменных колонн, поперёк которых лежали камни-перекладины, создавая ряд из пяти дверных проёмов для заходящего солнца. Сабан изумлённо смотрел, и в течение недолгого волшебного времени весь храм, казалось, парил в туманном воздухе. Затем туман стал рассеиваться из высокогорной долины, оставив камни вросшими в тёмную землю.

Камабан встал, его рот был открыт.

— Скатэл не безумен, — тихо сказал он, затем издал громкий крик и, перепрыгивая через камни, побежал вниз по склону, распугивая черношёрстных овец. Сабан медленно последовал за ним, и, остановившись между сдвоенными кругами камней, обнаружил Камабана присевшего на корточки у северо-восточной стороны храма, где он всматривался в тоннель, созданный камнями с перекладиной.

— Ворота Слаола, — восхищённо произнёс Камабан.

Храм был построен в высокогорной ложбине, которая возвышалась над низиной к югу, и в день Зимнего Солнца, заходящее солнце светило над морем и землёй, пронзая двери из камней.

— Всё вокруг в темноте, — тихо сказал Камабан. — Всё закрывается тенью от камней, но в центре теней будет полоска света! Это храм теней!

Он поспешил к камню противоположному от прохода, и там, встав лицом к воротам солнца, он раскинул в стороны руки и вплотную прижался к камню, как будто луч заходящего солнца пригвоздил его.

— Скатэл великолепен! — закричал он. — Великолепен!

Камни, естественно природной формы, были небольшими. Те, которые находились в проходе солнца, были немногим выше человеческого роста, остальные были пониже, а некоторые из них даже не выше маленького ребёнка. Все камни были вытащены с раздробленных горных вершин, и скольжением доставлены на этот плоский участок высокогорья, где были неглубоко вкопаны в скудную землю. Сабан толкнул один из камней, и он опасно закачался. Камень, к которому прислонился Камабан, на самом деле состоял из двух колонн, обоих очень тонких, но они были соединены между собой с помощью отверстия на боковой стороне одного, и вырезанным выступом на боковине другого камня.

— Две половинки круга, — почтительно сказал Камабан, заметив соединённые камни. — Солнечная половина, — он махнул рукой на юг, показывая на камни, по которым солнце проделывало свой ежедневный путь, — и ночная половина, и они соединяются здесь, и их единение должно быть торжественно скреплено кровью на закате солнца.

— Откуда ты это знаешь? — спросил Сабан. Он подсчитывал камни, и уже насчитал более семидесяти.

— А как иначе? — резко спросил Камабан. — Это же очевидно, — он закружился от возбуждения. — Храм Моря для середины лета, и Храм Теней для зимы! Скатэл чудесный! А этот храм будет нашим! Он будет нашим!

Он сначала пошёл вокруг кольца, с треском проводя своей палкой по камням, пока не дошёл до камней с перекладинами, где склонился, пристально вглядываясь в тоннель из пяти каменных арок.

— Входной путь для Слаола, — с восторгом сказал он, затем выпрямился и протёр рукой ближайший камень. Влага от тумана придавала камням необычный голубовато-зелёный блеск, исчезающий под действием восходящего солнца и морского ветра. Камабан к ужасу Сабана, попытался столкнуть одну из перемычек, но она не пошевелилась.

— Как они закрепили её? — спросил он.

— Откуда я знаю?

— Я и не предполагал, что ты знаешь, — беззаботно сказал Камабан, затем нахмурился. — Я говорил тебе, что Санна умерла?

— Нет.

Сабан был потрясён, не потому что он испытывал какие-то добрые чувства к старой женщине, а скорее потому, что, сколько он себя помнил, она была частью его мира, и не просто какой-то частью, а чем-то постоянно угрожающим.

— Как?

— Откуда я знаю? — огрызнулся Камабан. — Умерла, и всё. Торговец принёс новости, а так как она была врагом Слаола, то это хорошие новости.

Он обернулся, чтобы вновь посмотреть на храм. Теперь, освобождённый от влаги тумана, это был тёмный двойной круг в тёмной долине, зажатой тёмными скалами. Он был просторный и восхитительный, дань безумного жреца своему богу, и у Камабана в глазах стояли слёзы.

— Это наш храм, — благоговейно сказал он, — и он прогонит зиму.